— И ты… — Мысли в голове разбегаются, когда я провожу пальцами по волосам. — Ты спланировал это еще до того, как мы покинули тюрьму. Вот почему ты взял эту цепь со стены. — Я качаю головой, усмехаясь, и отворачиваюсь от него. — Ты ублюдок.
Меня тошнит. Я чувствую себя использованной. Виноватой в этом. Потому что я сама с собой это сделала. Я не только спасла Энфорсера, но и позволила себе желать его. Но для принца это было не более чем отвлечение. Средство для достижения цели. И я была настолько глупа, что думала, будто это может означать что-то большее.
Жалких наказывают. И теперь я прикована к своему похитителю.
— Пэйдин…
— Не надо, — тихо перебиваю я. — Не произноси мое имя.
В его глазах мелькает обида; он моргает, а в следующий миг она исчезает. — Это был единственный выход, — тихо повторяет он.
— Твоей миссии нужна ванна, — говорю я категорично. — И кровать.
Он смотрит на меня, кажется, ища что-то в моих глазах. — Хорошо.
Я поднимаюсь на ноги и иду на шатких ногах, пока цепь не начинает учить. Она тянет меня за лодыжку, так и норовя порвать кожу. Я напрягаюсь, чтобы сделать еще один шаг, и дергаю его за ногу.
Я оборачиваюсь, натягивая на себя маску, чтобы скрыть гнев и обиду. — Постарайся не отставать, Принц.
Глава 28
Кай
— Ты планируешь когда-нибудь снова заговорить?
Мы уже почти час неуклюже бредем по закоулкам города, а она не произнесла ни единого слова. Цепь волочится между нами, проскакивая по потрескавшемуся булыжнику, как постоянное напоминание о том, что я сделал.
Я не горжусь этим. Не горжусь тем, как поступил, чтобы закрепить кандалы на ее лодыжке. Могу только представить, как ей хочется закричать на меня, какие мысли эхом отдаются в ее голове. Я знаю, как она мыслит, поэтому понимаю, что она предполагает, что все это было уловкой. Каждое прикосновение, каждое слово, каждый поцелуй.
И я хотел бы, чтобы это было так. Хотел бы, чтобы чувства не затуманивали мое внимание, мои суждения. Хотел бы, чтобы она не была нужна мне так, как мне нужно завершить эту миссию. Это изнурительно — бороться с каждым импульсом, требующим объяснить, почему я это сделал. Почему я должен это сделать.
Моя жизнь не принадлежит мне. И по этой причине она никогда не сможет стать моей.
Как будто это имеет значение. Я уничтожил все доверие, которое было между нами. И теперь я не более чем ее враг.
Она молча повела меня к месту, где под обломками разрушающегося здания все еще был спрятан ее рюкзак, и быстро достала из него платок, чтобы обернуть им свои волосы. Я достал из кармана влажную бандану и повязал ее вокруг нижней половины лица, напомнив ей, что мы оба в опасности, если кого-то из нас узнают.
Она не соизволила ответить на эту завуалированную угрозу, а просто взвалила рюкзак на спину и жестом велела мне вести ее в ванную и постель. Именно этим я и занимался в течение последнего часа.
К счастью, большая часть того, в чем мы плавали в канализации, была ледяной водой, использовавшейся для промывки туннеля, но нам отчаянно нужны ванна и свежая одежда. И то, и другое будет непросто с этой цепью, сковывающей нас. Но сначала мы найдем место, где есть ванна.
— Не могу представить, что ты долго продержишься без слов. — Я вздыхаю. Цепь волочится между нами, скребя по земле, заполняя тишину.
Она даже не смотрит на меня. Ее глаза устремлены на пустынную улицу перед нами, сверкающую голубизной в последних лучах солнечного света. Полагаю, я заслужил ее молчание. Хотя, к ее чести, я не думал, что оно продлится так долго.
Я сворачиваю на более оживленную улицу, чувствуя, как от натяжения кандалы впиваются мне в лодыжку. Торговцы собирают свои тележки на ночь, беззастенчиво наступая на ноги всем, кто попадается им на пути. Я направляюсь к главному рынку, чувствуя, как цепь натягивается, когда я тяну Пэйдин, заставляя ее ускорить шаг.
Цепочка.
Я резко останавливаюсь, чувствуя, как ее ладони встречаются с моей спиной раньше, чем ее нос. Поворачиваюсь к ней лицом, но она, кажется, смотрит куда угодно, только не на меня. К этому моменту я, как обычно, теряю терпение. Моя рука находит ее челюсть, мягко поворачивая ее лицо к себе. Она впивается в меня взглядом, который я изо всех сил стараюсь игнорировать. — Тебе придется украсть юбку.
Ее брови взлетают вверх, это первый признак эмоций, который я наблюдаю у нее с тех пор, как мы покинули решетку.
— Не волнуйся, — сухо говорю я, — я не прошу тебя говорить. Просто укради хотя бы чертов клочок ткани.
— Вообще-то я хотела бы посмотреть, как ты попытаешься. — Она отводит мою руку от своей челюсти, похоже, удивляясь звуку своего голоса.
Я улыбаюсь. — Она говорит.
Не обращая на меня внимания, она вскидывает руки в насмешливой невинности. — Я оставила свои воровские дни позади.
Я качаю головой, а затем бросаю взгляд через плечо на смеркающуюся улицу. — Да, ты святая. Теперь, если ты не хочешь снова оказаться в тюрьме, я предлагаю украсть что-нибудь, чтобы прикрыть цепь, которая привлечет к нам много внимания.
— И чья это вина? — спрашивает она, скрещивая руки.
— Ты, — говорю я, делая вдох, прежде чем продолжить, — невероятно сложное создание.
Она грубо смеется. — Может, тебе стоило подумать об этом, прежде чем приковывать себя ко мне.
— Да, это было полное упущение с моей стороны. — Я отхожу в сторону, открывая ей обзор улицы. — А теперь иди и покажи мне, на что ты способна.
— Я уже сделала это, Принц, — фыркает она, проталкиваясь мимо меня. — Когда обокрала тебя, помнишь?
О, я помню.
Я иду за ней следом, наблюдая, как она выглядывает из-за угла переулка. Я делаю шаг за ней, прежде чем ее рука нащупывает мою грудь и толкает меня назад, при этом она даже не удосуживается взглянуть на меня. Я не привык подчиняться приказам, не говоря уже о том, чтобы меня отпихивали в сторону. Но я выгибаю шею, проглатываю свою гордость и делаю шаг назад, чтобы прислониться к стене и понаблюдать за ее работой.
Несколько тележек с грохотом проезжают мимо входа в переулок, в котором мы стоим, но она не двигается с места, не желая того, что они продают. Через несколько минут я вижу, как ее плечи напрягаются, а тело наклоняется вперед в предвкушении. И тогда я понимаю, почему.
Когда мимо проезжает следующая тележка, она без раздумий врезается в нее. Размахивая руками, она сбивает на землю кучу разноцветных юбок. Если бы я моргнул, то не заметил бы легкого толчка, когда она засовывала юбку под тележку.
— Мне очень жаль, сэр! — Ее голос подскочил на октаву, прозвучав невинно и невежественно. Торговец ругается и поднимает глаза, чтобы определить виновника. Я борюсь с желанием сломать мужчине челюсть, когда его взгляд смягчается с каждой секундой, которую он проводит, жадно пробегая по ней глазами.
— Моя вина, мисс, — шелковисто произносит он, кладя руку ей на плечо. — Вы в порядке? Это было весьма неприятное происшествие.
— Теперь гораздо лучше, спасибо. — Мои глаза непроизвольно закатываются. Она наклоняется, чтобы поднять груду юбок и положить их обратно на тележку. — Мне так неловко!
— Не стоит, моя дорогая. — Его рука снова ложится ей на плечо, и я подумываю о том, чтобы сломать ее. — Послушай, если ты сейчас не занята…
— Вообще-то, она занята.
Проклятье. Я просто не мог держать рот на замке, не так ли?
Глаза торговца встречаются с моими, словно впервые замечая меня. Он не утруждает себя ответом, лишь отрывисто кивает в знак понимания. Бросив последний взгляд на Пэйдин, он поворачивается и продолжает катить свою тележку по улице, не обращая внимания на оставленную им юбку.
Пэйдин быстро подхватывает ткань с земли, прежде чем мужчина успевает обернуться и увидеть это. Затем она возвращается в переулок и приподнимает бровь, глядя на меня.
— Что? — выдавливаю я.
Она фыркает. — Мы собственники, да?
— Я приковал тебя к себе. Что скажешь?