Пузырь в ответ согласно булькнул, и принялся вялой рукой собирать сгустки себя в центр лопнувшей оболочки. Ребята состроили брезгливые мины.

— Ну, чего стоим? — взбодрилась Марина, убедившись, что Пузыря действительно так легко не убить. — Швабры в руки и вперед — собираем товарища в кучку. Передвигать не надо. Пусть тогда в этой комнате и ночует сегодня.

Все согласно закивали. Облитые подозрительной пакостью пол и стены не вызывали желания тут поселиться. Но все-таки нашлись те, кто оказался против:

— И что, ему одному такую большую хату? — справедливо спросил клыкастый Персиваль. — Я тогда тоже хочу.

— Нет, — сказала Марина. — Я сейчас вас распределю по комнатам, по два-три человека. Думаю, так процесс уборки пойдет эффективнее: на себя работать всегда приятнее. Только мебель чтобы по-честному разделили. Я потом проверю!

Она ушла к себе, а вернулась спустя десять минут с листками бумаги.

— Это что? — изумились ребята, когда она показала им результат своих умственных трудов.

— Списки обитателей комнат, — пояснила Марина, демонстрируя ровные строчки. — Когда найдете клей, закрепите на дверях. Или таблички сделаете.

— Но тут какая-то шифровка, — ребята столпились возле бумажек, разглядывая незнакомые буквы.

— Это не шифровка, а алфавит моего родного мира, — пояснила Марина. — Сейчас Леам подпишет все так, чтобы стало понятно.

Она отдала листы эльфу. Остроухий под ее диктовку принялся писать дубликаты имен, а Марина мысленно поаплодировала себе: наконец-то у нее появилась возможность сравнить буквы и может быть даже выучить их!

— А сверху что написано? — спросил любопытный Крис, ткнув пальцем в заголовок над списком. Там значилось слово «Мозговитость», которое он никак не мог прочесть, и под ним стояли три имени: Ксавьер, Крис, Леам.

— Секрет, — смутилась Марина. — Дорастешь — расшифрую.

Когда Леам закончил, девушка рассовала листки по щелям рассохшейся отделки дверей, показав, кто где будет жить. Разумеется, не обошлось без возмущения, но категоричных отказов не было.

Точнее был один — Персиваль и Денеба ни в какую не соглашались жить с наглым Уильямом. Пришлось чуть-чуть применить актерский талант и пояснить, какая важная миссия им доверена — присматривать за этим интриганом.

С такой точки зрения принцип расселения устроил ребят намного больше. Персик даже хищно ощерил свои вампирские зубы в предвкушении, заставив Уильяма попятиться, и Марине пришлось его осадить.

Закончив с этим, девушка отправилась за сахаром. Проходя мимо дверей, она мельком посмотрела на главные характеристики получившихся «палат»:

— «Мозговитость, простота, наглость, ярость, красота», — пробормотала она. — Хм. Прямо стихотворение. «Наивность» только в строфу не помещается. И Дубок с Поморником, которые вообще вне категорий.

Ребят она решила разделить по их характерам и особенностям. В «Мозговитых» поселила тех, с кем можно договариваться и даже что-то обсуждать. В «Простоту» попали Гора, Пузырь и Еж. В «Наглость» — Персиваль, Денеба и Уильям, каждый из которых уже успел ее хоть раз «подколоть». В «Ярость» — вспыльчивые близняшки-валькирии, в «Наивность» — Касси и Флокси, а в «Красоту» — красавчик Шерман с подлым голосом, жгучий брюнет Шессер и пошлый хвостатый Амадеус.

«Кстати, что-то его не видать, — подумала Марина. — Похоже, прячется от работы».

***

Сторож жил у главных ворот в маленькой избушке, похожей на железнодорожные домики на переездах. Возле избушки была разбита грядка с овощами и даже имелась какая-никакая клумба из рассохшейся бочки, а также скамеечка для медитации. То есть, для наблюдения за Академией, разумеется.

Дядечка поразил Марину до глубины души. На вид ему было где-то между сорока пятью и пятьюдесятью: возраст, далекий от молодости, но и неблизкий к настоящей старости.

Сторож был довольно стройным для своего возраста, кудрявым и абсолютно седым. Но больше всего Марину поразили глаза — голубые-голубые. Оттенок их был настолько чист, что они сияли ярче неба, делая своего обладателя похожим на ангела. В летах.

— День добрый, — поздоровалась Марина.

— Тс-с! — сторож приставил палец к губам и поманил ее, глядя куда-то вверх, под крышу своего домика. Девушка пожала плечами, подошла и присела рядом.

— Не двигайтесь, а то улетит, — шепнул ей мужчина, не опуская головы.

Марина тоже запрокинула голову. Чтобы увидеть ласточкино гнездо и его хозяйку, нервно поглядывающую на людей с края крыши.

— Она боится, что мы съедим ее детей, — пояснил дядечка. — Не приближается к ним. Хочет отвлечь наше внимание на себя. Но если мы не будем двигаться, она поймет, что мы не хищники, и покормит их.

Марина послушно замерла. Ласточка поглядела на них, поглядела. Сделала несколько нервных кругов, затем еще немного посидела на краю крыши. И, наконец, убедившись, что странные существа не питаются ласточками, скользнула к гнезду. Оттуда тотчас высунулись раскрытые рты и запищали. Быстро сунув в первый попавшийся клювик свою добычу, заботливая мамаша тут же улетела.

— Каждый год здесь селятся, — горделиво пояснил дядечка, наконец, опуская голову. — Ой, а вы кто?

Марина мысленно хмыкнула. Сторож здесь был, похоже, исключительно для галочки. Если он и приносил какую-то пользу для Академии, то точно не своими выдающимися сторожевыми навыками.

— Я новый учитель — Марина Игоревна, — представилась она. — Веду класс магиков.

— Оу! — всплеснул руками дядечка. — Похвально-похвально. Уже заселились в новый… то есть, старый корпус?

Марина кивнула.

— Я когда-то работал там, — с улыбкой сказал дядечка. — Алхимию вел. Обожаю этот предмет.

Он счастливо сощурился на солнечное небо, что-то припоминая.

— А почему сейчас не ведете? — удивилась Марина. — Вы выглядите довольно молодым.

— Устал, — просто пояснил тот. — Постоянное давление, непослушание, эксцессы разные. Какие-то вечные соревнования между школами. Да и предмет сложный — из-под палки не выучишь. Алхимию-то я люблю, да и к студентам хорошо отношусь. Но само школьное дело и эти родительские закидоны…

Он шумно вздохнул и покачал головой.

— Как я вас понимаю, — с чувством сказала девушка. — Мне эти вечные конкурсы ради грамоты тоже уже в печенках сидят. Да и родители…

Марина запнулась, сообразив, что начала говорить лишнее. Но дядечка, похоже, и сам был похожих взглядов, да и ей давно хотелось высказаться. И она принялась с чувством жаловаться на жизнь:

— Вот, где у меня эти родители, — она чиркнула по горлу. — Одни школу воспринимают, как передержку для детей. Другие свято верят, что школа обязана вместо них заниматься воспитанием. Третьим дай да подай индивидуальный подход. Да у меня семьсот двадцать учеников в пяти параллелях, как они себе это представляют? Имена запомнить — уже достижение.

— Семьсот двадцать одновременно — это много, — присвистнул дядечка. — А зачем их всех запоминать? Главное — хулиганов выучить, чтобы потом знать, кого исключать.

— Я их в прошлой школе даже исключить не могла, — пожаловалась Марина. — Один у меня на занятиях год не появлялся. Год! И все равно перевели в следующий класс — чтобы поскорее выпустить и забыть его «ученичество», как страшный сон. Всем коллективом пальцы держали, чтобы пронесло, и он не вляпался в какую-нибудь уголовщину, пока прогуливал свой выпускной класс.

— Ну, это уж совсем, — покачал головой бывший учитель. — Зачем держать за таким оболтусом место? Сменять его на другого, да и все — желающих много.

— У нас в том мире сменить можно только учителя, — кисло пояснила Марина. — Помню, когда я классной руководительницей была, родители вечно требовали то математичку, то русичку заменить. А на кого, елки-палки? Как будто толпы гениальных учителей стоят у дверей и ждут не дождутся, как бы в школу устроиться. Тут даже второсортных учителей днем с огнем не сыщешь.

— Какие-то вы страшные вещи рассказываете, — нахмурился дядечка. — Я даже начинаю думать, что не все так плохо было в моей учительской карьере.