— Я соблазнила тебя ложным чувством уверенности, — кричит она мне, закрывая рот руками в виде мегафона.
— Хорошо, значит, ты хороша в тактике. — Я возвращаю ей мяч. — Попробуй на этот раз прицелиться. — Она со стоном запрокидывает голову. — Типа, конкретно попробуй прицелиться в м…
— Не отвлекайся! — кричит она, пиная мяч точно в тот момент, когда бьет меня одной рукой по туловищу, заставляя меня согнуться пополам, в тот момент, когда мяч пересекает линию.
— Я сделала это, — говорит она, задыхаясь, отплясывая назад. — Успешно справилась! — добавляет она с торжествующим ударом одной руки.
— Это не законно, — говорю я ей.
— Никто не знает правил футбола, — торжественно говорит она.
— Это буквально ложь.
— О, Тео, Тео, Тео. — Она вздыхает. — Так молод. Так глуп.
Она безнадежна.
— Хорошо, тогда твой последний удар — мой, — говорю я ей, направляя ее к воротам за бедра. — Таковы правила.
— Это честно. — Она убирает волосы с глаз и улыбается мне. — Попробуй пробить мне, Луна. Один удар.
— Один удар, — соглашаюсь я, немного работая ногами, чтобы вырвать мяч из ее досягаемости. — Готова?
Она принимает боевую стойку.
— Готова.
Я бью мяч в правый верхний угол, и он прилетает, как я и предполагал. Она пытается, но в конечном итоге наблюдает, как мяч пролетает мимо ее головы.
— Хм, — говорит она. — Ты уже играл в эту игру раньше, не так ли?
— Один или два раза.
— А я-то думала, что ты будешь со мной помягче.
— Зачем? — Я пожимаю плечами. — Ты не обошлась со мной легко.
— Ты делаешь превосходное замечание. — Она снова убирает волосы с лица, щеки порозовели от ее титанических усилий. — Так мы обязаны быть наравне? Тогда мир во всем мире?
Я закатываю глаза.
— Давай, Бель Канто, — говорю я, — давай собираться.
* * *
В конце мы получаем мороженое и говорим о вероятности терраформирования на Марсе. (Я думаю, что это вполне возможно; она думает, что там нечего терраформировать. Я думаю, что мы, вероятно, оба правы.) В конце концов ее телефон гудит, и она смотрит вниз, что напоминает мне, что у меня есть несколько неотвеченных сообщений от Дэша.
Дэш: мама говорит, что ты должен прийти на ужин
Дэш: она думает, что ты несчастный сирота
Дэш: или ты снова заказал доставку еды через Postamates?
Дэш: если да, то обязательно возьми дополнительные самсы
Дэш: я на связи
— Хочешь пойти и забрать тот вращающийся диск, который я сделала? — говорит Бел, глядя на меня, пока я печатаю ответ Дэшу. — Мы всегда могли бы поработать над этим еще, если твои родители не против.
— О, их нет дома, — говорю я, уже собираясь сказать Дэшу, что собираюсь взять немного тайской еды и продолжить работу над ботом, когда краем глаза замечаю признаки того, что Бел хмурится.
— Их нет дома?
— Они в Женеве, — объясняю я, поднимая глаза. — Я улетаю к бабушке и дедушке, чтобы провести с ними каникулы, но мне хотелось остаться и сначала поработать. Мой отец почти всегда поддерживает мое решение заняться школьными делами, когда они с мамой путешествуют. По его мнению, каждый день отпуска — это просто еще один шанс для кого-то превзойти мою успеваемость. Плюс он ненавидит собаку моей бабушки. (Какие бы неприязни ни существовали между ним и Латке, они взаимны.) — Ох, — осознаю я, придя к очевидному выводу. — Если хочешь, ты можешь просто прийти ко мне домой. У меня есть куча того же материала, что и у нас в лаборатории.
Лишь несколько секунд спустя я осознал, что просто попросил Бел прийти ко мне домой, и сказал, что моих родителей нет дома.
Поспешно отступаю.
— Я просто имел в виду…
— Ну, мне еще нужно забрать оружие, — говорит она, ее щеки слегка краснеют. — Так может быть, нам сначала стоит зайти ко мне домой? Потому что у меня все равно нет своей машины.
— Конечно. — Я прочищаю горло и киваю. — Пойдем.
В машине она вообще ничего не говорит, а только напевает себе под музыку по пути к дому. (Я позволил ей побыть диджеем, и, к счастью, она намного лучше, чем Дэш, хотя, по общему признанию, Тейлор Свифт немного больше, чем мне хотелось бы.) Она живет в одном из тех многоквартирных домов с садом и двором в центре, из-за чего она, кажется, стесняется. Лично я считаю, что это красиво, а сияние гирлянд и запах еды дополняют сцену, когда она открывает дверь.
— Ой, ад, нет, — говорит Бел, когда я сталкиваюсь с ней спиной.
— Что ты здесь делаешь?
— Изабелла, пожалуйста, — говорит женский голос. — Язык!
— Я тоже рад тебя видеть, — говорит парень моего роста, хотя его грудь, вероятно, вдвое больше моей. — Вот дерьмо», — смеется он, увидев меня. — Что это, Ибб?
— Люк, — стонет Бел, — это Тео. Пожалуйста, будь нормальным…
— Это твои «дела»? — спрашивает Люк у Бел, махая рукой надо мной и с сомнением нахмурившись. — Это то, чем ты занимаешься? Вот что ты получаешь, посещая частную школу.
— Я Габриэль, — говорит тощий чувак слева от меня, отрываясь от книги, с надписью «Квантовая гравитация» на обложке и встает, чтобы пожать мне руку.
— Тео, ты сказал?
— Боже мой, нет, стой, это Гейб, — говорит Бел, проскальзывая между нами, чтобы отбить руку брата. — И Люк, пожалуйста, заткнись…
— Как хорошо, что ты присоединилась к нам, Изабелла, — говорит раздраженная женщина, очевидно мама Бел, появляющаяся из кухни в толстовке с надписью «DАRТМUТ МОМ». Она довольно молода — не так молода, как моя мама, но моложе моего отца — у нее круглое лицо и другие глаза, хотя понятно, откуда у Бел ее улыбка. — Привет, добро пожаловать в наш ч… Лукас, убери пальцы оттуда!
Мать Бел исчезает на кухне, и Бел панически смотрит на меня.
— Мне так жаль, — говорит она. — Я понятия не имею, что здесь делает Люк, он здесь даже не живет…
— Наверное, наш отец его не кормит, — усмехается Гейб, сидя на диване. — …и ладно, ну, эм. В любом случае, тебе не обязательно с…
— Тео, тебе нравится люмпия? — спрашивает мама Бела, снова материализуясь в дверях.
— Эм, да? Говорю я, слегка растерянно, но в хорошем смысле. Я не совсем понимаю, что такое люмпия, но думаю, что это маленькие филиппинские яичные рулетики.
— Хорошо, я приготовлю, — говорит мама Бел, и я паникую.
— Ой, нет, подождите, вам не надо…
— Уже слишком поздно, — стонет Бел. — Теперь ты живешь здесь.
— Я действительно не хочу вас беспокоить, миссис, э-э…
— Ох, да, не надо, — шепчет мне Бел, хватая меня за руку и вытаскивая из гостиной в коридор. — И не волнуйся, ей осталось их только поджарить.
Как удачно, из кухни до меня доносится запах чесночной зажарки. Я знаю, что мне должно быть жаль, что я причиняю неудобства маме Бел, но когда дома готовят, пахнет намного лучше.
— Тебе просто придется есть все, что она поставит перед тобой, — вздыхает Бел, ведя меня через дверь слева, которая, как я понимаю, ведёт в ее спальню.
— Филиппинские мамы.
Она включает свет, и я останавливаюсь в дверном проеме, осматривая окрестности. Не знаю, чего я ожидал, но это больше, чем я могу вместить сразу.
Я имею в виду, что есть обычные вещи (стол, кровать, комод, окно), но есть и много необычных, например, бумажные фонарики, подвешенные к стене в углу. Пока Бел спешит закинуть грязную одежду под кровать, я обращаю внимание на ее стены, рассматриваю репродукцию, которую видел раньше, и стараюсь не смотреть на фотографии, которых у меня нет.
— Все в порядке. Еврейские мамочки такие же, — уверяю я ее, не говоря уже о том, как у меня уже урчит в животе. (Джелато может зайти так далеко.) — И поверь мне, мексиканские бабушки тоже, — добавляю я, поворачиваясь к ней лицом.
— Ты еврей? — удивляется она. Она выглядит немного запыхавшейся после поспешной попытки навести порядок в комнате.
— Я имею в виду, моя мама, я…
— Ой, — говорит Люк, старший брат Бел, врываясь в ее комнату.