Каждый из собравшихся у нас сегодня, не раз бывал во Внеземелье, что Ближнем, что Дальнем. Относится это не только к двуногим, но и к четвероногим гостям — Мира принесла с собой кота Дасю, а я по случаю праздника забрал у бабули с дедом Бритти. Задние лапы у ней уже в порядке, дед часто берёт её на охоту — сейчас собака весела, полна энтузиазма и буквально разрывается между старыми знакомыми. Сегодняшний праздник имеет к нашему зверью не меньше отношения, чем к любому из нас — в резюме у обоих, помимо многих дней, недель, месяцев на космических станциях и кораблях, значатся несколько записей в книге рекордов Гиннесса, так же связанных с космосом.

Сейчас Бритька крутится среди гостей — суёт в ладони мокрый нос, ластится, оставляя на брюках и юбках светлые шерстинки, просит погладить, клянчит кусочки со стола — в общем, ведёт себя как невоспитанный щенок, а не как взрослая, серьёзная космическая собака.

Даська лежит на диване и оттуда взирает на праздничную суету. Негоже уважающему себя коту выпрашивать ласки. Захотят — сами подойдут, сами погладят, а мы ещё посмотрим, позволять ли двуногим подобное панибратство…

Друг на друга они почти не обращают внимания. Но это только из-за гостей — когда те уйдут, собака свернётся клубочком на своём коврике, а кот подойдёт, принюхается, да и уляжется рядом. Бритти и Дася давно нашли общий язык и мы нередко водим их в гости друг к другу. А как иначе — заслуженные ветераны, хлебнувшие Внеземелья побольше иных космонавтов-людей, не то, что остальное хвостатое племя…

— Чем вы сейчас занимаетесь? — спросил Валера. — Ну, кроме учёбы, ясное дело…

Леднёв прибыл на Землю с «Лагранжа» недели две назад — и всё это время мотался между Союзом, Америкой и Францией, встречался с ведущими астрофизиками Проекта, спорил, выступал, доказывал. Он и к нам бы не смог приехать, не отменись неожиданно семинар московском Институте Космических Исследований, освободив, таким образом вечер.

— Да и на учёбу времени не хватает. — ответил я. То есть, у меня кое-как получается крутиться, а вот у Юльки совсем швах. На орбитальной верфи «Китти Хок» заканчивают строительство «Тантры», второго планетолёта класса «Заря», и её непрерывно дёргают для консультаций. На «Тантре» собираются установить «батут» нового типа, с повышенной дальностью действия, а она в этом здорово разбирается.

— Ещё бы! — кивнул Леднёв. — Юлька занималась тахионными торпедами на «Заре», да и корабельный «батут» настраивала для прыжков к Земле — ей и карты в руки. Ты лучше скажи, откуда название такое — «Тантра»?

— Ну как же? — удивился я. — Звездолёт из ефремовской «Туманости Андромеды». Он там напоролся на Железную звезду и вынужден был сесть на вращающуюся вокруг неё планету.

— Точно! — Леднёв тряхнул шевелюрой. — А я-то и забыл… Понимаешь, голова не тем забита, кругом идёт. Если и дальше так продолжится — скоро свой адрес не смогу вспомнить! А планета — это которая с звездолётом-спиралодиском и электрическими медузами?

Не спиралодиск, а спиралотор.– поправил я. — И не звездолёт, а нечто вроде «звёздного обруча», устройство, способное перебрасывать материальные объекты через подпространство. Он-то и перебрасывал на планету электрических медуз и ещё какую-то пакость, от которой пострадали люди из экипажа «Тантры».

— Как тех олгой-орхоев, с которыми ты воевал на Луне?

— Да, похоже. Ефремов ведь и написал этот эпизод романа, основываясь на своём опыте с гобийской находкой. Сейчас точно установлено, что из выкопанного в пустыне «обруча» олгой-хорхои как раз и вылезали — а монголы-кочевники встречали их и принимали за сверхъестественные существа, выходцев из другого мира…

— Ну, в чём-то они были правы. — подумав, сказал Леднёв. — Они, как ни крути, не наши, не земные… Но я вот чего понять не могу: в «Туманности Андромеды» о путешествиях через подпространство ни слова, «Тантра» у него то ли фотонная, то ли ещё какая…

— Анамезонная. Топливо такое особое, для межзвёздных путешествий — его им там постоянно не хватало… А «звёздного обруча» в первом варианте «Туманности» не было потому, что Ефремову настоятельно порекомендовали заменить его на что-нибудь более традиционное.

— Например, на спиралодиск. — хмыкнул Леднёв. — Секретность, понимаю…

— Ну да. Он и заменил, а первоначальный вариант романа, где как раз и был этот «обруч», опубликовали всего несколько лет назад. И теперь любой ребёнок знает, что именно та находка Ефремова открыла человечеству Большой Космос!

— А скоро откроет и звёзды. — согласился Леднёв. — Я как раз сейчас работаю над одним проектом — знал бы ты, какие там открываются перспективы!

— А скоро откроет и звёзды. — согласился Леднёв. — Я как раз сейчас работаю над одним проектом — знал бы ты, какие там открываются перспективы! Гарнье вот только… три дня назад сцепился с ним на одном совещании, так снова до скандала дошло!

— А он что, тоже на Земле? — спросил я. Не то, чтобы меня особо заботило, чем занят французский астрофизик — простая вежливость требовала проявить интерес, раз уж собеседник так возбудился.

— Да, мы вместе прилетели, одним лихтером. И с тех пор он постоянно путается у меня под ногами. Куда не приду — непременно либо он там был день назад, либо его вот-вот ожидают!

Я с трудом сдержал ухмылку. Это ещё неизвестно, кто у кого путается — Валерка, как это частенько с ним случается, потерял связь с реальностью, забыл, что в научном сообществе слово француза весит куда больше, чем любые его аргументы. Впрочем, это ещё как сказать — результаты исследований, которые Гарнье развернул на Энцеладе, насколько мне известно, многие коллеги астрофизика оценивают неоднозначно. В особенности, это касается выбора предмета исследования, получения энергии из «червоточин», связывающих два «звёздных обруча».

Леднёв тем временем как раз на эту тему и заговорил.

— … понимаешь, Лёх, он вцепился в свою идею и никого не слушает! Я сто раз ему говорил, что это опасно, но он и слушать не хочет! Твердит, как заведённый, про бездонный, неисчерпаемый источник дармовой энергии, а другие и рады слушать. Ещё бы — такая халява!..

— И что в этом плохого? — спросил я. — если он прав — прикинь, сколько проблем сразу решится? И никакого урона экологии — не надо ни уголь жечь, ни нефть, да и никакой Чернобыль не…

Я едва успел прикусить язык. До катастрофы на Чернобыльской АЭС ещё несколько лет — если она вообще состоится в этой реальности. Кстати, зарубка в памяти: надо как-нибудь ненавязчиво выяснить, как там дела — понять, не повторится ли история таким вот неподходящим образом?

К счастью, Валера не обратил внимания на мою оговорку.

— Ты не понимаешь, Лёх! И никто не понимает, потому как специалистов в этой области — Гарнье, да мы с твоей Юлькой, а более никого во всё мире! Его затея реально опасна — Гарнье попросту не представляет, с какими силами собирается заигрывать! Если я прав, то его эксперименты могут обернуться такой бедой, что взрыв вулкана Кракатау покажется праздничным фейерверком!

— А если ты не прав? — я скептически ухмыльнулся. — Валер, тебе ещё никто не говорил, что эта твоя священная война с гарнье — всего лишь сведение счётов? Ну невзлюбили вы друг друга, понимаю, характерами не сошлись — но должна же быть объективная научная истина? А вы, вместо того, чтобы разобраться совместными усилиями, собачитесь…

К моему удивлению, Леднёв не кинулся возражать.

— Если она и есть — то нам пока неизвестно. А работать со мной Гарнье категорически отказывается, и ничего с этим не поделать.

Он умолк. Я терпеливо ждал продолжения.

— Ладно, хрен с ним, с Гарнье. — Валера обречённо махнул рукой. — Ты мне скажи, почему Димки нет? А то у меня к нему дело…

— У родителей, в Томске. Как только вышел из санатория — так сразу собрался и уехал. И Нина с ним — ей дали отпуск на три месяца, вот и решили провести его вместе, у Димки на родине.