Нечто подобное происходило и сейчас, только, как говорится, «труба пониже, да дым пожиже». Эффект, производимый дюзами буксировщиков более походил на праздничный файер, чем на стартовый факел, пусть и малого, но всё же космического транспортного средства. Пылевые же вообще выбросы ограничились легким серебристым облачком — вода, в которую превратился лёд, растаявший под действием выхлопа, в вакууме мгновенно замерзала и оседала на поверхность планетоида инеем.

До Дыры по прямой лететь было ровно сорок два километра — около четверти часа полёта, считая взлёт и посадку. Конечно, можно сразу сесть где-нибудь поближе — но в том месте Дима с напарником уже много раз брали лёд; там были установлены приводные маяки, до сих пор исправно передававшие приводной сигнал, а при вриближении буксировщиков включавшие яркие фонари-мигалки. Кроме того, на месте выработки образовался своего рода небольшой карьер, оборудованный для удобства «шахтёров» тросами и металлическими сетками — работать там было гораздо удобнее и, главное, безопаснее, чем на нетронутой поверхности.образовался небольшой карьер, где работать было куда удобнее, чем на нетронутой поверхности…

К финишу нашего недолгого перелёта мы подходили на высоте восемьдесят метров. Контур Дыры выползал из-за близкого горизонта постепенно, и почти сразу я понял, что с орбиты я недооценил её реальные размеры. Дыра была огромна — не меньше трёхсот метров в поперечнике; её края, очень ровно очерченные, уходили вглубь гладкими, словно отполированными вогнутыми стенами. Ну да, конечно — если Леднёв прав, и этот колодец действительно образован энергетическим выбросом скрывающегося в толще льда (ледорадо, привыкаем пользоваться новыми терминами!) «звёздного обруча» — то они примерно такими и должны быть…

Атмосфера на Энцеладе отсутствует от слова совсем — тени здесь лежат особенно чётко и резко — граница между светом и тьмой не размыта, как на земле, а словно прочерчена чёрной тушью по белому листу бумаги. Из-за этого и мрак в глубине Дыры казался непроницаемым для взгляда, как я не вытягивал шею, стараясь туда заглянуть. Меня, разумеется, интересовал тот лилово-зеркальный блеск, который я успел заметить с орбиты — если верить Леднёву, это не что иное, как действующее на дне колодца «тахионное зеркало». Астрофизик целиком и полностью разделял моё нетерпение; он даже потребовал зависнуть над Дырой, чтобы получше разглядеть, что в ней творится, но Дима решительно эти поползновения пресёк. «Садимся в пятидесяти метрах от края, — скомандовал он, — а там осмотримся и решим, что делать дальше…»

Я уже приспособился работать с гарпунными якорями, и «прилунился» синхронно с Димой. Он опустился метрах в десяти от меня, и из-под прозрачного колпака своего «омара» выполненный манёвр, продемонстрировал мне оттопыренный вверх большой палец.

— Второй, я Первый. Выхожу, встречай…

Ну что, пора? Я опустил забрало гермошлема — справа и слева, под подбородком заперемигивались красные огоньки. Они стали жёлтыми, потом зелёными — контроль герметичности пройден, системы жизнеобеспечения «кондора» в порядке, аккумуляторы заряжены до упора. Я нашарил сбоку от ложемента рычаг разгерметизации и рванул его на себя. «Омар» вздрогнул, прозрачный колпак капсулы откинулся вверх и назад, заполняющий её воздух мгновенно рассеялся в окружающем пространстве.

Так, теперь следующая процедура… Переносная лебёдка со страховочным фалом упрятана под кресло, и чтобы извлечь её оттуда, пришлось согнуться, преодолевая натяжение ремней, пристегнуть лёгкую дюралевую раму к поясу скафандра, а карабин на кончике стального троса — к скобе на наружной поверхности капсулы… готово! Я отстегнул привязные ремни — теперь достаточно несильного толчка, чтобы вылететь из ложемента и воспарить над буксировщиком.

Леднёв, всё ещё пристёгнутый к грузовой решётке, наблюдал за моими действиями с нескрываемым нетерпением. Вообще-то его можно понять. Дима не раз спускался на Энцелад, я немало погулял по Луне и на своих двоих, и на «лунном багги», и даже поохотился там на инопланетных электрических тварей; астрофизик же, единственный из нас троих, ни разу ещё не бывал на поверхности другого небесного тела — а тут вся эта раздражающая возня! Ничего, потерпит, злорадно подумал я: в конце концов, это он, Валерка вынудил нас подписаться на вылазку к Дыре, вот пусть теперь висит на багажнике «омара» и не терпит…

Я осторожно, рассчитывая каждое движение, выбрался наружу. Ужасно хотелось добраться до Димкиного буксировщика одним прыжком — но я, разумеется, не стал этого делать. Прикинул расстояние, изготовился, несильно оттолкнулся — и поплыл над самой ледяной поверхностью со скоростью, вряд ли быстрее обычного прогулочного шага. Три метра… пять… семь… есть контакт! Дима уже ждал меня снаружи; он принял из моих рук тросик, пропустил её через раму буксировщика и защёлкнул карабин. Теперь наши «омары» были связаны накрепко, и мне осталось только пристегнуть к соединяющей их стальной «пуповине» страховочный фал, и вызвать Леднёва.

— Всадник, я первый. Цепляй страховку, отстёгивайся и двигай к нам. Осторожно, перебирай руками по тросу, и не вздумай торопиться. Если перевернёшься вниз головой — замри, досчитай до десяти и осторожно — осторожно, понял? — продолжай движение. Всё ясно?

— Да ясно мне, ясно… — буркнул в ответ астрофизик. — Сейчас, минуту — тут какая-то хренотень с замком, заело…

— Всадник, отставить пачкотню в эфире! — по-капральски гаркнул Дима. — Отвечайте, как положено!

В наушниках раздался невнятный звук — Леднёв вовремя проглотил ответную реплику, явно не подпадающую под упомянутые правила.

— Всадник — Второму. Вас понял, готовлюсь произвести перемещение в вашем направлении согласно полученным от Первого инструкциям.

Голос астрофизика сочился ядом. Ещё и ёрничает, ухмыльнулся я — будет ему от Димы, когда вернёмся на «Лагранж»… Одно дело дружеские шуточки и подколки на станции или корабле — и совсем другое они же, но здесь, на Энцеладе. Внеземелье легкомысленности не прощает ни в каком виде и всегда заставляет платить за него по самым высоким ставкам…

Леднёв, вопреки сказанному, инструкциям следовать не стал. Вместо того, чтобы перемещаться по тросу в висячем положении, как не раз делал это в переходном тамбуре «Гагарина», он предпринял попытку передвигаться по поверхности пешком, держась за трос рукой. Получалось это не то, чтобы очень — при каждом шаге он взлетал вверх и разок даже упустил «пуповину», повис на страховочном фале — и болтался бы там, медленно опускаясь на поверхность, если бы я не сжалился и не посоветовал включить лебёдку. Дима наблюдал за незадачливым астрофизиком с мстительным удовлетворением, но советов не давал. И правильно: люди, обычно учатся только на своих ошибках, да ещё, пожалуй, на инструкциях, которые суть выжимки из ошибок чужих — но это, увы, помогает далеко не всем…

— Работать будем на поводках. — сказал Дима. — Валера, прикинь, где будем ставить датчики и вместе с Лёхой тяните туда троса. А я пока распакую багаж.

«Работа на поводках» — это приём, предназначенный для работы на малых планетоидах, с крайне слабым тяготением. Ничего сложного в нём нет, технологии на уровне если не каменного, то уж точно позапрошлого, восемнадцатого века. Видели когда-нибудь, как деревенский Полкан бегает по двору, прицепленный поводком к натянутой поперёк двора проволоке? Нам предстояло проделать нечто подобное: вбить в ледорит (ну, нравится мне это слово!) несколько стальных шкворней с кольцом на верхнем конце, и пропустить через эти кольца стальной тросик. Прицепившись к нему коротким отрезком страховочного фала, можно передвигаться с места на место и работать, не рискуя при каждом резком движении куда-нибудь улететь. Установкой таких перил мы с Леднёвым и занялись — для этого пришлось покинуть «омар» и своими ногами встать на ледяную поверхность Энцелада.