Если выживу на войне, то поеду в Рансбур. Посмотрю столицу. А пока надо ответ писать. Однако, возвращаться к своему столу не спешу. Смотрю на деловую суету, царящую во дворе.

Приготовления к обороне идут полным ходом. Вижу Юлиану, вышедшую в сопровождении брата Симона и баронета Михаила из прядильной и направившуюся а ткацкую мастерскую. И там, и там, теперь будет лазарет. Тот, что за стенами, скорее всего спалят виргийцы, когда здесь появятся, да и весь наш посад тоже.

Генерал Лейнский собирается выдвинуться на север и встретить врага в десяти милях от Готлина. Только никакого генерального сражения сразу не состоится.

Спасибо сестрёнке Агнии, теперь я знаю, как будут происходить боевые действия. Вначале войска начнут маневрировать на широком фронте, нанося друг другу удары с разных сторон, с запада, с востока, с фронта или пытаясь обойти с тыла.

Основная задача этого этапа вынудить противника принять генеральное сражение в неудобных ему месте, времени и обстоятельствах. Причём длиться эти подготовительные действия могут неделями. Так что, увы, какие-то рейдовые отряды, а то и целые полки или даже корпус наверняка у меня под носом появятся.

И пёс с ними, скотами. Всё ценное мы из посада вывезли. Что-то укрыли в монастыре, что-то отправили в Готлин и Реймс, а сожжённые здания не так уж долго восстановить, благо, лесов в наших краях целое море. Северянам же я отомщу за ущерб моему хозяйству.

Преднастоятель вокруг кузины прям увивается, смотрю. Лицемер и подхалим. Я заметил позавчера, как он скривил рожу в сторону Юлианы, когда думал, что его никто не видит.

Сидевший перед моим столом с письменными принадлежностями Сергий несколько раз кашлянул. Понятно, что не в простуде дело. Напоминает шефу, что мы собираемся прецептору письмо писать.

Да, верный мой секретарь, ты прав. Надо закончить с одним и браться за другое. Меня ещё подземелье ждёт, где томится Люсильда, потаскуха позорная.

Какое бы время года ни стояло во дворе, были ли день или ночь, чёртовы ступени, ведущие на нижний ярус подземелья, всегда влажные, к тому же высоченные, будто для двухметровых баскетболистов сделаны. Приходится ступать осторожно. Ничего, бывают в жизни испытания гораздо серьёзней.

— Ваше преподобие, а можно мне с вами? Посмотреть хочется. — в глазах главного тюремщика настоящий огонь. — Ни разу ещё не видел, чтобы заживо сжигали с помощью магии.

Оборачиваюсь, смотрю на него и мысленно тяжело вздыхаю. Взрослый дядька, в свои сорок каких только жутких смертей не насмотрелся, а до сих пор словно жестокий ребёнок, отрывающий красивым бабочкам крылышки, всё упырь никак не насытится.

— Тебе разве нечем заняться, брат Никита? — спрашиваю холодным тоном, насколько это позволяет ломкий юношеский голос. — Ты же собирался рычаг на дыбе чинить, кузнеца уже вызвал.

— Так мне-то что с ним рядом делать? Покажу только…

— Брат Никита, нет. — добавляю строгости во взгляд. — Отвлекать будешь. Плетение сложное очень. Николас, — перевожу внимание на новика, несущего за мной книгу и кое-что в наплечной сумке. — Идём. Только под ноги смотри. Не как в прошлый раз, сам чуть нос себе не разбил и меня едва кубарем вниз не отправил.

— Буду внимателен, ваше преподобие.

Отвязавшись от любопытного тюремщика, продолжили спускаться. Дорогу освещаю амулетом, недавно изготовленным мною лично из жемчужины, подаренной Агнией, такой прослужит долго.

На нижнем, тюремном, ярусе опять, ой, полным полна коробочка, есть и ситец, и парча, в том смысле, что камеры забиты схваченными вчера патрулём бродягами — разных возрастов мужчинами, женщинами, детьми, даже древний старик среди них имеется — общим числом двадцать шесть. Утверждают, что переселенцы, но при мужиках имелось оружие, и не какие-нибудь дубины или колья, а топоры, копья с наконечниками и даже один меч.

Сегодня лейтенант Николас с моими изуверами будут выяснять, беглые ли это крестьяне, драпающие от войны или очередная разбойничья банда.

Вопреки имевшемуся у меня от прошлой жизни стереотипу, что в лесных шайках орудовали одни только мужчины, здесь в Паргее бандитским семейным подрядом никого не удивишь, уходят в дебри порой деревнями, чтобы потом безобразничать на дорогах.

Мой артефакт разгоняет полную темноту коридора. Факелы тут имеются, но зажигают их раз в сутки, когда приносят еду с водой и выносят отхожие вёдра.

— А можно мне будет посмотреть? — просится приятель, когда мы останавливаемся у последней двери.

На звуки разговоров, плача, мольбы, тихой ругани, раздающиеся из камер с захваченными, внимания не обращаю. Без меня с ними разберутся.

— Нужно, Ник. — киваю, сдвигая тяжёлый засов. — Без тебя мне не справиться. Будешь книгу передо мной держать.

По моему приказу узилище Люсильды несколько раз вычищали, а её саму кормили чуть лучше положенного. Якобы я не хотел, чтобы преступница померла своей смертью раньше, чем получит уготованные ей мучения. А вот заменить солому, служившую ей подстилкой, не догадались ни я, ни брат Никита. Тюремщик, что тот робот, выполняет распоряжения буквально, не позволяя себе сделать даже шаг в сторону или проявить инициативу. Ну, может так и к лучшему. Не зря же в нашем мире говорили, что инициативный дурак хуже простого.

— Не придуривайся, Люська. — говорю потаскухе, громко заскулившей при нашем появлении. — Ты вполне нормально себя чувствуешь, ну, если не считать конечно боли в глазах от света.

Несостоявшаяся отравительница, гремя длинной цепью, которой была прикована за ногу к стене, закрыв глаза ладонью, отползала на заднице в самый угол, вороша ногами гнилую подстилку.

Как по мне, так цепь здесь совсем ни к чему, но раз уж положено особо опасных преступников на неё сажать, то не мне установившиеся за века порядки отменять. Ключ в виде обычного короткого бронзового штыря с прямоугольным сечением при мне, а вообще замки здесь такие, что большинство из них можно ногтём открывать. Сам я, правда, не пробовал, ни к чему мне, однако и так ясно.

— Ваше… ваше преподобие… вы… вы пришли меня мучить? — всхлипнула. — Убить?

— Не, это было бы слишком просто. — оглядываю камеру. Жаль табуретки никакой нет, сесть не на что. Совсем ничего нет, кроме соломенной лежанки, воняющего дерьмом ведра, цепи, преступницы и двух худых как скелеты крыс. Последние впрочем быстро куда-то исчезли. — За тобой должок, который ты будешь мне отрабатывать очень долго. Нет, если ты не согласна, то скажи прямо сейчас или замолчи об этом навсегда.

Всё же Юлиана молодец, что подвинула меня не жадничать в расходе энергетических нитей и изготавливать амулеты полного исцеления. Сейчас пригодилось.

Подхожу к сжавшейся в комок девице, прислоняю надетый на безымянный палец левой руки перстень с алмазом к её плечу и активирую плетение.

Вторым зрением вижу, как магические жгутики, змеями разворачиваясь в движении, опутывают тело Люсильды и растворяются в нём.

Всё, по идее, с учётом того, что я уже несколько раз её подлечивал, мощи заклинания вполне должно хватить для восстановления всех повреждений организма. Повторного применения не потребуется.

— Милорд! Господин! — стерва сейчас пребывала в шоковом состоянии. Ладонь с лица она убрала, глаза-то тоже пришли в норму. Нет, процессы восстановления будут идти ещё час, не меньше, проверено мною пару раз на фронте, однако, исчезновение всех болей Люсильда почувствовала мгновенно. — Вы меня…

— Да-да, исцелил. — подтверждаю её догадку и поворачиваю голову к открывшему от удивления рот Николасу. — Эй, друг, книгу открывай на закладке. — затем снова отравительнице, вытянув в её сторону руку. — Плетение исцелило твоё тело, но оно не смыло ни грязи с твоей души, ни клейма с твоего тела!

— Клейма? — растерялась Люсильда, рефлекторно поднеся руку к щеке.

В Кранце именно там выжигали ромбы, тем преступникам, которым решали оставить жизни и не приговаривали к рабству.