Однако мои опасения на этот счёт не оправдались. Я спокойно доехал до города и до физического факультета. Припарковавшись на стоянке, вышел и направился к зданию.

До лекции Островского оставалось всего несколько минут.

На проходной я показал документы и записался как вольнослушатель, указав в журнале регистрации, куда именно иду.

В здании было множество студентов, стоял разноголосый гул. Это напомнило мне годы, которые я сам провёл в университете.

Пока я искал аудиторию, на меня бросали заинтересованные взгляды. Видимо, студенты успели примелькаться друг другу и понимали, что среди них находится чужой.

Я добрался до аудитории за минуту до начала лекции. Островского ещё не было.

Скамейки поднимались от кафедры амфитеатром, народу было много, и я устроился на последнем ряду с краю. Слева от меня сидела миловидная девушка в короткой юбке и кофте с высоким горлом. Бросила на меня быстрый взгляд и тут же отвернулась к подружке.

Когда стрелка больших настенных часов добралась до отметки без четверти десять, в дверь вошёл профессор.

На вид ему было лет шестьдесят. Прямая спина, ястребиный нос, густые брови, гладко зачёсанные на пробор волосы цвета стали. Одет Островский был в старомодный двубортный тёмно-зелёный костюм с клетчатой жилеткой. Под мышкой держал кожаную папку. Очков физик не носил.

Как только он появился, в аудитории воцарилась тишина. Похоже, дисциплину Островский поддерживать умел.

Профессор подошёл к кафедре, положил на неё папку, раскрыл, несколько секунд смотрел на свои записи, а затем поднял голову, обвёл взглядом присутствующих и остановился на мне. И это при том, что в помещении находилось не меньше сотни студентов. И едва ли он знал всех в лицо. Значит, ему сообщили о моём приезде. Что отчасти подтверждало слова Князя, ведь это означало, что следили за мной именно люди Островского.

Отведя взгляд, профессор заговорил:

— Доброе утро, дамы и господа. Тема сегодняшней лекции — теория струн. Уверен, вы о ней слышали.

Занятие длилось полтора часа, в течение которых Островский рассказывал и показывал слайды, графики, формулы и так далее. Было интересно. Меня удивило, когда ближе к концу профессор связал теорию струн, заключавшуюся в том, что частицы, из которых состоит вселенная, на самом деле являются подобием струн, а частицами нам кажутся, так как существуют одновременно в разных пластах реальности (то есть мы видим, по сути, только их срезы), с Изнанкой. По мнению Островского, струны связывали разные миры подобно армирующей решётке, обеспечивая единство вселенной. Красивая, но едва ли доказуемая теория.

Когда лекция закончилась, к кафедре потекли студенты, не успевшие задать вопросы до звонка. Я пристроился в конец очереди.

Передо мной была высокая блондинка с двумя хвостами, затянутыми разноцветными резинками. Запинаясь, она спросила Островского, как в теорию струн вписывается тёмная материя.

— А об этом мы поговорим на следующей лекции, — добродушно улыбнулся ей профессор. — Так что не пропускайте.

— Я ни одной вашей лекции не пропускаю! — отозвалась девушка и, покраснев, быстро отошла.

Таким образом, я оказался возле кафедры. В меня вперились два холодных голубых глаза. И в них не было даже намёка на добродушие.

— Здравствуйте, профессор, — сказал я. — Меня зовут Владимир Оболонский.

— Доброе утро, граф, — ответил Островский. — Не знал, что вы учитесь на нашем факультете.

— Не учусь. Зашёл вольнослушателем.

— Откуда вдруг такой интерес у филолога к теории струн?

— Скорее, к вам, профессор. Могу я задать несколько вопросов.

Островский собрал записи, сложил в папку, закрыл её и сунул под мышку.

— Здесь сейчас начнётся другое занятие, — сказал он. — Пойдёмте в мой кабинет. Там и поговорим.

— Ничего не имею против.

Мы направились к выходу из аудитории.

По пути ни о чём не говорили. С Островским здоровались попадавшиеся навстречу студенты, встретилась пара преподавателей. Наконец, мы добрались до коридора, где располагались кафедры. Профессор отпер одну из дверей ключом и сделал приглашающий жест.

— Прошу, господин Оболонский. Здесь нам никто не помешает.

Я вошёл в небольшой кабинет, уставленный шкафами с книгами. Возле окна был стол с компьютером, справа — принтер. На железном сейфе стоял вентилятор.

— Присаживайтесь, — закрыв дверь, сказал Островский, обошёл стол и устроился в кожаном кресле. — Итак, чем могу помочь?

Довольно смело было с его стороны остаться со мной наедине. Я ведь имел возможность убить его прямо сейчас. Если б хотел. Но прежде, чем что-то предпринимать, мне надо было оценить обстановку. Так что я сел на стул, положив ногу на ногу.

— Как я и сказал, у меня есть несколько вопросов. Буду благодарен, если вы на них честно ответите.

— Постараюсь. С чего начнём?

— Вы приказали убить моих родителей.

Островский чуть приподнял брови.

— Значит, речь пойдёт не о физике. Так я и думал. Шереметев вам рассказал?

— В точку.

— Что ж… Да, это был я. Знаете, почему?

— С радостью услышу это от вас.

— Всё дело в вашем отце. Уверен, Его Светлость не утаил, что он занимался запрещёнными исследованиями. И не желал их прекращать.

— И делиться с вами, — подсказал я.

Профессор холодно улыбнулся.

— Не без этого. Вы весьма сообразительны. Или это тоже князь вам сказал?

— Неважно. Почему вы пытаетесь прикончить меня?

— У нас с вашим опекуном был договор. Не знаю, в курсе ли вы.

— С недавних пор.

Мой собеседник кивнул.

— Ясно. В общем, я не знаю, знакомы ли вы с работой вашего отца. И способны ли её продолжить. Но рисковать не в моих правилах. Поскольку вы связались с артефактором, мне пришлось активировать протокол вашего уничтожения, — Островский развёл руками. — Как говорится, ничего личного. Я не испытываю к вам неприязнь, но… В общем, сами понимаете.

— Но артефактор мёртв.

— Это верно. Однако вы забрали его инструменты. Я ведь не заблуждаюсь?

— Нет, — был вынужден признать я.

— Зачем они вам?

— Для экспериментов. Никакого отношения к работе моего отца, чем бы они ни занимался, это не имеет?

— Предлагаете поверить вам на слово? В любом случае, подобные занятия незаконны. А вам известно, что полагается за нарушения такого рода.

— Есть ли возможность вернуть всё, как было?

Островский снова приподнял брови.

— Вы имеете в виду отменить приказ о вашей ликвидации?

— Именно.

— Что ж… Дайте подумать, — профессор возвёл глаза к потолку и сцепил пальцы в замок. — Наверное, да. Если отдадите инструменты, мы сможем обо всём забыть. Не думаю, что вы действительно опасны. Когда ваш отец погиб, вы были слишком малы, чтобы он посвящал вас в свою работу. Да и без артефакторики её не закончить. Да, полагаю, мы может договориться.

— Значит, я всего лишь должен отдать вам чемодан?

— С полным набором. Не пытайтесь что-либо утаить.

— Хорошо, договорились.

— Вот и отлично, — кивнул профессор. — В таком случае жду вас завтра у себя в гостях.

— Предпочитаю нейтральную территорию.

— Не сомневаюсь. Но в этом городе её не существует. Так что приезжайте к шести.

Он замолчал, и стало ясно, что спорить бесполезно. В конце концов, это я пришёл к нему, а не наоборот.

— В таком случае благодарю за понимание, — сказал я, вставая. — Буду вовремя.

Выйдя из кабинета, я двинулся к лестнице.

Не ожидал, что разговор пройдёт так легко. И это настораживало. Может, Островский и не считает меня опасным, однако его должно напрягать, что какой-то юнец знает о его тайной роли. На месте Островского я бы так дело не оставлял и в любом случае попытался от меня избавиться. Что, скорее всего, он и предпримет. Однако рискнуть стоит. Ведь, если подумать, особого выбора у меня нет: прикончить главу самой могущественной организации в стране — так себе решение. Если только… Но об этом я подумаю в случае, если профессор попытается меня надуть.