— И… как оно работает? Сила идёт, Вельяминовы её… чистят… и сами вот… — Сашка явно не знал, как задать вопрос.

И не он один.

Потому что спрашивать о подобном было до крайности неловко.

— Раньше, сколь знаю, было довольно просто. Тот же дед спускался в подвал раз в неделю, а зимой и того реже. Мир спит, силы меньше… в общем, он чувствовал, когда земля зовёт. Шёл и ложился вот. Засыпал… Вельяминовым дано эту силу без вреда для себя менять. Только внутри должны быть покойны, — Маруся приложила ладони к груди. — Чтоб душа целая, без надлома… она и пропускает. Мама рассказывала, что дед возвращался отдохнувшим. Купель сделал тот эльф, который тут жил. Не только он… даже делали — это не правильно. Они обратились к огненным духам, которые в горах обретают. И те вырастили огромный кристалл, чтоб человек смог поместиться. А дальше уже этот кристалл изменили…

И сколько стоит он теперь, даже подумать страшно.

Не только Беру.

Да ладно, кристалл… пары кусков этого белого камня хватит, чтобы заткнуть все финансовые дыры рода. И вместе с тем сама мысль о том казалась кощунством.

— К слову, и Волотовы тогда руки приложили… еще Сумароковы… они помогли силу смерти обуздать и перенаправить. Хасатовы… и пара других родов, из ныне исчезнувших.

— Мы… тоже забыли, — вынужден был признать Бер.

Стало стыдно.

Невыносимо.

А Ведагор… знает ли он о таком?

— Не только вы, но и мы сами, — Таська криво улыбнулась. — И потому понять не можем, почему всё пошло не так… дед… он прожил долго. Для человека… так-то Вельяминовы никогда особо сильными магами не были. В целом дар у нас такой… ну, своеобразный… я вот подковы гну. И силы хватает. Маруся…

— Честно говоря, так и не поняла, чего я могу. Дождь вот позвать… воду привести или отвести, но и то с водой скорее водянички управятся. Еще землю чувствую, когда сеять там, когда сажать… когда неладно. Могу как-то посадки защитить, от заморозков там и в целом подправить. Химию-то нам нельзя использовать. Коровы… молоко… вот! Сыры могу делать.

— А это магия? — удивился Бер.

— Смотря как делать… — Маруся пожала плечами. — Можно процессы чуть ускорить. Можно вкус подправить. Дозревание сократить… прилично так сократить. Еще вот свойства… правда, давно уже не делала, на продажу… есть сыры, которые вернут душевное спокойствие, если, скажем, человек на переживаниях или к волнениям склонный. Есть те, что придадут уверенности… или вот радости…

— Попроси, — толкнула в бок Таська. — И она тебе покажет, как лепить сыр, мешая с солнечным светом.

— Я бы тоже посмотрел…

— Давно уже и не делала, — Маруся смутилась.

— Почему?

— Такие… если продавать, то нужна лицензия, подтверждение магических свойств, определение концентрации, чтоб была она не ниже, чем по ГОСТу положено. Списочный состав ингредиентов… а какой солнечный свет? Или лунные блики? Таких нет. И невозможно это… Ну и так-то… раньше их по особым заказам делали, но никто давно и не просит.

— Это они зря…

— Кстати, рецепт от дури молодецкой тоже имеется! — Таська произнесла это словно бы в стороночку и безо всякого намека. — С добавлением пажитникового семени и сушеных лисичек. Но это так… к слову… а тут…

— Мама Василиса говорила, что сперва всё было… ну, как обычно, что ли. Они с мамой попеременно сюда ходили. Что это ничуть не больно, даже наоборот, просто ложишься и засыпаешь. И спишь хорошо-хорошо… что сны снятся волшебные, такие, которых просто так не увидеть, — Таська произнесла это с печалью.

— И что в этом опасность… вставать не хочется. Что постепенно оно… привыкает к тебе. И ты к нему. И оно показывает то, что хочешь видеть… счастливая жизнь, которая как настоящая. И легко забыть, что она не настоящая, — Таська провела ладонями по хрусталю.

Вот тогда-то Бер тоже решился потрогать.

— Но раньше оно отпускало… когда час, когда два… случалось, что целую ночь и даже сутки, когда тьмы много скопилось или там чего другого… вот. Но потом просто просыпаешься.

— А просыпаться не хочется…

— Да.

Они переглянулись.

И встали по обе стороны гроба.

— Она спит уже пятый день… — произнесла Маруся. — И это началось после очередного приезда Свириденко. Будто тьмы стало больше и много больше. Причём резко так, что невозможно… И я боюсь, что с ней случится то же, что с мамой Любимой… что… а может, Свириденко и не при чём. Может, просто хочется найти кого виноватого, а… просто вот внутри сломалось.

— Когда в душе излом, то в нём тьма застревает, — Таська положила на хрусталь ладони. — И ширит. Раскачивает… малые изломы зарастают сами собой, а вот больше…

Они обе замолчали.

Женщина в гробу лежала… лежала.

Что ещё сказать?

На Таську похожа? Или наоборот, Таська на матушку? Нет, какое-то сходство есть, но вот чем дальше Бер всматривался, тем яснее понимал, что не всё-то так… просто?

Обычно?

Слов не найти.

Женщина была худа, но даже не в худобе дело. Она словно бы становилась прозрачной? Плотность теряла? Менялась?

— Вот и вышло… — говорить об этом было тяжело, но Таська продолжила. — Когда… стало понятно, что мама Любима беременна, то… ходить начала моя.

— Наша.

— Василиса.

— Да… и при том сама она скрывала, что тоже…

— Это вредно?

— Никто не знает. Но видишь… какая я родилась?

— Красивая, — сказал Бер. — Очень.

— Ну да… только вот толку-то… кому нужна жена, которая ударом кулака стену сломать способна?

— А ты можешь?

— Могу.

— Покажешь?

— Потом… но вот… потом уже скрывать стало невозможно… и мама Вася призналась. Она… она потом говорила, что было страшно. Очень. Что… Любима и без того была в ужасе… узнать, что твой муж — вовсе не тот человек, за которого себя выдавал… что он обманщик и мошенник. Что оставил множество долгов. Что почти разорил всё… а тут ещё и это… — Таська обняла себя. — Что предал не только он.

Бер подумал и тоже обнял.

Потому что это было правильно. А ещё понял, что политика политикой, закон законами, но к этому дому он Свириденко не пустит.

Просто не пустит и всё. И плевать на все законы.

— Я родилась раньше срока… — рассказ продолжила Маруся. — И в больницу мама не поехала. Алёнкина матушка помогала… и помогла. Она же выпаивала… только… там не излом случился — разлом души. И ей нельзя было ходить вниз. Но и наверху оставаться тоже нельзя… а ещё, когда тьма копится, она… давить начинает. Всем тяжело… выплеснуться может. И мама решилась… стала уходить. Не на час или там ночь… на два дня. На три… потом на неделю… честно говоря, я её плохо помню. Можно сказать, что совсем не помню… точнее, помню, как нас с Таськой сюда приводили. Показывали… мы играли.

Бер осмотрелся.

Да уж… место для игр было мало подходящим.

— Мама Вася разговаривала… просила очнуться… просила вернуться. И прощения тоже. И иногда мама Любима просыпалась. С каждым разом всё реже, но я помню, что она брала меня на руки и мы уходили. Как-то даже вот чай на кухне пили.

— Они помирились, — добавила Таська. — Только… это случилось уже поздно. А может, мир — одно, а простить оказалось сложно… или просто принять вот это всё. Она сама хотела сюда вернуться… и тьма звала.

— И как всё… завершилось? извините, что лезу, — Сашка выглядел несколько смущенным, что не вязалось с битой физией. — То есть, она… умерла? Мертва к настоящему моменту?

— Не совсем, — девушки переглянулись. И Маруся указала куда-то на стену. — Там… дальше дверь. Сейчас… открою.

Глава 30 Снова повествующая об артефактах старинных и том, кто виноват и что делать

Сегодня мой новый психолог с уверенностью заявил, что уберет весь звиздец из моей жизни. Но как⁈ Это же ж несущая конструкция…

Из дневника одной леди.