И дядя взял племянницу за локоть и потащил прочь от гостя.

Дядя впихнул свою племянницу в кабинет и запер дверь. Достал из кармана платок, вытер пот со лба и лысины. Затем подошёл к своему столу, но не сел, а просто стал тарабанить пальцами по гладкой поверхности.

Кабинет был наполнен массивной старинной мебелью. Не одно поколение Таллинов трудилось здесь. Серые, не отделанные каменные стены, резные канделябры, правда, с обычными светильниками, не с факелами, продолговатые вытянутые окна с цветными витражами. Обстановка довольно гнетущая, но, видно, дядю всё устраивало.

Джилл не стала стоять, а сразу плюхнулась в одно из кожаных стульев-кресел. Скрестила руки в замок и уставилась на дядю.

— Ты полагаешь, я ничего не понимаю? — у дяди сейчас был обеспокоенный, встревоженный, уставший вид. Он смотрел на племянницу грустным печальным взглядом. Седые волосы, те, что остались по краям головы, немного торчали в разные стороны. — Думаешь, мне хочется отдать свою крошку так рано? Она ведь совсем малышка, ей и восемнадцати нет.

— Ей шестнадцать, — подсказала Джилл. Дядя вечно забывал возраст детей. Впрочем, как и её папаша. Деби говорила, что мужчины все такие. Однако Джилл такая безалаберность бесила.

— Да, да, шестнадцать. — согласился дядя. — И я никогда бы, никогда не отдал её так рано! Если бы не обстоятельства.

— Дядь, ну какие обстоятельства? — сказала Джилл. — Ты же говоришь о своём ребёнке! Что может быть дороже? И вообще. Ты не находишь, что всё как-то неправильно? Я приехала, но ты меня не встретил. Потом тоже игнорировал. Я всё ждала, что ты придёшь и мы поговорим. Нормально поговорим. Мы же так давно с тобой не виделись! Здесь наверняка много чего произошло, а я ничего не знаю. Да что там, я вообще ничего не знаю! Какой-то этикет, традиции… Чужие люди в резиденции. Я совсем не понимаю, как себя вести. Тётя и кузены — слабые помощники. Похоже, они тоже не в курсе происходящего. Вот и получается, что ничего не получается. Я узнаю информацию обрывками, собираю по крупицам. Единственное, что я успела понять, дела у тебя идут не очень. Ну ничего. Это поправимо. У всех случаются взлёты и падения. Но зачем сразу из ребёнка делать разменную монету?

— Не очень! — лорд Таллин нервно зашагал по кабинету, — Не очень… Не очень! — перекривливал он непонятно кого и активно жестикулировал руками. — Ты приезжаешь сюда, из богатой стабильной страны, из благополучной семьи, из дома именитого генерала. И рассказываешь мне, что дела у меня идут не очень!

Джилл встала и подошла к родственнику, остановила его, взяв за локоть.

— Дядь, сядь. — потянула она его к креслу и усадила почти насильно. Потом подошла к имеющемуся в одном из книжных шкафов баров, нашла воду и налила её в стакан. — На вот. — протянула она ему ёмкость. — Может я и что-то не то говорю, но и ты молчишь. В результате полный раздрай. Давай-ка, дядя Тобби, выпей воды и успокойся. И расскажи мне всё. Я ведь не ссориться с тобой сюда приехала. Но если нет информации, я не могу адекватно всё оценить. Так что давай, выкладывай.

На удивление дядя послушался. Взял стакан, сделал несколько глотков и…

— Я не знаю, что тебе рассказывать. Ты хоть и из нашего рода, но совершенно чужая. Твой отец об этом позаботился. И правильно. В Империи жизнь стабильнее. Зачем тебе проблемы Партеллы? — он отпил воды и продолжил: — При твоём деде, великом Керзе, наш клан процветал. Мы были чуть ли не самыми влиятельными на Партелле. Деньги текли рекой. Как и кровь. Тебе, конечно, известно, что запасов голубой руды у нас мало. И мы не можем, как другие корсиканские лорды, просто черпать природные ресурсы и богатеть. Партелла живёт за счёт игры. И чем жёстче эта игра, зрелищнее, тем лучше. Люди всё готовы отдать за жестокость и азарт. Вот и отец вместе со своим братом разошлись по полной. Для них не существовало запретов или ограничений. Моральный аспект их совершенно не беспокоил. Лишь бы прибыль шла. Чего только они не творили! Гладиаторские бои — это самое мягкое из того, что они придумывали. Кидать в прикованного раба дротики, наблюдать, как его жизнь угасает. Отрезать жертве части тела, естественно, тоже за определённую плату. Делать ставки, какой из обрубков дольше всех продержится… Много чего творили Керз и его брат, не хочу вспоминать и перечислять. Скажу лишь, что слава об их кровожадности дошла до самого короля Корсики! Отцу с дядей пришлось отчитываться, даже взятки не помогли. Отделались тогда строгим выговором и щедрым пожертвованием в государственную казну. И особо жестокие игрища пришлось прекратить. Точнее, они остались, только проводились подпольно. И рабы-корсиканцы теперь использовались только для щадящих аттракционов. На кровавые зрелища отправляли варваров. В такой обстановке я родился и рос. Та арена, где сейчас интерактивная игра, раньше использовалась совсем не для условного боя. Всё шло по настоящему. Там тренировались наши бойцы. Друг против друга или же на зверях приёмы отрабатывали. Каждый день по внутреннему двору таскали трупы рабов, которые использовались в качестве тренировочного материала. Дорожки из крови на тротуарах не просыхали. Её пары поднимались вверх от дневного жара, создавая противный смрад. Шоу должно продолжаться любой ценой — основной принцип моего отца и дяди. Такое положение устраивало весь клан Таллинов. Я же… С детства возненавидел всю эту кровь: её запах, цвет, тягучую структуру. Я испытываю отвращение к насилию, не приемлю, ни в каком виде, ни для кого. Всё моё существо протестует против жестокости. И так было всегда. Отец много раз пытался приобщить меня к семейному делу, но ничего не получалось. Я всегда хотел развивать нашу область другим способом. Папа сначала списывал моё нежелание на юный возраст, потом на отсутствие умений, затем на слабость характера. В конце концов отец разозлился на меня и перестал видеть во мне наследника. И тут он обратил внимание на мою сестру, твою маму. Элизабет оказалась куда способнее меня, по крайней мере, в деле жестоких зрелищ. У Лизи отсутствовало какое-либо образование, но считала она великолепно. И ума ей не занимать. Она смогла организовать целую сеть бойцовских ям, причём не только в нашей области, но и по всей Партелле. Умела она договариваться. Да и дела вести умела, чего уж там! Нужно признать, она действительно была талантливее меня. Отец и дядя очень ей гордились. Даже подумывали вопреки всем правилам и традициям передать главенство клана ей. Выдать замуж фиктивно, сделать этого мужа главой-марионеткой, а реальные бразды правления передать ей. Но всё рухнуло, когда твоя мама встретила Феба, твоего отца. Один из граждан Империи по ошибке попал ей в рабы. Военные вашего государства, в том числе и твой папа, его вызволяли. Так они и познакомились. Сначала восприняли друг друга в штыки, но потом… Страсти такой силы я до сих пор ни у кого не встречал, а я живу уже не первый десяток лет. Я всеми силами помогал им скрывать свой роман. Но шила в мешке не утаить. Как только отец узнал о позоре, тут же договорился о её браке с лордом-правителем Септимуса, Альбертом Крафтом. Чтобы организовать этот союз, пришлось поднять много связей, ведь просто так лорды-правители не женятся, обязательно нужна выгода. Одни наши знакомые промышленники пообещали Крафту весьма выгодный контракт по переработке голубой руды. Тогда лорд на брак согласился. Дальше ты знаешь. Побег и… Ну, ты знаешь… Потом… Потом смерть настигла и моего отца, великого Керза. Конкуренты устроили ловушку. В результате отец погиб, а его брат — мой дядя, навсегда остался инвалидом. И, как бы этого не не хотел мой покойный отец, власть перешла ко мне. Я занял место главы клана. И начал кардинальные перемены. Первым своим указом я упразднил рабство. Я мечтал создать справедливое общество свободных людей. Но я просчитался. На Партелле люди не понимают доброго отношения. Я рассчитывал, что получив свободу, все начнут трудиться с удвоенной силой. Но вышло наоборот. Народ разленился, выполнял обязанности спустя рукава. В результате наша область из процветающего края превратилась в унылое захолустье. Ты и сама, наверное, это заметила. Теперь мы в долгах по самые уши…