Анна не знала, как правильно сказать ей, что их мама отошла в мир иной. Но сказать было нужно, ради детей. Одни они могли здесь умереть от голода и холода. И как бы они ни отрицали, им нужна была помощь. И Анна считала своим долгом эту помощь им оказать. Но так же она ясно понимала, что девочка доверяет только брату.

— Ты должен сам ей это сказать, — обратилась она к Крису, — она поверит лишь тебе.

На глаза мальчика навернулись слезы, подбородок невольно задрожал. Он не хотел стать тем, кто скажет сестре ужасную правду. В страхе он снова покачал головой и вполголоса проговорил:

— Не надо, пожалуйста…

— Но тебе нужно, — дрожащим от слез голосом воспротивилась Анна, — она ждет свою маму, которая уже никогда с ней не заговорит. Если не сейчас, то скоро она сама это поймет. Но будет куда лучше услышать это от брата.

Крис устало закрыл глаза. Слезы продолжали стекать по его испачканным грязью щекам. Руки, в которых он держал хлеб, опустились.

— Мая, — хрипло позвал он сестру, открыв покрасневшие глаза, — пойдем с этой тетей, она хорошая.

— Что ты говоришь такое! — обернувшись, Мая бросила презрительный взгляд на Анну. — Она хочет нас увести!

— Так нужно, — не поворачиваясь к сестре, объяснил Крис, — так правильно.

— Ты глупый, Крис! — обозвала она брата и снова прижалась к маме. — Вот проснется мама, и я ей скажу, как ты пытался уйти с какой-то чужой женщиной. А мама говорила, что нельзя с чужими людьми куда-то идти. Но ты, кажется, забыл ее слова.

Крис, сжав свободную руку в крепкий кулак, обернулся к сестре и на выдохе признался:

— Но мама больше не проснется. Она не откроет глаза, она не встанет.

— Крис! — вскричала девочка, резко направив на него черные пронзительные глаза, налившиеся кровью. — Не говори чушь!

— Мая, — не сдерживая слез, мальчик подошел к ней и постарался ее обнять, но та слабыми руками оттолкнула его, — мамы больше нет…

Крис вытер рукой слезы и погладил ее по головке.

— Мамы больше нет, — повторил он, пытаясь донести до нее тяжелый смысл этих слов.

Мая неверяще поглядела на брата, потом отвернулась от него и начала трясти мать. Она просила ее проснуться, умоляла открыть глаза и сказать, что Крис ошибся. Но Анна видела в глазах девочки, как стремительно ее надежда вдребезги разбивается о скалу правды. Как пустота и потерянность постепенно овладевают ей.

Когда мать, после множества просьб, так и не сдвинулась с места, не открыла глаза и не проснулась, нижняя губа Маи задрожала, и она разрыдалась. Вытирая тыльной стороной ладони текущие по щекам слезы, она трепетным голосом просила маму вернуться.

Брат, единственный близкий человек, оставшийся в мире Маи, обнял ее и утешительно погладил по голове, как делала это мать в беспокойные для девочки ночи. Он плакал вместе с ней, одновременно крепко обнимая сестру и не давая ей возможности почувствовать себя одинокой. Он шептал ее имя, говорил, что все будет хорошо, хоть сам в это не верил.

Анна отвернулась от них, уставив глаза на темную стену. Тишину нарушали лишь звуки плача и всхлипываний. Ей было тяжело видеть их слезы, ведь она лучше остальных понимала убивавшую боль их утраты. Когда-то давно она так же плакала, стоя у мертвого тела матери. Так же просила ее вернуться и открыть глаза. И спустя годы не зажившие раны вновь открылись, и слезы брызнули из ее глаз.

Анне хотелось бы сказать детям, что пройдет время и им станет легче. Нестерпимая агония не будет терзать их души, как сейчас. Но в действительности все было как раз наоборот. С возрастом отсутствие матери сказывалось в жизни гораздо больше, чем в детстве. Во взрослой жизни нужда в материнской поддержке и совете намного сильнее, ведь мама многое повидала и может указать правильный путь. Но у Анны, как и у этих детей, больше никогда не будет теплых объятий, поцелуев по ночам и искренней поддержки. Как и ее, никто не погладит их по голове и не скажет, что в следующий раз все обязательно будет хорошо, и они справятся. Никто больше не будет их любить так сильно, как могла бы любить их мать.

Анна терпеливо ждала, не торопила детей покинуть это страшное место и пойти вместе с ней. Проявив выдержку, она позволила детям выплакать слезы и попрощаться последним мгновением прежней жизни, которой они жили до того, как мать навсегда закрыла глаза.

Она ждала, и долгое ожидание наконец окупилось. Крис пододвинулся к мертвой матери и поцеловал ее в бледный и холодный лоб. Мая повторила за братом, и он помог ей приподняться на ноги. Вместе, держась за руки, они подошли к Анне и подняли на нее грустные глаза. Сколько несчастья и боли увидела в этих взглядах Анна! Им не требовалось ничего говорить. Она поспешно кивнула и протянула девочке руку. Та выждала пару секунд и неуверенно сжала ее теплую ладонь.

Анна держала девочку с одной стороны, брат с другой. И вместе они покинули дом. Дети не обернулись, потому что знали, стоит оглянуться назад, и уйти станет в разы труднее, чем сейчас.

Анна смотрела на взрослого не по годам Криса, и ее сердце расцветало, наполняя глаза блеском восхищения. Она гордилась храбростью и выдержкой этого мальчика. Он больше не плакал, ни одну слезинку не проронил, в отличие от Маи. Все свои слезы он пролил там, рядом с мамой и прежним домом, и теперь, считая своим долгом быть сильным, не проявлял никаких чувств назло ударам жизни. Анна не знала, но для Криса этот день стал последним днем, в который он позволил себе плакать. С этого момента больше никогда в жизни он не проронит ни слезинки, становясь сильнее и сдержаннее с возрастом и заглушая боль. Лишь младшая сестра заставляла его бороться за жизнь и выживать в тяжелом мире.

Когда они вышли из последнего темного переулка, куда она нырнула с мальчиком в попытке оторваться от погони, Анне стало легче на душе. Дальше уже не Крис ее вел, а она его. Зная иную дорогу, не пресекающуюся с центром, Анна выбрала путь, на котором столкновения с горожанами можно было избежать.

И ей повезло. Было время обеда, многие были заняты либо работой, либо домом. Прохожих на их пути почти не было, но те, кто попадался, удивленно приподнимали брови при виде странной троицы. Анна думала, что причиной тому безобразный вид детей. Но она глубоко заблуждалась. Люди смотрели на нее. Но в чем была причина?

До дома Анна добралась без приключений, но не без тревог. Она и представить не могла, что увидит на лице отца, когда предстанет перед ним в таком виде да еще и с незнакомыми детьми. Гнев или гордость за добрый поступок дочери? Анна все же склонялась к первому варианту.

Отец с присущей его натуре осторожности во всех случаях жизни старался вести спокойный образ жизни и не вмешиваться в дела, которые его не касались. Он предпочитал молча наблюдать со стороны, извлекая из происходящего полезные уроки, но не вмешиваясь в события, которые могли каким-либо образом навредить ему. Но Анна в порыве чувств порой не могла держать свой нрав под контролем. Ей было трудно молчать при виде несправедливости, а уж если кому-то нужна была помощь — оставаться в стороне и вовсе не могла. За это отец ее часто ругал, однако, к его большому разочарованию, все было бесполезно. Анна не менялась и оставалась такой, какой была.

Едва Анна усадила детей на диван в гостиной, как со второго этажа поспешным шагом спустился мистер Раин.

— Анна! — позвал ее отец с незнакомыми ей доныне металлическими нотками в голосе. — Немедленно поднимись в мой кабинет!

Прежде чем вернуться к себе, мистер Раин смерил Анну таким сердитым взглядом, от которого замерзло бы даже солнце. Анна вздрогнула, когда он почти выкрикнул ее имя своим грозным голосом. Было ясно как день — отец в скверном расположении духа. Но что послужило причиной?

Путь от гостиной до его кабинета показался ей бесконечно долгим и тягостным. Время словно замедлилось, пока она судорожно размышляла, чем отец был так недоволен. Незнание делало ее беспомощной в бушующем море жизни. И все же ей казалось, что причин, кроме вчерашнего разговора, закончившегося ее слезами, не было. Отец до сих пор держал на нее обиду: она ведь пошла наперекор его воле и решению.