Наше застольное совещание организованное в церковном флигеле, затянулось по вине брата Симона, ударившегося в стенания и плач по поводу вороха проблем, возникших при переезде лечебницы из предместья на первый этаж гостиного здания, того, что находится внутри обители. Гвардейцев и кавалеристов там переселили этажом выше.

Наевшись до отвала, раздав указания заместителям и оставив целителя ругаться управляющим, я пригласил за собой брата Макса с милордом Карлом и покинул совещание.

На моего вассала невозможно было смотреть. В ожидании скорой встречи с прекрасной маркизой тот сиял так, что слепило глаза. Поговорить с ним на тему его отношений с моей сестрой я так и не решился. Есть темы, подобные тонкому льду, ступать на который надо очень осторожно.

— Вы хотите, чтобы я тоже с вами поехал? — поинтересовался лейтенант, когда мы вышли из флигеля и направились к общежитию.

— Нет, наставник. Двух десятков воинов — гвардейцев и кавалеристов — во главе с милордом Монским вполне хватит, чтобы обеспечить мою безопасность. Даже с избытком. Тебя позвал, чтобы отплатить за то, что ты для меня сделал, делаешь и, надеюсь, продолжишь делать.

Сохраняю интригу до самого конца. Лишь когда мы пришли ко мне в покои, где Юлька уже всё приготовила к отъезду, обрадовал брата Макса тем, что скину с его плеч груз прожитых лет, хоть и частично.

Есть люди, и таковых, увы, не мало, которые любят делать гадости даже в том случае, когда им с того нет никакой выгоды, я же всегда находился на другой стороне спектра. Если имелась возможность без ущерба для себя, своих родных и близких кому-либо помочь, то почему бы этого не сделать? Таким я был в прошлом, таким остался и сейчас. Испытываю настоящее удовольствие, глядя на помолодевшего наставника.

— Да ладно. — скромничаю в ответ на слова благодарности брата Макса. — Всё, что могу. А сейчас извини, нам надо поспешить в дорогу. Оставляю охрану монастыря в твоих надёжных руках. Никто, кроме тебя. Сергий! — кричу секретарю через дверь. — Не забудь рисунки!

На этот раз я решил взять парня с собой. Заслужил своим отношением к порученным делам и верностью моей особе.

Выехали в третьем часу дня. У меня реально сердце кровью обливалось, когда проезжали мимо предместья, глядя на то, как мы сами разоряем своё хозяйство. Ну, да, два раза переехать, всё равно что один раз погореть. А мы и оба переезда осуществим туда-назад, когда побьём и прогоним врагов, в чём стараюсь не сомневаться, и, кажется, пожара не избежать. Обитель не возьмут, так напакостничают сволочи, к гадалке не ходи. Даже не представляю, что чувствовали те московские купцы, кто поджигали свои дома перед входом в древнюю столицу — как много в этом звуке для сердца русского слилось — наполеоновского сброда со всей Европы. Эх, не беда. Пережили те славные торговцы, переживу и я. Отстроимся.

Деньги будут. Оптимизм мне внушают необыкновенно высокие доходы, которые вдруг полились рекой от продажи бутылочек со святой водой. Не только горожане, но прежде всего воины, съезжающиеся к Готлину, покупают эту нашу богоугодную продукцию нарасхват. В окопах атеистов нет, как говорили в моём прежнем мире, также обстоят дела и здесь.

Братья Георг с Алексом, ну, управляющий с казначеем, вовремя сориентировались и подняли цену сначала вдвое, а вчера послали поручение увеличить стоимость до трёх драхм за мелкую посудину.

Озолотимся. Если я придумаю, как нам защититься от контрафакта. Жуликов и безбожных негодяев, только прикидывающихся верующими, вокруг полно.

— Чуть не забыл, Карл. — вырываю приятеля из его грёз, когда мы углубились в лес. Сил нет смотреть на его блаженную улыбку, я и не смотрю. Впереди едет пятёрка кавалеристов, вот на них и поглядываю. — Что там с нашими браконьерами?

— А что с ними? — неохотно вернулся к прозе жизни мой вассал. — Как ты и приказал, руки им рубить не стали. Работают где-то. Стены укрепляют. Или камни для метания отёсывают.

— Я ведь тебя просил выяснить, насколько хорошо они знают окружающие леса. Помнишь, говорили, что нужны наблюдатели и разведчики? Ну, Карл?

Краем глаза вижу, как милорд краснеет. Ага, забыл. В принципе, понятно. Какая к чертям разведка, когда сердце томится любовью? Ну, хоть, смотрю, ему стыдно. И то хлеб.

— Степ, я, прости…

— Чего уж. — вздыхаю. — Если начинаешь забывать, то записывай. Вон, как Сергий делает. — откидываю голову, будт показываю затылком на следующего сразу за нами секретаря. — Видел у него маленькую книжонку под запись? Тоже раньше порой мог не вспомнить, о чём я ему говорил. А теперь у него всё чётко, как у часов на башне нашей церкви.

— Как вернёмся, я обязательно и с теми придурками поговорю, и такую книжку у брата Валерия закажу. — обещает приятель с покаянным видом.

— Надеюсь.

Моя идея с блокнотом почему-то особого впечатления ни на кого из братии не произвела. Видимо, все считают, что у них память хорошая, да и текущие записи делают обычно на новощённых деревянных дощечках. Смысл в экономии бумаги и чернил очевиден, но я-то рассчитывал на ещё один способ заработка для обители. Увы и ах, не в данном случае моё изобретение оказалось преждевременным. Так сказать, слишком опередил эпоху, не оценили. Хоть для личного моего окружения пригодится.

На этот раз поездка в Готлин прошла без происшествий. Встретили лишь нанятый братом Георгом отряд пеших наёмников из шестнадцати человек, двигавшихся с двумя гружёными вещами телегами и тремя отрядными рабынями, пожилыми и некрасивыми. Солдаты удачи не любили ухаживать за собой сами и, если была финансовая возможность, вскладчину покупали прачек и кашеварок, иногда и конюхов или возничих знаю это от брата Макса. Наставник мне много рассказывал о повседневном быте вояк.

На тракте обогнали небольшой торговый караван из Лос-Аратора, с которым пришлось немного задержаться. Благословил торговцев и их людей благодатью от Создателя, получив взамен краткие сведения о положении дел на северной границе королевства.

К Готлину подъехали засветло и с небольшого холма я наконец-то увидел настоящий лагерь средневекового войска, вернее, десятки лагерей, разбросанных среди рощ, садов и перелесков вокруг стен с восточной и западной их сторон. Может и на юге от Готлина имеются, даже наверняка они там есть, да их нам, подъезжающим к северным воротам, было не разглядеть.

Перед глазами — привстаю в стременах как заправский наездник, чтобы лучше рассмотреть — палатки, шатры маленькие, большие, огромные, загоны для лошадей и скота, сделанные из подручных материалов, как у нас, помню, говорили, хапспособом, рядом телеги, фургоны, костры, люди, скот, считай второй город вырос рядом с Готлиным. Где-то в одном из огромных — настоящий полевой дворец — шатров расположилась и маркиза Агния Неллерская. Ночь одну только, знаю, переночевала в графском замке, уважила Олега и Глорию Готлинских, вассалов своей матушки и моей мачехи Марии, после чего вернулась к своим подчинённым. Вот такая она моя сестрёнка, полковник, рождена была хватом, слуга царю, отец солдатам.

— Парни! — послышался голос Ригера. — Встаём по обе стороны от его преподобия. Рихард, скачи к воротам, скажи, о прибытии милорда Степа, пусть лежебоки-стражники разгонят ту толчею. — показал он плетью в сторону ворот, где и правда что-то необычно много собралось людей, животных и повозок, стремившихся попасть в Готлин.

— Нас и так уже заметили. — говорю своему бывшему опекуну. — Суетятся, смотри. Объяви всем сегодня выходной, да и на следующие дня дай всем поочерёдно погулять по городу.

Сказал негромко, но услышали все, и сильно повеселели. Ещё бы, не один только я хочу отвлечься от монастырской жизни. Лишь бы опять какого-нибудь мятежа не приключилось. Хотя, какой к чертям бунт, когда под городом вон какая армия стоит.

Город нас встретил толкотнёй и шумом. Готлин активно готовился к обороне. На улицах и площадях было много вояк — королевских или герцогских солдат, феодальных дружинников, стражников, городских ополченцев. К стенам везли камни, как для ремонта укреплений, так и для использования в качестве метательных снарядов. Никаких следов относительно недавнего мятежа не наблюдаю совсем, будто и не было ничего. Зато ни одной пустующей виселицы на лобных местах, ни свободного кола или клети. Законы военного времени всегда более суровы.