— Да, но, очевидно, моя помощь тебе не нужна. — Его глаза переходят на руку. — И если ты слезешь с моего сломанного запястья, я с радостью оставлю тебя в покое.
— О. — Я озорно улыбаюсь. — Да, извини за это. — Я сползаю с него, вернув кинжал в ножны, и наблюдаю, как стражник встает на ноги, обхватив свою руку. Я борюсь с желанием растянуться на песке, так как адреналин начинает медленно покидать мое тело. — Спасибо, что пришел сюда за мной. Правда. Прости, что так отплатила тебе за доброту.
Он ворчит в ответ, отступая к городу, который мы сейчас пересекаем. — Мне нужно вернуться на свой пост.
— Хорошо. — Чувствуя себя невероятно неловко, я начинаю идти рядом с ним на безопасном расстоянии. — Эм, извини, а в какой город мы сейчас направляемся?
Он бросает на меня недоуменный взгляд. — Дор. — Еще один вопросительный взгляд. — Что ты вообще делала в пустыне?
Я сглатываю. Имперцы, может, и не проблема в Доре, но там все равно найдутся стражники с насущными вопросами, которых я должна избегать. И я не имею ни малейшего представления о том, знают ли о моей репутации окрестные города Ильи. Когда я открываю рот, чтобы изречь относительно убедительную ложь, его взгляд окидывает мое изможденное тело таким взглядом, что я ощетиниваюсь. Он осматривает мое лицо, кажется, внимательно изучает, ищет.
— Эй, ты выглядишь… знакомо. — Он приостанавливается, размышляя над тем, что видит. Я отворачиваюсь, осознавая подозрительность в этом едва заметном движении. Шепот пальцев по моим волосам заставляет мой взгляд вернуться к нему. — Серебро, — тихо произносит он, как будто эта мысль сама выскользнула у него изо рта. — Интересно.
— Правда? — спрашиваю я, пытаясь понять, что именно он знает.
— Ну, такой цвет не был бы чем-то необычным в Илье. — Его скептический взгляд меняется на что-то более уверенное. — Но здесь… — Рука, медленно перебирающая рукоять его кинжала, не остается незамеченной. — А ты случайно не та самая убийца короля, а? Ну, знаешь, «Серебряный Спаситель», ставший убийцей? — Теперь кинжал зажат в его руке и направлен на меня. — Ты стоишь очень дорого, знаешь ли. Илья назначил большую цену за твою голову. — Я отступаю на шаг, мой взгляд прикован к лезвию, которое медленно приближается к моей груди. Его следующая фраза сопровождается ухмылкой. — Живую или мертвую.
Лунный свет сверкает на стали, которую он опускает на мою грудь.
Я изворачиваюсь, спасая свое сердце от лезвия, но не плечо, по которому оно проходит. Я сдерживаю крик от обжигающей боли и чувствую, как из раны начинает хлестать горячая кровь. Стражник не теряет ни секунды и направляет свой нож мне в живот. Я снова уклоняюсь, чувствуя себя вялой, поскольку вынуждена защищаться. Каждая капля усталости и накопившейся боли возвращается, напоминая мне, что я снова ускользнула между пальцев Смерти. Возможно, он пришел, чтобы наконец закончить работу и отомстить.
— Слушай, — цедит он сквозь зубы, — просто подойди тихо, и мне не придется причинять тебе боль.
Я уворачиваюсь от очередного удара его клинка. — Я бы тебе поверила, но ты, похоже, очень хочешь отплатить мне за сломанное запястье.
Стражник почти рычит на меня, наваливаясь всем своим весом, чтобы нанести удар по ребрам. Два быстрых вдоха, которые он всегда делает, предупреждают меня о его ударе еще до того, как я увижу сверкнувшую сталь. Я изворачиваюсь, хватаю его за запястье и, шагнув за спину, грубо сгибаю руку у противоположной лопатки.
Кинжал выскальзывает из его потных пальцев и вонзается в песок под нами. Он не кричит, пока я не хватаю его сломанное запястье свободной рукой и не сжимаю — раздробленная кость вонзается мне в ладонь. Охранник опускается на колени, его трясет, а я медленно опускаюсь позади него, его руки все еще зажаты между моими.
Мои губы почти касаются его уха, когда я бормочу: — Кто еще знает обо мне?
Он бьется, сопротивляясь моему захвату, но получает еще один вывих сломанного запястья. Он вскрикивает, прежде чем выплюнуть следующие слова. — Ты сумасшедшая сука, ты знаешь это?
— Да, — вздыхаю я, — я это знаю, и ты это знаешь. Я спрашиваю, знает ли это кто-нибудь еще.
Он издает болезненный смешок. — Все знают, что ты сумасшедшая сука. У тебя неплохая репутация.
Я напрягаюсь от его слов. — А что насчет Тандо? Илья назначила цену за мою голову в обоих городах?
— Насколько я знаю, — вздыхает он, в его мягких словах прячется ухмылка, — даже в Израме на каждом углу висит плакат с твоим лицом.
Я хмуро смотрю на его затылок. Посадка на корабль, направляющийся в Израм, звучит гораздо привлекательнее, чем поход через Скорчи. И я бы так и поступила, если бы не тот факт, что уже много лет никто не путешествовал по коварным водам Мелководья. Отчасти это объясняется огромной изоляцией Ильи от других королевств, хотя десятки кораблекрушений еще больше отбили охоту к опасному путешествию.
Но сейчас все это не имеет значения, потому что, похоже, моя репутация дошла до Израма раньше, чем я сама.
— Что ж, — вздыхаю я, — давай послушаем. Сколько я стою?
Жадность в его голосе проскальзывает между скрежещущими зубами. — Двадцать тысяч серебряников.
Я едва не давлюсь смехом, прошептав слова скорее для себя, чем для стражника, оказавшегося в моей власти. — Китт так сильно хочет меня, да?
— Хочет. — Голос охранника внезапно становится холодным и черствым. — Живой или мертвый.
И тут его затылок сталкивается с моим носом.
Я вскрикиваю, уже чувствуя, как кровь начинает хлестать непрерывным потоком, заливая мне рот.
На моем горле внезапно оказываются грубые руки.
Стражник опрокидывает меня на спину, его вес давит на меня почти так же сильно, как и его руки, сдавливающие мое горло. Перед глазами начинают плыть пятна, и я странно благодарна за то, что едва вижу, что делаю дальше.
Лезвие легко входит в его сердце.
Он моргает, глядя на меня, и выражение недоверия на чистом холсте его лица, теперь полностью лишенного цвета.
Руки, сжимающие мою шею, ослабевают и опускаются, а за ними и его тело. Он валится на землю, зажимая смертельную рану, нанесенную его же оружием. Последние слова он произносит с рычанием. — Сумасшедшая… сука.
Меня трясет.
Кинжал выскальзывает из моей руки, несмотря на то, что его держат между липкими пальцами.
Липкими пальцами.
Я смотрю вниз, на кровь, покрывающую мои руки.
Нет, нет, нет…
От одного только ее ощущения меня начинает тошнить, даже несмотря на отсутствие содержимого в желудке. Я ползу к стражнику, бормоча извинения, вытирая кровь с ладоней его рубашкой, уже испачканной алым. Безжизненные глаза смотрят на меня, а я едва могу видеть сквозь слезы.
Я смотрю на юношу, и, пошатываясь, отступаю назад, погружая ладони в песок.
Я убила его.
Я убила снова.
За короткий промежуток времени я умудрилась лишить жизни трех человек. От этой мысли у меня снова скручивает желудок, и меня выворачивает на песок.
Я никогда не хотела никого убивать. Никогда не хотела…
Но я убивала. Убиваю.
Во что я превратилась?
В нос ударяет запах крови, такой сильный, что меня бы снова стошнило, если бы в моем теле осталось хоть что-то. Сделав глубокий вдох через рот, я медленно встаю на дрожащие ноги, чтобы отвернуться от места происшествия.
Мне нужно убираться отсюда.
Кровь затекает мне в рот, заставляя отплевываться с каждым шагом по направлению к городу. Я осторожно поднимаю руку, чтобы потрогать свой нос, вздрагиваю от боли, но с облегчением обнаруживаю, что он не сломан.
Одну ногу за другой.
Я оставила его там.
Одну ногу за другой.
Он сгниет на солнце.
Одну ногу за другой.
Я чудовище.
Одну ногу за другой.
Глава 8
Кай
Нож в грудь — ее фирменный прием.
Я приседаю рядом с обмякшим охранником, под моими ботинками хрустит испачканный кровью песок. Лицо, которое не может быть намного старше моего собственного, смотрит на меня, темные глаза лишены жизни, которую он едва успел прожить. Проводя рукой по всклокоченным волосам, я провожаю взглядом кровавые пятна, запятнавшие его красную форму. Каждое из них рассказывает свою историю.