Жаль только, что я не могу увидеть ее лицо, в последний раз пересчитать веснушки на ее носу. Хотелось бы мне утонуть в этих голубых глазах цвета океана до того, как у воды появится шанс.

— Ты… — начинает она. Я чувствую, как ее руки покидают мою шею. — Ты чувствуешь это?

Я стараюсь, чтобы мой голос был ровным, несмотря на то, что с трудом удерживаю голову над поверхностью. — Что чувствую?

— Воздух… — Ее руки пробегают по осыпающемуся камню над нами. — Отсюда идет воздух.

Ее пальцы работают неистово. Я слышу звук скребущих ногтей и бормотание проклятий, а затем моргаю от тонкого луча света, проникающего сквозь потолок. — Кай. — У нее перехватывает дыхание. — Это решетка. Она закрыта, но она там.

Она швыряет обломок камня в воду и, полусмеясь, начинает крушить потолок. Я уворачиваюсь от кусков падающего камня, пока она разрывает потолок на части. Удержать ее на плаву, когда она постоянно шевелится в моих руках, не говоря уже о том, что моя голова задевает потолок, — задача не из легких. — Быстрее, Пэй, — ворчу я.

Ее позвоночник напрягается в ответ на это прозвище, но она быстро отвлекается на более насущную проблему. — Знаю, знаю, — пыхтит она, дергая зазубренные камни. Она обнажила несколько дюймов наспех накрытой металлической решетки, позволяя солнечному свету проникать сквозь щели.

Я вынужден запрокинуть голову, чтобы дышать. — Пэйдин, — выдыхаю я.

— Еще чуть-чуть, — судорожно говорит она. Всего несколько дюймов отделяют нас от потолка. Ее голова наклонена, а щека, скорее всего, прижата к камню, по которому она бьет. Решетка теперь почти не закрыта, и она упирается в нее, а я пытаюсь ее удержать.

Я не могу. Не могу больше держать ее. Не могу держаться на плаву. Не могу дышать.

— Пэй, — выдавливаю я. — Сделай вдох…

Я глотаю воздух, прежде чем вода поглощает нас.

Пэйдин отцепляется от меня и обеими руками упирается в решетку. Я обхватываю ее за талию, чтобы она не утонула, и изо всех сил давлю на решетку.

Солнечный свет дразнит нас, освещая мутную воду. Напоминание о том, что единственное, что отделяет нас от воздуха, — эта проклятая решетка. Я бьюсь о нее плечом, чувствуя, как она сдвигается с места. Пэйдин толкается, упираясь в нашу последнюю надежду.

У меня заканчивается воздух, и я знаю, что у нее тоже. С каждой секундой ее движения становятся все более вялыми.

Я не позволю ей умереть вот так. Не могу.

Одним последним толчком плеча я чувствую, как решетка поднимается. Я вынужден отпустить ее, используя обе руки, чтобы сдвинуть решетку в сторону. Она поддается на пару дюймов, позволяя мне ухватиться за край и полностью сдвинуть ее.

Затем я поворачиваюсь и вижу, что Пэйдин медленно опускается на дно туннеля. Ее глаза закрыты, а губы приобрели жуткий синий цвет. Я плыву вниз, хватаю ее за талию и отталкиваюсь от пола, чтобы направить нас к свету.

Затем я подталкиваю ее вверх, пока ее голова не просовывается сквозь решетку.

До меня смутно доносятся ее приглушенные вздохи и сдавленный кашель. Сквозь затуманенное зрение я вижу, как она подтягивается и перелезает через решетку.

У нее получилось. Она дышит. Она жива.

Не знаю, смогу ли я сказать то же самое о себе.

Мои веки тяжелеют, закрываясь без моего разрешения. На самом деле, все мое тело отяжелело, и я начинаю тонуть.

Вот и все.

Вот так могущественный Энфорсер встретит свой конец.

Могло быть и хуже, полагаю.

Я больше не борюсь с водой. Я слишком устал. Слишком готов к отдыху.

Теперь она будет свободна от меня. Возможно, она уже на полпути к тени, в которой сможет раствориться. Эта картина почти заставляет меня улыбнуться.

Я погружаюсь в небытие, и мысль о ней — моя последняя молитва.

Глава 27

Пэйдин

Вода вытекает у меня изо рта.

Меня рвет на осыпающийся переулок, по которому я ползла. Тяжело дыша, я переворачиваюсь на спину и моргаю в лучах заходящего солнца.

Я жива.

Я жива.

Я кашляю, отплевываюсь и пропитана Чума знает чем, но я жива.

Я смеюсь, глядя в небо, и все мое тело содрогается от этого.

Я практически слышу, как Смерть проклинает мое имя. В ушах звенит, и я дрожу с головы до ног. Просто вытащить себя из туннеля было…

Сердце замирает в груди.

Он спас меня. Он практически протащил меня через решетку. Он…

Я поцеловала его. Снова.

А теперь он умирает на дне канализации.

Я подбираюсь к краю решетки, судорожно вглядываясь в мутную воду. Я могу различить лишь слабые очертания его тела, погружающегося на дно туннеля.

Мысли несутся вскачь, сердце следует за ними.

Я могу бросить его. Могу бросить его и покончить с этим. Ведь никто, кроме него, не сможет поймать меня, никто, кроме него, не сможет найти меня снова, как только я исчезну.

Это мой побег. Моя свобода.

Но это неправильно.

Я дергаю себя за волосы, мое разочарование принимает физическую форму. Если я спасу его, то, возможно, прокляну себя. И все же именно так он и поступил. Спасение меня ведет его к гибели.

Я качаю головой, глядя на свое отражение в мутной воде.

А потом ныряю в нее.

Это совсем не грациозно. Мое лицо встречается с поверхностью, как только я вспоминаю, что не плавала ни дня в своей жизни. Меня охватывает паника, но я отталкиваю ее и заставляю свои ноги нести меня вперед. Махая руками и ногами, мне удается заплыть глубже.

Я осматриваю воду и нахожу его в нескольких футах от себя. Сильно брыкаюсь, заставляя себя плыть вперед, чтобы добраться до него. Я обхватываю его за грудь, мои легкие кричат, требуя воздуха. Когда мои ступни касаются пола туннеля, я отталкиваюсь от него дрожащими ногами.

Мы рассекаем воду, направляясь к открытой решетке наверху. Я бью ногами изо всех сил, не сводя глаз с неба над головой. Моя рука вслепую тянется к краю решетки, пытаясь найти что-нибудь, за что можно ухватиться. Легкие горят в безмолвном протесте, и я испытываю искушение бросить Энфорсера и вскарабкаться на свободу.

Но мои скользкие пальцы обхватывают выступ, прежде чем я поднимаю нас вверх. Моя голова пробивает поверхность, и я не теряю ни секунды, прежде чем глотнуть воздуха. Сжимая одной рукой его руку, другой я вытаскиваю себя на улицу. Затем я ложусь на живот, просовываю обе руки ему под плечи и тяну его вверх.

Его голова покачивается над поверхностью, глаза закрыты, а волосы взъерошены, как бегущие чернила. Я хрюкаю, пытаясь вытащить его верхнюю часть тела на улицу. Только теперь я вижу, что именно он принес с собой в канализацию. На шее у него болтается цепь, которая практически душит его. Я снимаю ее, не задумываясь, отбрасываю в сторону, чтобы продолжить поднимать его дюйм за дюймом.

Я запыхалалась еще до того, как половина его тела оказалась на булыжниках, а другая половина все еще находится в канализации. Перевернуть его на спину — дело нелегкое, но мне каким-то образом это удается. Его голова откидывается в сторону, глаза закрыты. Я жду, что что-нибудь произойдет, хоть что-нибудь.

Но он не дышит.

Он ничего не делает, только умирает.

Разве не этого я хотела?

— Нет, — бормочу я. — Нет. Я нырнула туда не для того, чтобы ты умер. — Я похлопываю его по лицу. Похлопываю сильнее. Затем я даю ему пощечину, как всегда обещала. Ничего. — Нет. Нет.

Мои руки находят центр его груди и начинают надавливать, пытаясь вывести из него воду, которой он наглотался. — Давай, Азер, — шепчу я. Мое зрение затуманилось, но я не обращаю внимания на слезы, наворачивающиеся на глаза. — Не драматизируй, — приказываю я. — Открой свои чертовы глаза.

Я сильно нажимаю на его грудь, умоляя его. Как жалко. Не знаю, почему меня это волнует. Это именно то, чего я должна хотеть. Сделать все, что в моих силах, и все равно быть свободной от него. Это идеальная ситуация. Я могу уйти от этого момента без чувства вины, которое будет тянуть меня к нему всю оставшуюся жизнь.