Нет, вы слышали, какой аттракцион невиданной щедрости?

Хочется орать: «Саша! Что за бред? Какая на хрен шуба, бл*, после левой бабы и реального домашнего насилия? Саша! Очнись!».

Но я же, держите меня Кирилл и Мефодий, хорошая, воспитанная девочка, да?

Поэтому конкретно и по существу:

— Остановись, Саша. Увольнять или нет свою юную любовь — дело твое, и меня оно совершенно, ну, никак не касается. Как, в принципе, и ваши дальнейшие отношения. Мы с сыном съезжаем, я подаю на развод. С тобой свяжется мой адвокат.

Саша застывает напротив меня. В глазах злость и да, оно, неистребимое превосходство:

— Сдурела? Ты кем себя возомнила, идиотка? Осмелела? Родители давно ума не вкладывали?

Что ж, этого следовало ожидать. Никогда муж меня за взрослую самостоятельную личность не считал.

Обидно?

Переживу.

Неприятно, конечно, но:

— Содержательный диалог закончен, я так понимаю, — встала и направилась в кабинет.

Он догнал меня в два широких шага. Резко дернул за локоть, развернул. Прижал к стене в коридоре. Зло зашипел в лицо:

— Ты моя жена и жить будешь со мной.

Ничего так заявочки?

Попыталась вывернуться, но удалось только чуть-чуть отодвинуться. Не в лучшей я форме.

Но настаиваю пока не агрессивно, а спокойно, хоть и дается мне это с трудом:

— Я с тобой развожусь и жить буду отдельно.

— Сказал тебе — оставь эти глупости. Никакого развода. Мы все исправим и снова будем спокойно жить вместе. Хочешь — я даже с Русланом поговорю, чтобы он к Лере не мотался? С тобой в Китай буду ездить. Мы все вернем, Льдинка.

От его слов мороз по коже.

И тошнит.

Сдалось мне теперь это? Какое «вместе», когда шея до сих пор помнит его жесткую хватку, тело — тянущую боль, а я сама — ужас и панику?

И холод.

Жуткий холод внутри и снаружи.

А в глазах у мужа злость.

— Нечего нам возвращать, Саша. Думаешь, я тебе прощу тот раз перед Новым годом или в одну постель с тобой лягу после этой, простигосподи, Лидочки?

— Бред все это. Глупости. Я ошибся, но так бывает. И вообще, ты моя жена и делаешь, как я скажу, — у него и тени сомнения нет, что так и будет.

Знает воспитательные установки мамочки моей.

Теперь скриплю зубами я.

— Раз тебе так важно, чтобы твоя жена делала то, что ты скажешь, то женись на своей секретарше. Как обычно. Я в их ряд случайно затесалась. Надо это исправить и побыстрее.

Александр перехватил меня за плечи, склонился почти к самому лицу. И шепчет так, недобро:

— Рита, я ведь не буду долго уговаривать. Ты не хочешь по-хорошему? Я же могу тебя заставить. Руслан — мой сын. Останется со мной, как тебе поворот?

Стараюсь максимально от него отодвинуться. Места для маневров очень мало.

— Как незаметно подобрался Альцгеймер, надо же. Сын он три года уже как мой. А при разводе родителей столь взрослый ребенок сам решает, с кем из них он будет проживать. Давай спросим его сейчас? — не хотела же Руса впутывать, но здесь мне одной очень уж неуютно.

— Этот сопляк тебе всегда был важнее и дороже меня.

О, полезли обиды. Сейчас во всем окажется виноват сын. Вот что ущемленное самолюбие с мужиками делает.

— Сейчас замер. И не смей говорить про ребенка гадости.

— Какой он тебе ребенок, лось здоровенный. Хотя тебе, пустышке, и такой сгодится же?

Режет словом.

Больно.

Так больно, что не вздохнуть.

— А ну отпустил ее. Отвали от мамы, пока я тебе руки не переломал, — злющий Рус возник за спиной Саши внезапно. Дернул его за плечо и буквально отшвырнул в сторону кухни.

— Мам, ты как? Он ничего не успел, кроме как угрожать?

Выдохнула.

Он-то нет, а я вот успела напугаться, оказывается.

Ничего так зажег привычный муж.

— Тише-тише. Все нормально со мной, — неправда, но сойдет сейчас. — Давай уже поедем. Не могу здесь находиться.

В спину прилетает резкое:

— Выйдешь отсюда — пожалеешь, Рита. Больше по-хорошему просить не стану.

— Да ты и так не сильно утруждался, знаешь ли, — криво усмехнулась, скрипнув зубами от злости теперь на себя.

Вытолкнула ногой, стоящий на пороге кабинета, чемодан в прихожую:

— Я тебе все сказала.

Руслан ждал у входной двери с одной, но большой, сумкой на плече.

— А где?

— Не волнуйся. Потом все расскажу, — подхватил меня под руку ребенок, увлекая к шкафу с верхней одеждой.

Накинула куртку, надела шапку, взяла перчатки, телефон, ключи.

В распахнутую дверь выехали два чемодана, портфель с документами, сумка и сын — результат десяти лет брака.

Внезапно.

И в прихожей, будто нарочно, анисом смердит.

Детство. Болезнь. Безысходность. Смирение.

Жуть.

'Мне не к лицу и не по летам…

Пора, пора мне быть умней!

Но узнаю по всем приметам

Болезнь любви в душе моей…'

А. С. Пушкин

Иногда, мне кажется, что Нинок — ведьма.

Появляется хоть лично, хоть в телефоне, но именно тогда, когда все горит, болит или уже совсем край, а я и не в курсе.

Вот и сегодня так.

Стараясь удержать в руках бразды правления собственной жизнью, я сформировала новый распорядок дня. Теперь уже для меня и сына.

Нам пока обязательно нужно расписание или перечень дел на день, чтобы контролировать свою жизнь и чувствовать себя в безопасности. Сильно штормит вокруг. Надо за что-то держаться.

Поэтому я начала с простого.

Что у нас из обязательного?

Покормила завтраком и отправила спозаранку сына в школу новым маршрутом. Напомнила правила безопасности. Дождалась контрольного фото.

Переговорила с Олечкой про обстановку на кафедре и мой маленький больничный.

Прочла в почте неожиданное письмо от Влада: «Душа моя, как ты себя чувствуешь? Не могу до тебя дозвониться. Но Руслан меня успокоил и сказал, что ты в порядке. Я очень рад вашему переезду. Прошу тебя, дождись моего возвращения, и мы все решим. Во всем разберемся. Надеюсь привезти тебе сюрприз. Люблю. Твой В.»

Поплакала. Посмотрела на себя в зеркало. Поплакала еще. Возжелала реанимационных процедур.

Полежала с масочкой в ванне, попивая кофе. Вспомнила, как в период медового месяца с Сашей ездили в тайский спа-салон на курс процедур для двоих.

Снова поплакала.

Съела трюфель. Нет, пару. Запила эту волшебную сладость второй чашкой кофе и решила, что все к лучшему.

Завернулась в полотенца и плед. Улеглась на диван. Расслабилась, немного согрелась.

Рыдать перестала.

От обиды, конечно же.

Только жалость к потерянным годам, да… только лишь она.

Ну, и еще ваниль, зараза.

Хоть я и отмылась вроде, и кофе наварила столько, что на всю квартиру разлился аромат свежемолотого зерна, но нет! Где-то эта «абсолютная ваниль» из аромалампы притаилась и… пахнет.

А тут в телефоне ведьминский привет:

— Не знаю, до чего ты там дошла сама, но надеюсь, что стадии отрицания и гнева уже пройдены.

— Бери выше! — фыркнула гордо. — Я сама добралась аж до депрессии. Лежала сейчас в ванне, глядела в окно, плакала, что масло в лампе ванильное…

Нинка ориентируется быстро — вот же талант у человека.

— О, вы переехали все же? Молодцы! А лампу-то какую хотела? — с сомнением в моей адекватности уточнила подруга.

Задумалась. Неужели у меня наступило гадостное «Не знаю что, но не это…»-состояние? Бе-е-е. Так, срочно надо брать себя в руки и определяться:

— Иланг-иланг, конечно. Или хотя бы нероли…

— Да, как трудно жить тем, кто различает розу и сандал, — Нинка заметно повеселела.

— Ну, так, ты же помнишь: «Все, кто отличает ноту „до“ от ноты „фа“ — за мной!». Всегда так было: как кто-то в чем-то разбирается — сразу крайний.

— Золотые слова, мудрая сова. Давай уже ближе к делу тогда, — вздыхает в трубке. — Сейчас скину тебе сообщением контакты адвоката. Самый-самый приличный, надежный, одним словом — лучший. Его про тебя предупредили, так что звони, не тяни!