Я всю жизнь считал, что Обыкновенные больны и обрекают нас всех на гибель. Но эта ложь вполне соответствует характеру отца, его жажде власти и контроля. Не говоря уже о том, сколько Обыкновенных жили среди нас десятилетиями, не оказывая заметного влияния на наши способности.
Это кажется такой очевидной ложью, когда ты не жил ею всю жизнь.
Она прижимается ко мне, подтягивая ноги к груди. Вспышка красного цвета привлекает мое внимание, и я протягиваю руку, чтобы схватить ее за ногу. Она уже собирается запротестовать, но я приподнимаю ее икру и вижу порванные брюки и порез от стрелы под ними.
— Почему ты не сказала мне об этом? — говорю я спокойно.
Ее голос такой же жесткий, как и ее тело. — Потому что это всего лишь царапина.
— Она кровоточит.
— Нет. — Она вздыхает. — Она кровоточила. И я прекрасно справлялась с тем, чтобы не обращать на это внимания, пока ты не заговорил об этом.
Она отодвигается, и я вижу, как бледнеет ее лицо в тусклом свете, когда она смотрит на засохшую кровь. Я хватаю изуродованную юбку и отрываю от нее еще одну полоску ткани. Затем осторожно закидываю ее ногу на свою, прежде чем закатать то, что осталось от ее брюк.
Я чувствую, как ее глаза блуждают по моему лицу, пока я обматываю полоску юбки вокруг раны, туго заматывая ее, а затем завязываю. — Вот, — просто говорю я. — Теперь тебе не нужно на это смотреть.
Ей удается слабо улыбнуться. — Спасибо.
Мои губы подергиваются. — Ты благодаришь меня уже пятый раз. Похоже, говорить это становится все менее болезненно.
— Что, — насмехается она, — ты теперь ведешь счет?
— Я бы не стал, если бы это не было такой редкостью.
Она качает головой, пряча улыбку, когда смотрит на меня. Короткие волосы ей идут. Хотя я уверен, что мало что ей не идет. Но мне нравится, когда она такая — волосы в беспорядке, а губы улыбаются мне.
Ее нога все еще перекинута через мою, что заставляет ее сидеть боком. Я долго изучаю ее, прежде чем сказать: — Это была Адена, не так ли?
Все в ней словно сжимается при упоминании подруги. — А что с Аденой?
— Кровь, — мягко отвечаю я. — У тебя никогда не было проблем с ней раньше…
— До того, как она умерла, — прямо говорит она. — Что-то в том, чтобы быть покрытым кровью тех, кого ты любишь — больше одного раза — делает тебя неспособным выносить ее вид, ощущение, запах. Наверное… наверное, кровь Адены стала для меня последней каплей.
Я киваю, понимая по-своему. Мои глаза блуждают по ней, вбирая в себя силу, которую она не замечает. Ее собственный пронзительный взгляд скользит по моему лицу, хотя я сомневаюсь, что она видит силу. Возможно, грех. В лучшем случае — преданность.
— Нам пора идти, да? — Ее голос звучит обманчиво бодро. — Мы не должны заставлять короля ждать дольше, чем нужно.
Я знаю этот тон. Она использует его каждый раз, когда заходит разговор о том, чтобы доставить ее обратно в Илью.
А это мой долг. Доставить ее обратно в Илью — мой долг.
Она снимает себя с моих коленей, чтобы запихнуть все в свой рюкзак. Цепь лязгает, когда она встает на ноги, и этот звук служит постоянным напоминанием о том, что именно я делаю с ней.
Я следую за ней, осторожно перекидывая лук через свое неповрежденное плечо. Оглянувшись, я вижу, что ее взгляд прикован к земле, а глаза расширены от эмоций. Проследив за ее взглядом, я нахожу кинжал, лежащий рядом с ее длинной серебряной косой.
Такое ощущение, что она оставила на полу этой пещеры часть себя, еще один призрак, который будет бродить по Святилищу Душ. Я наклоняюсь, чтобы поднять ее кинжал, и чувствую, как серебряные вихри прижимаются к моей ладони. Как странно держать в руке оружие с такой богатой историей.
— Я ведь никогда его не верну, правда? — мрачно спрашивает она.
Я начинаю двигаться к зияющему устью пещеры. — Когда-нибудь, — обещаю я.
— Похорони его вместе со мной, ладно?
Ее слова заставляют меня напрячься, и мне требуются немалые силы, чтобы не обращать на них внимания. Когда мы выходим на улицу, светит послеполуденное солнце. Дорога достаточно каменистая, чтобы задевать мое плечо и растягивать и без того пульсирующую рану, заставляя меня опасаться каждого шага. Мы долго идем в комфортном молчании, пока она не прерывает его непринужденным: — Тебе больно.
— Правда, Маленький Экстрасенс?
Она выглядит невозмутимой, пока не говорит: — Скажем так, я стала довольно хорошо читать язык твоего тела.
Я хихикаю над своими собственными словами, брошенными мне в ответ. — Так вот как ты проделала свой маленький фокус с экстрасенсорикой, не так ли? Ты читаешь людей.
Она кивает. — В этом суть. Если честно, это звучит намного проще, чем есть на самом деле. Требуются годы, чтобы перестроить свой мозг так, чтобы собирать детали воедино за считанные секунды.
— Я верю в это, — вздыхаю я. — Ты была — и, полагаю, остаешься — очень убедительной.
Я чувствую ее взгляд на своем лице. — Значит, ты никогда… не сомневался в моих способностях?
Я легкомысленно смеюсь. — Конечно, сомневался. Это вроде как моя работа. — Качая головой, я смотрю на голубое небо. — Но ты отвлекала. Как будто в тот момент, когда я задумывался о твоих способностях, ты делала что-то, чтобы направить мои мысли в другое русло. И я все еще открываю для себя новые способности, особенно когда дело касается Приземленных. Так что существование Экстрасенса не показалось мне таким уж невероятным.
Она самодовольно улыбается. — Я очень хороша в своем деле.
— Не наглей, дорогая.
Она поворачивается и смотрит на меня, выражение ее лица абсолютно безучастно. — У тебя мозоль на внутренней стороне левой ноги. — Ее взгляд падает на растущую щетину на моей челюсти. — Ты не носишь бороду, потому что тебе не нравится, как это ощущается. И… ты носил кольцо в замке, но снял его перед тем, как отправился искать меня.
Я качаю головой, изо всех сил стараясь скрыть свое изумление. — Ты раскусила меня, Грей. Все звучит примерно так. — Я сгибаю руку, как делал это с тех пор, как покинул замок. — На мне было кольцо Энфорсера. Большое, безвкусное, к которому я не привык. Ощущение его между пальцами раздражало меня. Поэтому я решил, что миссия — это хороший повод снять его.
Я оглядываюсь и вижу, что она смотрит на кольцо, которое крутит на большом пальце… Она усмехается при виде него. — Всю жизнь я думала, что это кольцо символизирует брак моих родителей, а не незнакомцев.
— Они были твоими родителями, — строго говорю я. — Кровь не равна любви. Джекс мне такой же брат, как и Китт, несмотря на то, что у нас разные родители.
Она кивает, понимая, но не до конца веря. — В этом есть смысл. Во всем. — Она слабо смеется. — Я дочь Обыкновенных, которые не хотели иметь со мной дела. Вот почему я не Смешанная. Наверное… наверное, я просто никогда не задумывалась об этом до сих пор.
— С чего бы это? — просто отвечаю я. — Когда отец любит тебя, ты не чувствуешь необходимости искать другого.
Она кивает и замолкает. Солнце нависает над нами, припекая мне затылок. Я ничего не говорю ни о своем ноющем плече, ни о жгучей мозоли, которая, как она уже знает, трется о мой ботинок.
Оставшийся отрезок пути мы идем в непринужденном молчании. Остатки черствого хлеба быстро съедаются и запиваются теплой водой.
В этот момент земля начинает выравниваться, и вокруг появляются пучки травы. Прикрывая глаза от заходящего солнца, я щурюсь, чтобы разглядеть зеленый поток, к которому мы направляемся.
— Мы почти добрались до поля, — говорю я, нарушая тишину. Я уже вижу башни замка, вырисовывающиеся на горизонте.
— Отлично. Последняя остановка перед Ильей.
Опять этот тон.
Я прочищаю горло. — Ты когда-нибудь была на поле?
— Учитывая, что оно находится рядом с замком, а до Испытаний я и близко к нему не подходила — нет, я никогда не видела поля.
— Хорошо. — Я улыбаюсь ей. — Я буду первым, кто увидит твою реакцию.