— А если сварю? — прищурился Леам.

— Пфф! — фыркнул Уильям. — Кто тебя учить будет? Она?

Наглец махнул подбородком в сторону Марины. Девушка скрипнула зубами. Необходимость уважать каждого ученика и вопиющее неуважение со стороны этого самого ученика вошли в острый диссонанс. Но она все же сдержалась.

— Самостоятельное обучение — залог успеха всякого высококлассного специалиста, — гордо выпрямившись, заявил Леам, а ближние к нему ребята сдвинулись, чтобы придать щупленькому эльфу больше значимости. — Между прочим, Алхимические игрища проводятся именно затем, чтобы выявить таких учеников. И не имеет значения, по какому предмету обучался победитель.

— Ой, посмотрите на него — на Алхимические игрища он замахнулся, — рассмеялся Уильям. — Да ты бы даже проходной экзамен в алхимический класс не сдал.

— А что, если выиграю? — прищурился на него Леам.

— Слабо! — презрительно фыркнул маг.

— Спорим?

Эльф протянул узкую ладонь. Уильям уставился на нее со смесью презрения и восхищения наглостью зарвавшегося магика.

— Игрища начинаются послезавтра, — напомнил Леам. — Я знаю: ты подавал заявку, но после того, как тебя турнули из класса, ее аннулировали. И теперь ты на говно исходишься, лишь бы других унизить. Так что кончай чушь пороть, давай сразимся по-серьезному.

— Да я тя уделаю уже на первом туре, сопляк ушастый! — Уильям от возмущения даже подался вперед.

— Так спорим? — Леам приподнял одну бровь.

— Спорим! — Уильям сжал его ладонь.

— Марина Игоревна, Вы ведь не против? — спохватился эльф, повернувшись к ней с виноватым видом.

— Я? — Марина растерялась. — Ну, если вы оба в себе так уверены, то… почему бы и нет?

«Тем более, что если Уильям с его талантами победит в этих Игрищах, то победит и твой класс, и мы косвенно уделаем Тельпе», — внутренний голос воображаемо потер ладони в предвкушении.

— Сегодня последний день подачи заявок, — негромко напомнил Ксавьер из-за своей парты. — Секретарь работает до восьми, а времени — семь сорок пять.

Уильям и Леам уставились друг на друга. А потом одновременно подорвались со своих мест, перемахнули парты и рванули в проем двери, врезавшись друг в друга в узком проходе.

— Марина Игоревна, мы скоро! — запоздало донеслось до оторопевшей девушки.

— Восемь вечера, — повторил Крис, глядя им вслед. — А я-то думаю, чего так жрать хочется?

Марина вздохнула. У нее хоть один урок в этом мире пройдет по плану? Без гипноза, заклятий и удирающих учеников?

***

Ужин пришлось готовить на скорую руку. Из всех вариантов блюд относительно быстро готовилась только картошка в мундире. Но даже ее дождаться ребятам было невыносимо трудно, и они слонялись возле кухни, доставая дежурных:

— Ну, скоро еще?

— Чего вы возитесь?

— Жрать охота!!

Крис сначала отмахивался, потом огрызался, а потом заперся в кухне, выставив оттуда даже Флокси — все равно она никак не могла повлиять на скорость варки картофеля.

— А давайте у костра посидим, — сжалившись над изнывающими от нетерпения магиками, предложила Марина.

— Чего? — ребята глянули на нее с непониманием.

— Ну, разведем во дворе костер из сухих веток, посидим кружочком, поговорим, — пожала плечами Марина. — Может, истории всякие порассказываем или песни попоем. Или просто посмотрим на огонь: на закате и в сумерках приятно посидеть у костерка.

Ее стройотрядовской романтики никто не оценил. Да и немудрено: для местных ребят живой огонь не был редкостью. Более того, он был здесь нудной необходимостью: его нужно было ежедневно разжигать или хотя бы поддерживать, искать для него дрова, рубить их, убирать потом щепки и мелкий мусор… В общем, уйма занудной работы, повторяющейся изо дня в день. Такое нравилось только Ежу.

Однако спорить они не стали. Действительно, какая разница, где ждать обед — стоя у кухни или сидя во дворе? Так что Марина взяла у Криса пару жарких головешек в странной посудине на длинной ручке, девчонки подтащили хворост, а парни подкатили несколько колод из тех, что им выдали в качестве дров.

Один за другим магики расселись вокруг занимающегося костерка, уныло подперев щеки ладошками, и затихли, глядя в огонь.

— В темном-темном лесу жила черная-черная женщина… — в шутку начала Марина, чтобы их развеселить: темнело в этом мире для лета и правда рано — похоже, они были все-таки ближе к экватору, чем она думала.

Ребята воззрились на нее с недоумением: отсылки к страшилкам явно не поняли. А Марина подумала, что не сможет объяснить, зачем такая вещь, как страшилки, вообще нужна. Тем более тем, кто и без всяких страшилок, похоже, навидался разного нехорошего.

— Хотите, я вам песню спою? — предложила она, сменив тему.

— А Шерман ее повторит, чтоб нам спалось лучше? — ехидно фыркнул Персиваль под общие смешки и косые взгляды в сторону учительницы.

Марина беззлобно огрела шутника длинной и тонкой веткой.

— Ой, там же для Вас какой-то инструмент музыкальный принесли, — спохватилась Кассандра. — Сейчас принесу.

Она сбегала в корпус и вернулась с чем-то вроде лютни.

Марина приняла инструмент и глянула на него с недоумением. В целом, строение у лютни было самое обычное — полый корпус с отверстием, струны, гриф. Размер только необъятный. А вот принцип настройки вызывал вопросы: деревянные колышки, туго вогнанные в головку грифа, были такими мелкими и проворачивались с таким трудом и скрипом, что пальцы у Марины заболели уже только от представления работы с ними.

Кроме того, и со струнами было что-то не так: они были белесые, суховатые и точно не металлические. Марина тронула их. Раздался приятный, хоть и нестройный, звук.

«А я знаю, что это, — выдал внутренний голос, покопавшись в памяти. — Это кишки».

Марина аж дернулась и едва не выронила лютню.

«Фу, какая гадость!» — возмутилась она.

«Это не гадость, а экологически чистое производство!» — нравоучительно заявил внутренний собеседник. Но Марине все равно резко расхотелось осваивать игру на незнакомом инструменте: брезгливость перевесила.

— Позвольте? — сказал Ксавьер и протянул руку.

Марина без размышлений отдала ему лютню. В руках Ксавьера довольно крупный инструмент почему-то показался едва ли не укулеле. Мужчина тронул струны, прислушался и принялся подкручивать колки. А до Марины вдруг дошло, почему колки называются колками: колышки же! Просто в привычной ей гитаре они давно уже не были такой явной конусовидной формы.

Ксавьер, наконец, завершил настройку и провел отросшим ногтем по струнам. Раздался непривычный уху аккорд — вроде бы, старое доброе минорное трезвучие… а к нему еще куча всего постороннего.

— Ой, а можешь вот это убрать? — Марина пропела звук, явно выбивавшийся из привычной ей музыкальной картины.

Ксавьер подумал, и зажал струну в другом месте, продублировав основную ступень.

— Ага, а теперь так, — Марина прошлась голосом по ступеням ре-минора.

Ксавьер без проблем повторил, но последняя струна зазвенела нехорошо.

— Не туда, — отозвался, поморщившись, Шессер. — На восьмом ладу зажми.

— Неудобно же, — возразил Ксавьер.

— Да вы чо, пацаны, — неожиданно отозвался Амадеус. — Надо вообще переместить. Ты «соловья» передай второй струне, дальше смести соответственно, и на последней просто бас повтори, но в «поднебесье».

Марина захлопала ресницами, пытаясь осмыслить эту абракадабру. Но остальным она, похоже, была вполне понятна, и Ксавьер тут же опробовал предложенный вариант.

— Не, неудобно, — покачал он головой.

— Да у тебя просто пальцы короткие. Дай сюда! — Амадеус отобрал инструмент. — Вот так надо.

Марина услышала вполне знакомый, качественно исполненный аккорд. Длинные пальцы демона пробежались по струнам, как легкий ветер, задев их даже не подушечками, а когтями — более короткими и человеческими, чем у Криса, и потому вполне заменявшими медиатор.

— А дальше, видимо, так, — он взял другую комбинацию и вопросительно глянул на Марину.