За окном впервые за несколько дней нет ни одного намека на дождь. Лес оживает и наполняется звуками. Мне бы успокоиться, но душа не на месте. Отвлекаю себя обычными утренними делами, но тревога только усиливается.

Перебираю в голове, отчего это может быть? Рэгвальд выследил меня? Нет, тогда бы он уже выломал эту дверь. С Ником беда? Возможно, но куда бежать, чтобы помочь?

Ответ приходит со стайкой соек. Они возбужденно кружат у моего дома и намекают, что нужно пойти за ними.

Накидываю шаль и выхожу. Птицы уводят меня вглубь леса по едва заметным тропкам, мимо непролазных буреломов. Наверняка сама не смогу вернуться, все так быстро мелькает мимо. Придется просить о помощи.

Наконец, щебет птиц становится особенно громким. Я подхожу к тому месту, над которым они кружат, — там лежит раненый песец. На его белоснежной шкурке растекается ярко-красное пятно. Кидаюсь к нему. Жив. Сойки тут же рассаживаются по веткам и наблюдают за тем, что я буду делать.

А что мне делать-то? Не брошу же я его тут.

В голову сразу приходят воспоминания, как однажды, летая, мы с Рэгвальдом нашли раненого лисенка. Мы забрали его с собой, вылечили и выпустили. А потом Рэгвальд неделю возил меня в то самое место, и мы играли с лисенком, как старые добрые знакомые.

От этих мыслей на душе становится тепло, а сердце наполняется уверенностью, что песца надо спасать. И что я смогу это сделать.

Кое-как сооружаю из веток настил, затаскиваю туда зверя и следую за птицами, которые показывают дорогу обратно. Она кажется в разы дольше. Я устаю, пока доволакиваю животное до домика и устало опускаюсь на траву у крыльца.

— Ну и что мне с тобой делать? — рассматриваю несчастного песца.

Он как будто слышит меня и тяжело вздыхает. Но ни глаз не открывает, ни ухом не ведет. Жалко.

Я поднимаюсь в дом, достаю из закромов травы для обработки ран. Заливаю их кипятком и тщательно растираю, чтобы как можно больше веществ перешло в жидкость.

Пока обрабатываю раны, зверь тихонечко рычит, дергается, но сил на что-то большее у него не хватает.

— Ну потерпи, малыш, — глажу его по белоснежной шерсти. Кровь я уже смыла, поэтому на боку была видна только некрасивая рваная рана. — Мне придется немного подштопать тебя. Но у тебя же быстро все заживет. Да, малыш?

В ответ чувствую недоверие и возмущение, которые перекрываются бессилием. Была бы у него возможность, он бы сбежал отсюда, не лежал вот так послушно. Но деваться-то некуда.

Слегка, насколько мне это позволяла магия, обезболиваю края раны и туго их стягиваю.

Пока вожусь со зверем, незаметно проходит весь день. В траве начинают стрекотать сверчки, а по лесу покрывалом растягивается прохладный вечерний воздух. Ловлю себя на мысли, что тревога, которая съедала меня с утра, незаметно растаяла. Теперь, наоборот, было спокойно, словно произошло что-то очень хорошее. Чудо.

Сначала решаю укрыть животное пледом и оставить на улице. И даже уже ложусь спать, но потом меня начинает сильно мучить совесть. Я встаю и с ворчанием и выступившим на лбу потом затаскиваю его в дом, устраивая в углу кухни.

— Ну, надеюсь, ты будешь хорошим лисом и не захочешь напасть на меня ночью? — я почесываю его за ухом и слышу благодарный рык. — О, я погляжу, ты уже выздоравливаешь?

Сны в эту ночь решили дать мне отдохнуть. Поэтому, когда я просыпаюсь утром, я от радости не сразу замечаю очевидную вещь. С кухни доносится грохот кастрюль и стук ложек о них.

Рэгвальд.

Я трое суток летел практически без остановки и по зову амулета. Приземлялся, только когда дракон совсем был готов отключиться. Я даже не разбирал, куда лечу, потому что знал: мне туда.

Как только за Айлин и ее золотым драконом захлопнулся вход в портал, думал, разорву всех на мелкие клочки. Совет разогнал, всю стражу грозился под трибунал отправить. Но они-то тут при чем?

Дракон в голове ревел так, что я едва слышал свои слова. Его сокровище украли. Нет, не так. Сокровище сбежало!

За этой пеленой ярости я напрочь забыл, что еще утром хотел объявить, что брак с Айлин будет аннулирован, а она станет наложницей. Это все в голове не укладывалось. Откуда вообще эти мысли взялись? У нас еще больше половины месяца.

Распорядился по всей территории клана искать Айлин, но уже тогда знал, что нет ее рядом. Она далеко. Так, чтобы я не мог сразу ее достать, вернуть, запереть в замке.

Демоны бы побрали этого ее братца. Делирия и некоторые члены совета клана не раз намекали мне, что между ними не только братские чувства, но и что-то большее. Но я их не раз видел вместе, видел, как Лин смотрит на меня, а как на Николаса.

Я все это знал, но, когда она не пошла к лекарю, чтобы пойти к брату, да еще и уединилась с ним, червяк сомнений превратился в огромного удава и готов был меня удушить. Но дракон с ним справился.

Или нет?

Сейчас, стоя на булыжной мостовой, покрытой лужами, чувствуя, как по мне стекают потоки воды, я чувствую подвох. Я смотрю на тонкую, хрупкую фигуру в капюшоне, боязливо оглядывающуюся вокруг, и кажется, будто я не видел ее очень-очень давно. Я скучал, как будто и не она вовсе была со мной рядом все эти полгода. Дракон согласно рычит.

Девушка вскидывает голову, встречается со мной взглядом и тут же устремляется по улице. Кидаюсь за ней, но словно сами боги против того, чтобы я ее догнал. На моем пути постоянно возникают препятствия: то экипаж, то компания пьянчуг, то… я вообще теряю, куда она делась.

Ведет амулет. Он отзывается, печет грудь. Если бы не был прикрыт, уверен, что видел бы его ослепительное сияние. Практически идеальный отклик магии, благословение богов.

Ар! Горгулья задница, куда же она делась? В толпе народа на экипажной станции вижу тот самый плащ с капюшоном, легко добираюсь до нее, потому что люди, видя дракона, расступаются. Ловлю ее за руку, сдергиваю капюшон… Не она!

Амулет будто теряется. Словно его специально «отводят». Пока ищу в толпе глазами Лин, понимаю, что сбежала. Снова.

Я чувствую куда. Иду за ней, точнее, уже бегу. Снова теряю направление. А потом в один момент я вообще перестаю чувствовать ее.

Ощущение, как будто у меня украли половину мира. Амулет холодит грудь, остывая под дождем, а внутри — звенящая пустота.

Поднимаю на уши весь городок: за ворота приказано не выпускать ни одной блондинки (благо, что в городе это большая редкость), люди главы к утру проверяют каждую гостиницу, каждый постоялый двор и переходят к домам, где сдают комнаты в аренду. Оказывается поздно: одна хозяйка говорит, что были у нее двое, но на рассвете ушли. Но за ворота блондинок не выходило.

Дракон разъяренно рычит: Айлин нет в городе, он чувствует ее, но найти не может.

Совладав с драконом и со своей злостью от досады, отправляюсь в Храм, где мы заключали брак с Лин, к нашему жрецу, хранящему брачные руны. Если у кого и есть ответы, то только у него.

Он встречает меня уже на крыльце — Видящего не застанешь врасплох. Высокий, худой. Настолько, что даже свободное белоснежное одеяние не скрывает худобы. Его белые волосы заплетены в косу, а бесцветные глаза хоть и слепы, но смотрят в самую душу.

— Долго же ты летел ко мне, — спокойным, даже ледяным голосом говорит он.

Очередные сутки в полете, пустота внутри и усталость настроения мне не прибавили.

— Мне нужны ответы, — рычу я. — Где она?

— Все ответы в тебе, Рэгвальд, — отвечает он. — А вопросы ты должен задавать не мне — другим. Только правильные.

— Не юли, Видящий, где Айлин? Я ее не чувствую. — Мне не нравится то ощущение, которое примешивается к злости. Оно неприятно на вкус, отдает горечью.

— Только ли сейчас? Ты давно слеп, — жрец смотрит мне прямо в глаза. — Как и твой амулет. Боги не ошибаются. У тебя есть время только до полнолуния, чтобы найти ее. Не успеешь — не вернешь.

Стук кастрюль повторяется. Значит, не показалось. Кто-то проник ко мне в дом… Но кто? Воры? Дикие звери?