— Адриенна… — пробормотал молодой человек, с трудом держась на ногах.
— Мадемуазель нет дома, — огорченно ответил слуга.
Гюстав с трудом улыбнулся старику, сочувственно глядевшему на него.
— Ничего, я буду ее ждать…
ГЛАВА 30
Париж, 1887
— Еще чаю?
— Спасибо, я пока не допила этот.
Сколько раз он задавал этот вопрос? И сколько раз она ему так отвечала? Но разве это не извечное свойство супружеской пары — система, прочно внедренная социальным миметизмом с тех самых пор, как человек превратился в двуногое существо? Невзирая на войны, эпидемии, достижения науки, супружеская пара вечно пребудет только супружеской парой. О, конечно, дети могли бы изменить эту ситуацию. Они вносят в жизнь семьи перемены, которые могут обернуться для нее раем или адом. Но Адриенну постиг «несчастный случай», и Антуан смирился с этим.
— Невозможно иметь всё, дорогая, — говорил он ей, утешая, когда они видели из окна матерей, гуляющих с детьми по аллеям парка Монсо.
— Да, конечно…
— Мы живем в прекрасном месте, нам не грозят никакие беды, мы знаемся с чудесными людьми. И мы любим друг друга вот уже двадцать лет…
Адриенне приходилось соглашаться с этими убедительными доводами. Её муж говорил чистую правду. Но временами она ощущала странную пустоту, которая завладевала ею, душила…. Она объясняла ее тем самым несчастным случаем, который все еще вызывал боль, несмотря на прошедшие годы.
И вот теперь Гюстав вернулся…
Она знала, что он дружил с Антуаном во время учебы, но как-то упустила это из вида. Ей нужно было прочно забыть о нем — и обо всей своей прошлой жизни. Той, где у нее были родители, юная невинность, тело и сердце, не знающие боли. Со временем она все забыла, и Антуан никогда ей не напоминал.
Увы, башня всё изменила. Она вновь увидела Гюстава; ощутила, как смятение овладело ими обоими с первой же встречи; узнала, что он вдовец, что он свободен, что он еще красивее, чем прежде. А главное, поняла, что он сулит ей выход в иной мир, в иную жизнь, так непохожую на удушающее прозябание, которое длится уже четверть века…
Но Адриенна понимает, что все это — лишь прекрасные мечты. Вокруг неё другие люди, у неё другая жизнь, репутация, упроченная долгими годами брака.
А главное, у неё муж, которого она искренне любит, держась за эту любовь, как за спасательный круг, чтобы не кануть в бездну отчаяния.
Но вправду ли она еще любит Антуана?
Вот он — сидит напротив нее, погруженный в чтение газет…
Любовь — такая зыбкая наука. Когда она облекается в одежды рутины, ее красота блекнет. Что поделаешь — это свойство любого долговременного союза. Сердце не может вечно трепетать, чувства теряют остроту, огонь желания гаснет. Ее прекрасный жених давно стал старым мужем, рядом с которым она вот уже четверть века просыпается по утрам, и он каждое утро предлагает ей чай, когда она его уже выпила.
Адриенна разглядывает Антуана так пристально, словно ей чего-то в нем не хватает. Склонившись над «Фигаро», он читает, но она ясно чувствует, как он изменился.
Она сразу поняла, что у него возникли подозрения. После приема у Локруа в прошлом году Антуан впервые проявил беспокойство:
— Ты заметила, как он на тебя смотрел?
— Тебе это должно льстить: значит, я еще нравлюсь мужчинам.
— Не в том дело. Он вел себя так, будто давно тебя знает…
— Я никогда не встречалась с этим человеком, Антуан.
— Да, конечно…, но, может быть, он с тобой встречался…
Странная фраза… Адриенна предпочла не отвечать. Главное — не выдать себя. Антуан ничего не знал об этой юношеской любви и драме, которая за ней последовала. Он познакомился с Адриенной уже тогда, когда она порвала все отношения с родителями и выздоравливала после несчастного случая. Вот уже двадцать пять лет ей удается не давать воли воспоминаниям. Но теперь, если Гюстав появится снова и будет принят у них в доме как старый друг, хватит ли ей сил изображать равнодушие?
На самом деле, если не считать объявления результатов конкурса и празднества в саду, устроенного министром, они больше не виделись. Но в тот день, в день вальса с Гюставом, Адриенна уловила взгляд Антуана: он явно что-то заподозрил, пусть и чисто интуитивно. Со временем супружеские пары, чувствующие взаимную симпатию, начинают дружить семьями. Однако после того дня ее муж ни словом не помянул Эйфеля — как будто считал свою миссию помощи выполненной. С тех пор прошел год. Но Адриенна думает о Гюставе каждый вечер…
— Ты читала? — спрашивает Антуан, оторвавшись от газеты. — Какой скандал поднялся вокруг строительства башни!
Неужели Рестак провоцирует жену?
Та отвечает рассеянным «да-да», но он не спускает с нее глаз, словно ждет, когда же она выдаст себя.
— Там началась забастовка, — продолжает он, повернув к ней газету.
И Адриенна смотрит на фотографию: рабочие, сидя рядом с недостроенными опорами, жуют бутерброды.
Она сохраняет спокойствие, но у нее бурно колотится сердце. Ее приводит в смятение не столько то, что она читает, сколько странная настойчивость Антуана, подстерегающего ее реакцию.
— Бедный Гюстав, — говорит он с наигранной озабоченностью, — он попал в серьезную передрягу… Это дело грозит обрушить его драгоценную башню.
— Но почему?
Адриенна отреагировала так быстро, что заинтригованный Рестак прищурился.
— Если забастовка продлится дольше положенного количества дней, это нарушит соглашение с Парижским городским советом и государством, и ему придется свернуть стройку… Он будет разорен, этот «поэт металла»!
— Можно подумать, это тебя радует! — выкрикнула Адриенна, разъяренная саркастическим тоном супруга.
— А тебя это, похоже, сильно огорчает, Адриенна. Можно узнать, почему?
Его жена бледнеет: никогда еще муж не высказывался так прямо. Кровь бешеными толчками бьется у нее в голове. Она что-то невнятно лепечет, начинает объяснять, что это было бы слишком несправедливо. Такой прекрасный проект… Такое знаменательное событие…
— А главное, все это благодаря тебе, Антуан! Без твоей поддержки ему это никогда не удалось бы. А сейчас ты как будто радуешься его провалу, готов бросить его на произвол судьбы…
— Я никого не поддерживаю и никого не бросаю, — ледяным тоном отвечает он. — Каждый сам несет ответственность за свои действия и свои неудачи.
И снова впивается глазами в жену, подстерегая ее реакцию. Но Адриенна наливает себе чаю и предлагает еще чашку супругу.
— Благодарю, я уже сыт, — отказывается он и снова берется за газету, словно желая, чтобы Адриенна претерпела эту пытку до конца. — Впрочем, похоже, его падение уже началось.
Адриенна не отвечает и молча пьет чай.
— Представь себе — он исчез!
— Исчез?
— Никто не знает, куда он подевался. Вот уже три дня, как его нет на стройке, которую он покинул после бурного объяснения с забастовщиками. Даже его дочери неизвестно, где он скрывается…
Адриенна теряет последние силы. Знать, что Гюстав остался один, загнанный, обреченный на разорение, тогда как ее дражайший супруг открыто ликует, радуясь этой беде…
Она встает, швырнув на стол салфетку.
— Почему ты так жесток к нему, Антуан?
Рестак пристально, с горьким смирением, глядит на жену.
— Я вовсе не жесток, я просто констатирую факты. А вот тебя, я вижу, это очень взволновало. Неужто он тебе небезразличен, этот жалкий жестянщик?
Вот это уже лишнее.
Не взглянув на мужа, Адриенна торопливо вышла в переднюю и надела пальто.
— Адриенна, куда ты?
— В Бордо.
Когда Рестак вбежал в переднюю, его жена уже захлопнула за собой дверь. Он упал в кресло, убитый, растерянный, ничего не понимающий, бессвязно повторяя:
— В Бордо?
ГЛАВА 31
Бордо, 1860
Адриенна была так счастлива, что ей хотелось плакать от радости. Она танцевала в своей комнате, любуясь собой в зеркале; жадно, полной грудью, вдыхала душный воздух конца лета, приветствовала птиц, деревья, облака… Природа словно бы поздравляла ее. Жизнь поистине прекрасна! Так почему бы не признать это? И вдобавок, ей сказочно повезло — это совершенно очевидно. Можно даже «воздать благодарность Господу», по выражению отца Делькруа, который частенько являлся обедать к ее родителям после мессы — и выпивал в одиночку целую бутылку Пессакского вина!
