– Ну ладно, если я поработаю на этого корчемника, то, возможно, узнаю больше как связан Синдикат, та секта Иштвана Великого и бывшая эсерка. Хотя, если честно, ума не приложу что может их объединять.

– Контрреволюционность? – койот посмотрел на меня скептически.

– После того, что агенты охранки сделали с товарищами Марии?

– И то верно. Кажется, что у этой пани уж точно должен быть зуб на монархистов. Неужели можно НАСТОЛЬКО не любить большевиков?

– У меня есть ощущение, что дело тут в чём-то совершенно ином. И нам ещё предстоит выяснить в чём именно. Но как ты думаешь, Мария могла убить профессора?

– Зачем ей это делать? Какой у неё мотив?

– Ну, эти двое обсуждали, что Матвей, возможно, с нами сотрудничал. И наша общая подруга поклялась его убить.

– А поскольку Шариков действительно был нашим кротом...

– Да, я о том же.

– Но и с того процарского ублюдка это не снимает обвинений.

– За то, кажется, снимает их с Матфея. Не уверен, что его ещё можно отпустить, но он то точно не приложил лапы к убийству.

– То есть, ты предполагаешь, что его в теории всё же можно отпустить. Я просто напомню тебе, что он черносотенец и организатор секты. Его только отпусти за порог и он начнёт разлагать общество и устраивать еврейские погромы.

– Его взгляды не говорят о том, что он плохой человек. Может, он просто запутался? Мы должны исправлять преступников, а не стрелять всех без разбора.

– Ты думаешь, что человек с такими взглядами может исправиться?

– Я думаю, что это возможно. То, что он сейчас ограничен своей глупостью ещё не значит, что мы не можем ему показать всех прелестей советской власти.

– Знаешь, я думаю, что такие люди не достойны прелестей советской власти, разве что, если не иметь в виду под прелестями красный террор. Классовые враги, знаешь ли, не меняются. Нельзя быть с ними нежными.

– Я изменился.

– Ты совсем другое дело. Ты был представителем угнетённой группы проклятых, пусть и аристократических кровей. Скажи, наследник, пошёл бы ты супротив своей семьи, если бы те не пытались выжечь твой глаз спиртом?

– Думаю, что пошёл бы. Происхождение ничего не значит!

– Да ну? И много других Романовых пошло вместе с народом, а не против него?

– За всю историю?

– А хоть бы и за всю. Тираны-цари, тем более не связанные со своими людьми даже одной национальностью и не выгрызшие себе путь к власти самостоятельно, не могут сочувствовать людям. Такого никогда не было и не будет. Это иррационально. У них буквально нет ни одной причины, почему бы им стоило бы помогать своим холопам, а не держащим этих холопов в стальных кандалах дворянам.

– Ну, может Романовых таких и не было, но ведь сейчас много дворян на нашей стороне. Брусилов, например.

– Это после того, как его сына схватили деникинцы?

– Хорошо, а как насчёт товарищей Ленина и Дзержинского?

– Про них мне нечего едкого сказать.

– Вот то-то же.

– Но это дворян в целом не оправдывает. Единицы одумываются.

– Может и наш Матфей будет среди этих единиц?

– Ну, ты можешь попробовать его изменить, если времени не жалко. Но я бы его конечно расстрелял. Это многим быстрее. – койот пожал плечами.

Мы уже почти подошли к конторе. И даже прекрасно видели это высокое здание, экспроприированное у бывшего доходного дома. Как вдруг на четвёртом его этаже прогремел взрыв. Яркие потоки пламени вырвались изнутри, проломив стену и не оставалось никаких сомнений, что взрывная волна была столь сильной, что снесла не меньше половины всего этажа.

– Постой. – сказал Феликс, – А это разве не комната для допросов рванула?

Мы с ним переглянулись и догадались практически одновременно:

– Мария...

– Что ж, – произнёс я, – Видимо, у нас на одного свидетеля меньше. Вряд ли он смог увернуться от такого и его почти наверняка расщепило на атомы.

– А нам ведь тоже с ней придётся драться... – сказал мой товарищ.

– Да. Но во всём надо искать плюсы, верно?

– Какие могут быть плюсы в том, что нашу контору разнесли?

– Мы туда теперь не пойдём. Это хорошо, потому что у меня очень странное предчувствие, что за нами прямо сейчас следят.

– Синдикат? – Феликс помрачнел.

– Наверное... Возможно, проверяют тебя. Жаль я раньше об этом не подумал.

– Ну и куда мне теперь идти? В последнее время я спал как раз на работе.

– Ко мне домой, куда же ещё. Переночуешь сегодня у меня, а завтра отправишься на собеседование к преступникам. Заодно обсудим план, как мы попробуем расколоть их змеиный клубок...

Утро началось с кофе, приготовленного мной в турке на плитке печки-буржуйки. Всего одна чашка крепкого чёрного кофе подарила мне то ощущение тепла и уюта, что я не испытывал уже несколько дней.

Всё дело в том, что Йозеф жил в поразительно скромной и холодной квартирке. Но на его маленькой, плохо освещённой кухне, держа в руках обжигающую стальную кружку, по-видимому, прихваченную моим напарником с фронта, возникало ощущение, что места на Земле лучше и нет. Особенно учитывая то. что в ближайшее время мне скорее всего предстояло жить в крайне неприятных условиях бандитского притона или где там этот Синдикат собирается?

Хозяин дома проснулся позже меня. Он вошёл в кухню, пробубнив пожелание доброго утра и тут же плюхнувшись напротив меня за шатким покоцанным столиком. Я поставил ему другую чашку и также налил кофе. Приложившись к напитку, он практически разлёгся на спинке старенького стула и выглядел теперь так разбито, будто бы это ему предстояла операция под прикрытием, а не мне.

– Что с тобой такое? – спросил я.

– Ничего. – он тяжко выдохнул, а затем попытался неуклюже выпрямиться – Теперь ничего.

– Я, к слову, вчера как-то не приметил, но у тебя в спальне стоит футляр с орденом Святого Георгия.

– Да, я во время прорыва в Галиции получил, вместе с наградным оружием.

– Не знал, что ты воевал под началом Брусилова.

– Ха! Ещё бы. О таком нынче лучше не распространяться.

– Кто осудит тебя за награду, говорящую о храбрости?

– Храбрости? – койот покачал головой, – Нет никакой храбрости в том, что я сделал. Не потому, что я боюсь запачкать руки, нет. Просто подчиниться царским офицерам и именно по их указке рваться крушить австрияк, кажется мне безумной глупостью, которую я почему-то совершил. Во мне никогда не было уважения к ним, как и любви к царской армии в целом.

– Тогда на кой чёрт ты туда вообще пошёл?

– Потому что долг звал меня преследовать чёртова Морозова, добровольно записавшегося в кавалергардский полк. И я повиновался своему долгу.

– А затем, по инерции, повиновался приказам.

– Если бы я сразу начал всё саботировать, то быстро схлопотал пулю от своих же. Тогда, знаешь, о возможности новой революции ещё не думали. Жаль только, что я слишком увлёкся этой игрой в хорошего солдата и так и не пришиб эту тварь. Вообще мне возможности и не попадалось, но я всё равно себя виню.

– И ты всё ещё горишь местью?

– Ещё бы. Это всё ещё мой долг перед погибшими товарищами.

– Ну а мой товарищеский долг, помочь тебе в этом. Но, я конечно надеюсь, что ты лишний раз не будешь пускать шашку в ход. Я думаю, что этот парень нужен нам живым.

– Тебе недостаточно того, что он глава преступной организации и беляк с головы до ног?

– Достаточно, но ещё я хочу, чтобы он успел хоть что-то рассказать нам об убитом докторе. Раскрыть это дело, вообще-то тоже наш долг. Именно ради него я собираюсь работать под прикрытием и собирать улики.

– Да сдался тебе теперь мёртвый профессор? Проникаем поближе к этому гаду из охранки и обвиняем его в убийстве. Кто, если не он это сделал?

– Мария.

– Кавалерийским оружием?

– Может она решила подставить своего "коллегу"?