— Адриенна, Господь отличил вас своею милостью; никогда не забывайте воздавать Ему благодарность…

И юная девушка воздавала Ему благодарность… на свой манер. Улыбаясь красоте мира, чудесам природы, радости жизни. Вот уже несколько месяцев все так прекрасно! Она собирается выйти замуж за человека, которого любит, в тот самый момент, когда он завершит свой первый шедевр.

— Адриенна, ты преувеличиваешь…

— Да нет же! Этот мост — настоящий шедевр! Все вокруг так говорят, и первый — мой отец.

— Ну, я надеюсь, что в дальнейшем у меня будет получаться ещё лучше.

— Конечно, будет все лучше и лучше. Потому что я буду рядом с тобой, как твоя муза.

Слыша это задорное заявление, Гюстав смеялся от всего сердца, но знал: Адриенна говорит искренне. Она безмерно восхищалась женихом и предчувствовала, что ему суждена блестящая карьера.

Завтра, примерно в это же время, она будет стоять с ним рядом, рука об руку, когда мэр Бордо разрежет ленту перед новым мостом. На это торжество соберется весь город. В том числе журналисты и прочие влиятельные люди. И все увидят, как они с Гюставом держатся за руки, словно родители на крещении первенца. Конечно, это всего лишь металлический мост, но Гюстав вложил в него всю свою душу, всю энергию, все силы. А кроме того, не будь этой великолепной конструкции, они никогда не встретились бы: этот мост — их амулет, залог их счастья.

Надев платье, Адриенна полюбовалась собой в зеркале шкафа, но вдруг усомнилась в своем выборе. Удачен ли он? Может, лучше надеть что-нибудь поскромнее? Или, наоборот, поярче? И вообще, как положено наряжаться для инаугурации?

И девушка выбежала в коридор, а оттуда на лестницу, громко окликая родителей:

— Мама! Папа!

Супруги Бурже сидели в столовой, заканчивая завтрак.

— Вы еще за столом?! А мне не сидится на месте, всё кажется, что это мой мост будут открывать завтра!

Родители молча переглянулись, их лица были непривычно суровы.

— Мне нужен совет по поводу праздничного наряда, — объявила девушка, кружась волчком. — Мама, что вы думаете об этом платье?

Мать через силу улыбнулась и попросила ее сесть: от этого вращения у нее мутится в голове. Луи Бурже тоже заставил себя состроить благожелательную мину, хотя она походила скорее на гримасу.

Адриенна пожала плечами. Ее родители частенько бывали не в духе, но сегодня им не удастся омрачить ее счастье, об этом даже речи быть не может!

— У меня идея! — объявила она, глядя в распахнутые окна на парк. — Я хочу венчаться во Флоренции! Это так красиво, так поэтично. Вы ведь там бывали, верно?

Бурже, все еще сидя за столом, развернул газету, словно не слышал. Его супруга встала и закрыла окна, ненатуральным голосом сказав:

— Сегодня утром довольно свежо, не правда ли? Чувствуется, что осень на подходе.

Адриенна ничего не понимала. Во-первых, за окнами царит удушающая жара, а, во-вторых, родители почему-то делают вид, будто не слышат ее вопросов.

— Ну что же вы молчите? — сказала она, звонко постучав серебряной ложечкой о графин с виноградным соком. — Мама, как вы относитесь к свадьбе во Флоренции?

Родители знали, что этот момент неизбежно наступит, и подготовились к нему. Но пытались оттянуть объяснение, о котором даже подумать страшно. Они много раз репетировали этот тяжкий разговор, но все равно чувствовали, что не готовы к нему. Никто не может хладнокровно разбить сердце собственного ребенка…

— Адриенна, дорогая моя, — начала было мать и осеклась, залившись слезами.

Девушку поразило это нежданное отчаяние. Обычно ее мать была такой сдержанной… В этой супружеской паре более сентиментальным, более ласковым был сам Бурже, ее отец. А его супруга всегда умела владеть собой, хотя втайне слегка ревновала Адриенну к мужу, который буквально боготворил дочь. Адриенна не входила во все эти тонкости, которые, тем не менее, служили цементом отношений между тремя членами семьи.

— Господи, мама, что случилось?

Девушке стало страшно. Она испугалась за мать: неужели произошло какое-то несчастье, которое от нее скрывают? Вскочив с места и обняв госпожу Бурже, она начала ласково гладить ее по голове, словно утешала ребенка. Это еще больнее ранило ее родителей. Мадам Бурже, проливая горькие слезы, передала объяснение в руки супруга. Бурже прочистил горло и, отодвинувшись от стола вместе с креслом, скрестил руки на объемистом животе.

— Адриенна, никакой свадьбы не будет. Ни во Флоренции, ни в другом месте…

Адриенна ничего не поняла. Эти слова достигли ее слуха, но все ее существо отвергало их. Это невозможно! Хуже того — противоестественно!

Отец всеми силами пытался выглядеть более жестоким, чем был на самом деле, — он видел, как помертвела дочь.

— Но папа… мост… его же завтра открывают… и мы там будем, чтобы поздравить Гюстава… мы же теперь одна семья. Моя семья…

Бурже помотал головой, не отрывая взгляда от поджаренной тартинки, на которой масло застыло какими-то странными подтеками.

— Мы тут как следует поразмыслили — твоя мать и я… Ты не можешь выйти замуж за этого человека…

Нет, Адриенна не ослышалась. Это не бред. Ее родители не играют комедию, они понимают, что говорят. Более того, они это хорошенько обдумали. И наверняка обдумывали долго. Может, даже с самого начала, кто знает?

— За этого человека? — повторила она, отшвырнув попавшийся ей под руку стул, который с треском врезался в стену.

— Честно говоря, моя дорогая, — подхватила мадам Бурже, откашлявшись, — ты заслуживаешь гораздо лучшего жениха, чем он. И, мне кажется, сама это понимаешь. Он не… то есть мы не… ну, словом, тебе ясно, что я имею в виду…

О да, ей все ясно! Теперь она прекрасно понимала, в чем дело. А сейчас они, ее родители, поймут, в чем дело, сейчас они всё узнают.

И она встала напротив них, лицом к столу, прямая, как статуя, как стоят на дуэли. Она прожгла их презрительным взглядом, от которого чета Бурже пришла в полную растерянность. Боже, какой кошмарный день!

— От этого человека… я жду ребенка!

Мадам Бурже подавила испуганный вопль, а ее супруг зажмурился и долго не открывал глаз, словно хотел раз и навсегда забыть об этой истории.

— Неправда! — Он наконец поднялся на ноги. — Ты лжешь, Адриенна!

Но его дочь не утратила спокойствия. Она дивилась собственной выдержке; разговор был болезненный, ее родители не ожидали такой новости.

— Да, я беременна. Гюстав еще ничего не знает, но завтра, после открытия моста, я ему расскажу. Это будет мой сюрприз. Мой… свадебный подарок…

И тут Бурже взорвался:

— Ступай в свою комнату! Немедленно!

Но в тот же миг он увидел яростно вспыхнувшие глаза дочери. Что это — безумие, решимость, безрассудство? Или железная воля?

Одним прыжком она оказалась перед застекленной дверью, распахнула ее и бросилась бежать.

— Адриенна, куда ты? — завопила ее мать.

А отец застыл на месте, словно не зная, что делать.

— Луи! Беги за ней, умоляю тебя! Ты же знаешь — она способна на всё!

Да, Бурже это отлично знал. Более того, он с ужасом предвидел то, что может случиться. Собравшись с силами, он ринулся вслед за дочерью в парк.

Париж, 1887

Адриенна любит гулять по Парижу одна. Идти, куда глаза глядят, не зная, куда приведет ее дорога, никому ни в чем не отчитываясь. В ее хорошо отлаженной жизни, расписанной по минутам, такие прогулки — редкие моменты свободы, которые ей удалось отстоять, хотя супруг относится к ним крайне неодобрительно. Он, конечно, не боится, что она встречается с мужчинами, просто Адриенна любит выбирать для своих прогулок места, куда менее безопасные, чем окрестности парка Монсо. Она часто добирается до фортификаций, до холмов Бельвиля, даже до улочек Чрева Парижа. Но и там у нее никогда не бывает опасных встреч, словно ее опекает кто-то невидимый. Несомненно, при виде этой красивой женщины с кошачьими глазами люди сразу понимают, что она не похожа на них и вовсе не принадлежит к их миру, а явилась откуда-то из иной жизни и вернется туда же. Так кто же она? Адриенна де Рестак и сама этого не знает, но ей давно уже чудится, что она живет какой-то параллельной жизнью, уклонившись от ясно предначертанного пути и заплутав в лесу собственных противоречий. И, однако, сегодня ей почему-то кажется, что она возвращается назад, в прошлое. Не то чтобы она двинулась вспять уже проторенной дорогой, — нет, в глубине души она чувствует, что наконец отыскала путь, ведущий к былой жизни, к той волшебной лужайке, которую она никогда не должна была, да и не хотела покидать. Какая-то странная уверенность заставляет ее идти вперед, с ясным лицом и широко распахнутыми глазами. Ничто не говорит ей, что она найдет Гюстава. Прошел уже год с тех пор, как он, в вихре вальса, на празднике министерства торговли, шепнул ей этот адрес, словно доверил заветную тайну. Пансион «Акации», улица Батиньоль. Она не забыла. Тем более что это совсем недалеко от ее дома. Всего только пройти вдоль бульвара, потом мимо железной дороги, а там свернуть налево, в тесный квартальчик, так непохожий на ее собственный. Здесь не увидишь ни красивых домов, ни роскошных отелей, ни картинных галерей. Это простонародный Париж, который Золя описывает в своих книгах; Антуан их презирает, зато Адриенна жадно глотает каждый очередной том. Квартал ремесленников, торговцев, шатких лачуг, мокрого шоссе, парней в каскетках, всяких подозрительных типов, нагло пялящих на вас глаза, темных закоулков, окон с выбитыми стеклами, но все это дышит энергией, добродушием, радостью жизни, каких никогда не найдешь на чистеньких, безупречно прямых аллейках парка Монсо.