— Чем-то озабочен? — наконец подал он голос.

— Мало ли что в голову лезет… Слушай, — встрепенулся я, — а что это за особые поручения? Мне намекнули, не исключено, что скоро придется выполнить какое-то задание…

— Фомин намекнул?

— Нет.

— Ну, тогда ты приглянулся кому-то рангом повыше. Обычно такие вещи идут через Фомина.

— Ты ж смотри, никому не проболтайся, — обеспокоился я.

— Руслан, мы с тобой, кажется, нашли общий язык или нет? — обиделся Арсен.

— Не кажется, а точно, — извиняющимся тоном произнес я. Так ты мне ответь, тебя хоть раз просили о…чем-нибудь таком?

— Приходилось, — последовал уклончивый ответ. — Ну, это, понимаешь, деликатные очень поручения. Кого-то хорошенько тряхнуть, кого-то предупредить, а кого-то вообще…

— Убрать? Замочить?

— Ты не волнуйся, — Арсен как будто не расслышал моего последнего вопроса. — Служба безопасности здесь — ого-го! Бывшие кагэбисты-эсбэушники, бывшие менты. Фомин, чтоб ты знал, когда-то в Москве работал, в ГРУ. Операции планирует — конфетка! Комар носа не подточит! Не стало, например, человека — ну, просто надоело ему жить, кто в этом виноват… Все, Руслан, проехали! Надо будет — тебе скажут, расскажут, покажут…

Я замолчал. Арсен не такой простак, он повесил на рот замок, но, кажется, ни в чем меня не заподозрил. Ведь чисто по-человечески меня можно понять: слегка мандражирует паренек, как всегда бывает перед чем-то острым, неизведанным, опасным…

Заступив на смену, я обрадовался — Осмоловский сегодня задерживается. Несколько раз к нему с озабоченным видом заходил и выходил человек-пиранья. А еще в кабинете босса, по всей вероятности, дама: когда пиранья отворяет дверь, из комнаты доносится еле уловимый запах изысканных духов. Я не ошибся. Юрий Ильич собрался уходить вместе с ослепительно красивой женщиной, что, при его бизнесе, в общем-то, не удивительно. Но меня вовсе не интересовало, кто она ему — жена, любовница или деловой партнер. Другое заботило — что он сделает со своим ключом, поэтому я тихонько занял свой НП у лестницы. Ага, отдал портье.

Далее минуты потянулись томительно долго, как если б я был на вокзале, а до отхода поезда еще целых полдня. Несколько раз по рации выходил на связь Фомин. Я докладывал, что на моем этаже полный порядок. И вправду, дом свиданий жил своей обычной жизнью. В ресторане, откуда доносилась тихая музыка, вкусно ели и пили, в номерах, чьи двери открывались разве что перед официантами с их тележками, вовсю предавались плотским утехам. Что делалось на третьем этаже, не знаю. Скорее всего, там кровь и пот, там пыхтят, как паровозы, Колумбы сексуального фронта, у них ведь купленное за деньги право первой ночи. Жрецы любви, помешанные на дефлорации, обожающие сам ее процесс, но никак не ее таинство.

Что делать с портье, я еще не решил. Он на своих ключах похож на курицу-наседку на яйцах. Даже в туалет, похоже, не отлучается. Отвлечь в нужный момент его внимание? Но как? Надолго он свой пост не покинет. Персонал в «Приюте девственниц» отлично вышколен. Но что-то придумать надо. Обязательно.

Ровно в час ночи мне на мобильный позвонила Зоя.

— Я на месте. Жду.

Час икс наступил. Озноб прошелся по моей спине частыми и колкими морозными иголками, я сжал что есть мочи кулаки, и он исчез. Решение пришло совсем неожиданное: по мобилке набрал номер своего рабочего телефона, который тут же, на столе. Несколько заливистых трелей, которые портье наверняка хорошо слышны… Я взял трубку и громко, отчетливо ответил несуществующему собеседнику:

— Алло? Да, это пост. Что-что? Может, подойти мне? Хорошо, я передам вашу просьбу. Да, пожалуйста!

Портье, немолодой уже, хорошо упитанный мужчина с идеальной, как у католического священника, тонзурой на голове, конечно же, прислушивался к телефонному разговору. В доме свиданий, если не считать музыкальные отголоски из ресторана — децибелы и луженые глотки певцов здесь не в чести, очень тихо, и это правильно, это оправданно: сюда приезжают не для того, чтобы побалдеть в шумной компании или покрасоваться друг перед дружкой. Сюда приезжают, чтобы уединиться.

Я подошел к лестнице. Портье повернул голову ко мне, в его глазах читался немой вопрос.

— Вас просят подняться в двадцать восьмой номер.

— Меня? — удивился «католик». — Но я не могу оставить свое рабочее место без присмотра.

— Я предложил им свои услуги, но мужчина, он, по-моему, хорошо на взводе, потребовал именно вас.

— В двадцать восьмой?

— Простите, может, и в двадцать седьмой. Он последнее слово как-то проглотил…

Коридор был буквой «Г», и два этих номера располагались за углом, в «аппендиксе», в каком-то из них есть люди — я видел, как официант катил туда тележку.

Портье пожал плечами, секунду поколебался, потом начал подниматься по лестнице.

Я посмотрел на часы — шестнадцать минут второго. Итак, счет пошел на секунды. Когда «католик» завернет за угол, пока позвонит, пока ему откроют и пока он выяснит, что никто его не вызывал, мне следует сбежать к его стойке и положить ключ в карман. Что дальше, я представлял плохо. Во-первых, портье как пить дать что-то заподозрит, хоть я ему и отвечу, разведя руками: «Кто-то, видимо, подшутил, чтобы прервать у двоих акт любви». Хорошо, если он успокоится. Тогда я постараюсь быстро и незаметно войти в кабинет Осмоловского и открыть сейф. Не исключено, что, даже поверив мне, он все же возьмет меня под свой контроль — по крайней мере, я бы поступил именно так. И как я тогда подступлюсь к сейфу? Еще одно: портье, как бдительный служака, может хватиться ключа и поднимет тревогу. Зою-то я отошлю обратно, но сам вряд ли унесу ноги.

Ну, а если этот цербер не успокоится? Тогда придется подарить ему несколько минут забвения. «Эд, — сказал я себе, — будет он рыпаться или нет, тебе все равно придется на время сделать его живым трупом».

Едва портье исчез за углом, я с сильно бьющимся сердцем сбежал по лестнице. Черт, где же мой ключ с круглым красным брелоком? В верхнем ящике стойки его нет. Я судорожно выдвинул все остальные — ключ лежал в нижнем ящике, сверху его прикрывал файлик с какой-то бумаженцией внутри. Как-то моментально запечатлелось — а на брелоке, между прочим, Дева, символизирующая одноименный знак Зодиака. Ясное дело — «Приют девственниц»!

Я разогнулся и наткнулся на прямой, немигающий, как у филина, полный удивления и недоумения взгляд…портье. Быстро же, черт бы его побрал, он обернулся! Да, люди здесь бдительные! Оказавшись в коридорном аппендиксе, «католик», видимо, решил удостовериться, на месте ли я. Выглянул из-за угла и все, конечно, понял.

— Что вы здесь де…

Договорить он не успел, потому что ребром ладони я потревожил его сонную артерию. Спи спокойно, дорогой друг! Через полчаса ты проснешься у себя под стойкой.

Кажется, я прыгнул, как лось, — лестница в мгновение ока осталась позади. Щелкнул замок, я вбежал в комнату, еще хранящую запах духов ослепительно красивой спутницы Осмоловского, и включил свет. Пожалуй, эта леди тоже перегибает палку, очень уж густо тут пахнет. Ах, Пако Раббанн, научи наших дам искусству ненавязчиво благоухать! Впрочем, может быть, я неправ: просто раньше не замечал, что в минуту опасности мое обоняние обостряется, как у хорошо натасканного сенбернара.

Господи, какой же ты молодец, дорогой мой Юрий Ильич! Честное слово, я бы тебя сейчас расцеловал в обе твои щеки, как человека, хранящего верность привычкам! Ключ от сейфа там, где ему и положено быть. А в самом сейфе… А в сейфе я увидел приличную стопку стодолларовых купюр и целую…видеотеку. Кассета, на которой значилось «Лучин И. И.», бросилась мне в глаза сразу, я ее тут же вытащил, а глаза мои лихорадочно считывали фамилии, фамилии, фамилии, которые мне ровным счетом ничего не говорили, пока взгляд мой не споткнулся, как путник о кочку, не зацепился, как ныряльщик за корягу, за знакомую фамилию, которую я никак не рассчитывал и не ожидал здесь увидеть. Я закрыл сейф и положил ключ от него в карман брюк, а кассеты — в карманы пиджака. Выключил свет и спустился по лестнице. Портье, разумеется, еще не пришел в себя, он по-прежнему под стойкой. «Хорошо», — подумал я и тут же сглазил удачу — в проеме входной двери показался… Фомин.