Он добрался до конца моего шрама, целуя впадинку на ключице. Еще немного, и его губы найдут еще один шрам, выгравированный на моем сердце и клеймящий меня до самой смерти. Эта мысль заставляет меня оттолкнуть его от себя и высвободиться из его хватки.

Он делает шаг назад, тяжело дыша. Серые глаза впиваются в мои, в них плещутся эмоции, которые я не пытаюсь расшифровать. Через мгновение он моргает и кивает мне в знак одобрения. Я чувствую, как горят мои щеки, и натягиваю шляпу пониже, чтобы укрыться от его пронзительного взгляда.

Он наблюдает, как я стряхиваю пыль с юбки, а затем обтягиваю ее вокруг талии, давая время лицу остыть. Затем он прочищает горло и несколько раз обматывает цепочку вокруг моей лодыжки, ликвидируя расстояние между нами.

— Готова? — спрашивает он непринужденно, как будто мне привиделись последние пять минут.

Отлично. Если он ничего не думает об этом, то и я тоже.

Поэтому я поправляю шляпу, отрывисто киваю и продеваю свою руку через его.

Глава 31

Китт

Маленькая коробочка на моем столе погребена под кипами испачканного пергамента.

Я прячу ее туда всякий раз, когда мне хочется подольше поразмыслить над своим решением. Решением, которое, как заверил меня Калум, было правильным. Хотя напоминание о трех «Б» моего отца о том, как стать великим королем, помогло мне еще больше убедиться в этом.

Мои пальцы барабанят по деревянному столу, звук получается глухим и резким.

Раздается быстрый стук, костяшки пальцев ударяются о дверь, как кончики пальцев о стол.

— Войдите.

Петли скрипят, прежде чем в комнату заглядывает Имперец в маске. — Ваше Величество. Прошу прощения, что прерываю вас, но вы сказали мне…

— Значит, его не видели?

Я слышу, как Имперец сглатывает. — Нет, Ваше Величество. И никого из его людей тоже.

— А ее?

— Ничего, Ваше Величество.

Он должен был уже вернуться. Прошло больше двух недель, и он должен был уже вернуться. Он должен был привести ее ко мне. А может, он привел ее куда-то еще. Может, он и не собирался ее возвращать. Может, он сбежал с ней. Может, они убегают от меня — вместе. Потому что он уже должен был вернуться. Потому что…

— Мой Энфорсер должен был уже вернуться.

— Да. — Мужчина горячо кивает. — Должен был, ваше величество.

— Продолжайте прочесывать окраины города.

— Да, ваше величество. — Он смотрит в сторону двери, практически умоляя о том, чтобы его отпустили.

— Иди.

С отрывистым кивком он выходит за дверь и тихонько закрывает ее за собой.

Я провожу испачканной чернилами рукой по лицу.

Он всегда выполнял свои задания. Точнее, он всегда выполнял свои задания для отца. Но я не он, не так ли? Он напоминал мне об этом каждый день. А потом проводил остаток дня, тренируя моего будущего Энфорсера. Того, кто уже должен был вернуться. Того, кто убегает с ней. Или от меня. Или от своей жизни.

Я разрываю пергамент, заваливший мой стол, и роюсь в нем, пока мои пальцы не находят маленькую коробочку, которую я закопал под ним.

Я смотрю на нее, как делаю это каждый день.

В королевстве думают, что я спятил.

А я думаю, что я куда-то ушел. Возможно, в более темное место.

Я слышу, как слуги перешептываются, проходя мимо моей двери, вижу, как Имперцы провожают меня взглядом, когда я прогуливаюсь по коридорам.

Они думают, что я сошел с ума от горя по человеку, который испытывал ко мне лишь разочарование и чувство долга.

Как нелепо.

Как нелепо оплакивать человека, который любил власть больше, чем своих сыновей. Как нелепо скорбеть о человеке, который не удостаивал меня похвалой. Как нелепо горевать о человеке, который никогда не мог быть доволен.

Как несправедливо оплакивать такого человека.

Поэтому я больше не буду. Я покончил с этим. Воистину.

Я скучаю по тому, кем был до того, как нашел его с кинжалом в шее. Я скучаю по брату, которым был для Кая и Джекса, скучаю по потным дням на тренировочном ринге. Скучаю по тому, как убегал с балов, чтобы пить до рассвета. Я вообще скучаю по бегству от ответственности.

У нас с Каем все было хорошо. Особенно после Авы. Мы становились невообразимо ближе с каждой ночью, которую он проводил, борясь со слезами в моей спальне. Я помню, как впервые после всего этого стащил алкоголь из погреба, помню, как выплюнул первый глоток.

Как странно, что некоторые из самых приятных воспоминаний сейчас связаны с чем-то совершенно иным, чем в тот момент.

Хотя я сомневаюсь, что в ближайшее время мне понравится та жизнь, которой я сейчас живу. Возможно, я даже не проживу достаточно долго, чтобы, оглядываясь назад, скучать по тем дням, которые я ненавидел.

Мои пальцы перебирают верхнюю часть коробочки, с каждым движением ощущая ее значимость. Я не хочу ненавидеть каждый день. Может быть, мне не придется ненавидеть каждый день. Может быть, это к лучшему…..

Я передергиваю плечами, на которые теперь давит вся тяжесть этого королевства.

И тут мне удается найти относительно чистый лист пергамента.

Это письмо для него.

Для человека, которого мне надоело оплакивать.

Это письмо адресовано горю, с которым он оставил меня бороться.

Горю, которое он не заслуживает того, чтобы заставлять меня чувствовать.

Следующее письмо — ей.

Обычно так и бывает.

Из нее получается неплохая муза.

А может, о ней просто легко думать, легко воплощать в слова.

Я изливаю свои мысли на страницу.

Она уже должна была вернуться.

Еще одно пятно чернил.

Она уже должна была вернуться.

Бумага рвется под моей рукой.

Она уже должна была вернуться.

Я добавляю пергамент в стопку.

Глава 32

Кай

— Ломтик.

Я хмурюсь, ожидая продолжения.

— Пожалуйста, — выдавливает она сквозь зубы. Я вознаграждаю ее вежливость улыбкой и подношу к ее губам кусочек яблока. Она выхватывает его зубами из моей ладони, чуть не укусив меня при этом. Что она и пыталась сделать. Несколько раз.

Она пристально смотрит на меня со своего места на крыше. Свет раннего утра играет на ее лице и прядях серебристых волос, выбивающихся из-под платка. — Это действительно необходимо?

Конечно же, она говорит о веревке, которой я связал ей запястья. — О, ты прекрасно знаешь, почему это необходимо.

После долгого дня прогулок по тихим окраинам города нам удалось забраться на крышу полуразрушенного здания, где у нее хватило наглости напасть на меня с ножом, пока я спал. Я проснулся от того, что она ковырялась в замке на лодыжке, а потом приставила лезвие к моему горлу. Я немного обеспокоен тем, что ей удалось завладеть оружием без моего ведома. Но утомительная потасовка закончилась тем, что обе ее руки были связаны за спиной найденной мной полоской старого брезента. Только после этого я смог немного отдохнуть.

— Разве я не должна пытаться сбежать от своего похитителя? — спрашивает она в раздражении. — Я не из тех, кто уходит тихо.

— Очевидно, нет, — вздыхаю я, предлагая ей еще один кусочек яблока. Она принимает его с неохотой, ненавидя, что я ее кормлю.

— Как долго это будет продолжаться? — Она шевелит пальцами из-за спины.

— Пока не утихнет желание убить меня.

Она смеется. — Так что, похоже, я навсегда останусь связанной.

— Как жаль, что это так, — рассеянно говорю я, используя нож, который она нашла, чтобы нарезать яблоко для себя.

Я замечаю, как она быстро закатывает глаза. — Ломтик.

Это становится довольно неприятным для нас обоих. Я отрезаю для нее еще один кусочек и подношу его к ее губам. — Мы уже на половине пути через Дор. Если мы сегодня хорошо продвинемся и не столкнемся с какими-нибудь проблемами, то сможем…

— Ломтик.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, прежде чем скормить ей еще один кусочек. — Как я уже говорил, — выдыхаю я, звуча спокойнее, чем чувствую себя, — мы сможем добраться до Святилища Душ за пару дней.