До конца дежурства я думал о том, нарочито или нет проделал при мне этот пассаж с ключом Осмоловский. Что это, проверка? Вряд ли. Неужели принимает за круглого дурака, который тут же полезет в чужой сейф за деньгами? На мой взгляд, такого впечатления я не произвожу.

Ровно в восемь я сменился. Полсуток ничегонеделания — то сидишь за столиком, то стоишь на ногах, отозвались ощутимой усталостью. Скорее во флигелек, где обитают охрана и обслуга! Хоть полчасика полежать на кровати, блаженно вытянув ноги.

Комната, где мне предстояло неделю жить и отдыхать, ничем не отличалась от обычного двухместного гостиничного номера — платяной шкаф, стол, стулья, тумбочки, кровати, над каждой из которых две незатейливые репродукции с пейзажных картинок. Санузел совмещенный. А соседству по номеру только рад: второй жилец — мой знакомый Арсен, тот самый, который утверждает, что лучше темное пиво, чем светлое будущее. Он явился, когда я успел с часок подремать. Подмигнул весело:

— Ну, понял что-нибудь?

— Париж! — с непередаваемой интонацией воскликнул я и мечтательно закатил глаза: — Какой Париж!

— Это ты насчет чего? — по части юмора у Арсена явно было не все в порядке.

— Насчет пилигримок. Ужас как хороши! Пилигримам можно только позавидовать.

— Как раз об этом я и хотел спросить, — расхохотался Арсен, показывая крепкие свои, но очень уж острые и треугольные, как у белой акулы, зубы. — Знаешь, я сам бы не отказался с любой из них запереться в номере.

— А потом?

— Что потом? Украинец после первой не женится! — оказывается, он тоже умеет пошутить.

— Пилигрима имею в виду. Он тебя сразу не закопает?

— Еще как! Тут же один лес кругом!

— Арсен, здесь такое дело, — резко сменил я пластинку. — Хочу… Хочу сейчас поляну выкатить.

— С какой стати? Обыкновенно это делают с первой получки.

— А я хочу слегка обмыть первый рабочий день на гражданке. Для меня это, понимаешь, событие. Я тут кое-что с собой привез.

— Я лично не против, это дело богоугодное.

— Слушай, а если пригласить Петра Павловича, придет?

— Да, наверное, не откажется. Рюмки две-три опрокинет, не больше.

— А что он любит — коньяк или водку?

— Коньяк. А вот я его на дух не переношу. Ты что, прихватил только «конину»?

— И то, и другое. Вон, смотри. — Я извлек из дорожной сумки бутылку грузинского марочного «Греми» и бутылку водки «Гетьман». — Подойдет? Держи! — я подал Арсену «Гетьмана».

— Классная водка! И очень даже недешевая.

Фомин от вечеринки не отказался.

— Ну, Руслан, ты мне угодил, — сказал он, с удовольствием повертев и так, и этак бутылку с «Греми». В советские время, когда мы не знали ни «Хеннесси», ни «Мартелля» с «Наполеоном», эта штука считалась одним из лучших марочных коньяков. А ты уверен, что не пальё тебе всучили? А?

— В фирменном магазине брал, — с достоинством ответил я.

— Тогда то, что надо. А откуда ты узнал о моих вкусах? Арсен, что ли, просветил?

Мой сосед на это демонстративно обиделся, запальчиво возразил:

— Петр Павлович, вы же прекрасно знаете, что я умею держать язык за зубами! Причем тут я, если Руслан нечаянно угодил с коньяком? Руслан, я тебе хоть слово сказал?

Я отрицательно мотнул головой.

— Успокойся, Арсен, это я так, к слову, — похлопал парня по плечу Фомин.

Стол я накрыл очень даже неплохой: отличная колбаса «салями», швейцарский сыр, сельдь в винном соусе, оливки, начиненные анчоусами, горка краснобокой редиски, батон — что еще желать мужикам? По их физиономиям, между прочим, видно, что такой прыти они от меня не ожидали.

Чокнулись, выпили. Учитывая тот факт, что не в одиночку ужинаю в «Пирах Лукулла», где можно выжрать и литр водки, я дал себе мысленную установку не увлекаться. Фомин наверняка попытается уяснить, в каких я отношениях со спиртным.

Ели все трое с аппетитом. Впрочем, разве у здоровых, как буйволы, мужиков бывает наоборот? Арсен, правда, меня слегка удивил: он поглощал пищу так жадно и торопливо, что мне показалось, — у него было тяжелое детство. Может, детдомовец. Фомин же мне понравился — все с чувством, с толком, с расстановкой. «Греми» пьет уже согретым теплом ладони, хотя у нас обыкновенные рюмки, а не коньячные фужеры. Явно одобряет то, что после очередного захода у меня на дне рюмки еще остается душистая влага.

Разговор, в общем-то, был никакой: о ценах на бензин, о погоде, о политиках, которые грызутся, как пауки в банке, — такой вот «разогрев» перед тем, как беседа устремится в исключительное интересное для всех русло. Мне очень хотелось, чтобы она, как чаще всего бывает в мужской компании, переключилась на женщин — а вдруг сверкнут невзначай блестки драгоценной для меня информации, ведь я не где-нибудь, а в «Приюте девственниц».

Фомин меня разочаровал — едва Арсен что-то начал вякать о красивых телках, которые сейчас не помешали бы, он выразительно посмотрел на него, после чего тот сразу же заткнулся.

— Ну, вы сидите, а я пойду, — поднялся Петр Павлович. — Проверю посты.

Коньяка осталась треть бутылки, «Гетьмана» — половина. Так как Арсена, отменного чревоугодника, но никудышного питуха, я не опасался, то предложил продолжить праздник, рассчитывая, что мой новый «приятель» приоткроет завесу тайны над этим уединенным «домом свиданий».

Как искусный лоцман, я постарался повести кораблик нашего полупьяного разговора в нужном фарватере.

— Арсен, а ты заметил, что эти крутые просто обожают молоденьких девочек? Те, конечно, все умеют, но разве сравнятся они с дамами в самом расцвете? Вот эти-то так и делают все, как будто в последний раз.

— Тоже мне, нашел молоденьких, — скептически произнес Арсен и отрыгнул так длинно и сладострастно, что я испугался, в порядке ли он.

— Извини, Руслан — благородная отрыжка после шампанского, — ничуть не смутившись, пояснил мой сожитель. — Ладно, давай вмажем, а потом я тебе кое-что…

Он лихо опрокинул рюмку и закосел еще больше. «Хорошо, Арсен, хорошо, — похвалил я его в мыслях. — Жратвы еще навалом, водка тоже есть. Полагаю, ты на вершине наслаждения…»

— Так вот что я тебе скажу, мой дорогой. Девки, которых ты видал, уже и спереди, и сзади, и сверху, и снизу… Ты понимаешь меня, да? А есть товар нетронутый, целенький, в фабричной, так сказать, упаковке.

— Девственницы? — не поверил я. — Да их сейчас днем с огнем не сыщешь!

— Кто ищет, тот находит. Только ломануть целку стоит больших денег. Но клиентов, которые на этом поведены, выше крыши. Богатенькие такие старички, у них там осталось на два раза пописать, а туда же…

— Класс! — восхитился я, наливая Арсену водки с краями. — Вот с кого надо брать пример!

— Брось! — вполне трезво возразил Арсен. — Они все… ненормальные.

— Слушай, не догоняю — эти девочки, чистенькие и целенькие, они что, сами выстраиваются сюда в очередь?

— Размечтался! У Осмоловского есть служба, которая занимается их отловом и доставкой.

— Отловом?

— Ну, поиском. Тебя это больше устраивает?

— А если родители кипеш поднимут? Это ж уголовщина! Растление малолетних…

— За кого ты нас принимаешь? — Арсен вскинулся так, словно был организатором и вдохновителем всего этого разврата. Ни дать ни взять — отец-основатель! Господи, что делает с людьми водка — каждому мнится, что он пуп земли. — Тебе разве не известно, сколько сейчас развелось беспризорных? Знаешь, сколько среди них тех девчонок, которых еще не успели трахнуть? На вокзалах, базарах, в подворотнях, на Большой окружной, у пап с мамами, которые не просыхают? Находим, отчищаем, отмываем, проверяем у венеролога. Этот шпок выгоден и для девочек. Они отсюда уезжают с долларами. Немного, конечно, — двадцать, тридцать баксов, но все же, согласись, деньги. Правильно? А так… Что эта девочка получит на помойке за свою целку?

Мне очень захотелось дать Арсену по морде, но это все равно, что закрутить кран с водой, когда очень хочется напиться. К тому же я не оправдаю высокого доверия Юрия Ильича Осмоловского — в первый же рабочий день пьяная драка.