— Слишком много «если».

— Согласна, но фамилия Ланг не такая уж и распространенная, а Нитеркотт в Лондоне и вовсе один. Ничего себе совпадение, а? Фамилии обоих в блокноте, и один курирует расследование самоубийства другого!

— Ну да, ну да.

— Стоит приглядеться к Лангу, как считаете?

Мы останавливаемся на углу, и я набиваю в поисковой строке Гугла «заместитель начальника столичной полиции Томас Ланг». Страницу результатов открывает фотография представительного мужчины с массивной головой, серыми глазами и аккуратно расчесанными на косой пробор седыми волосами. Несомненно, официальный снимок лондонской полиции, судя по черному кителю со знаками различия, приличествующими его высокому рангу. Под фотографией в выдержке из статьи в Википедии описывается впечатляющий карьерный рост полицейского.

— Он уже в отставке.

— Тогда проще.

— Что проще?

— Поговорить с ним.

— О!

Пока мы занимали оборонительную позицию, но если хотим чего-то добиться, необходимо перейти в наступление. Вот только у меня имеются серьезные опасения касательно методов Клемента.

— Клемент, нам ни в коем случае нельзя нарушать закон.

— Какое нарушение закона? Просто зайдем, поговорим.

— Думаете, он так просто расколется и признается в причастности к самоубийству Нитеркотта и в членстве в клубе коррупционеров?

— Смотря как поставить вопрос.

— И как?

— Например, хочется ли ему провести остаток жизни в инвалидном кресле или нет.

— Ну да, этого я и боялась.

— Пупсик, это не те люди, с которыми можно в игрушки играть. И в подобной ситуации страх — лучшее оружие.

— И что же у нас за ситуация такая?

— Если хочешь разоблачить «Клоуторн», тебе придется разрывать звено за звеном.

— И Ланг слабое звено?

— Пока что единственное звено.

— С этим я не спорю. Вот только в отставку он вышел совсем недавно, и наше расследование закончится ничем, если мы сами окажемся на допросе у его бывших коллег.

— Именно поэтому нельзя осторожничать. Мы должны напугать этого мужика до усрачки, чтобы ему не пришло в голову позвонить корешам.

— Вашу логику я понимаю, вот только…

— Тим вроде как не особо миндальничал, когда натравил на тебя того недоумка?

Что верно, то верно. Подтверждением тому служит бордовый синяк у меня на пояснице.

— Хорошо. Будь по-вашему, но обещайте, что не переусердствуете. А то единственная потенциальная ниточка к «Клоуторну» обернется некрологом.

— Обещаний не даю, но я знаю, что делаю.

Рада слышать, что по крайней мере один из нас знает.

Умение отыскать адрес требуемой личности — насущный хлеб журналиста, и когда мы подходим к станции подземки, я уже знаю, что Томас Ланг проживает в деревушке под Хемел-Хэмпстедом, в сорока километрах к северу от Лондона.

Остаются лишь два вопроса: когда и как?

— Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, пупсик.

— Но как мы узнаем, что он дома?

— Не знаю, как теперь принято, но обычно-то люди просто берут трубку.

— И что мы ему скажем, Клемент? Здрасте, мистер Ланг, вы дома? Можно мы зайдем и слегка вас отметелим?

— Не можешь без сарказма?

— Или сарказм, или надо идти и стучаться к нему в дом.

— Все или ничего. Не знаешь, наш клиент женат?

— Сейчас уточню.

Статья в Википедии быстро предоставляет ответ.

— Развелся четыре года назад, про новые отношения ничего не говорится.

— Это хорошо. Тогда он, скорее всего, живет один.

— Что ж, будем импровизировать?

— Посмотрим. Тачка у тебя есть?

— Хочешь поехать на машине?

— Ага. Вдруг его все-таки не окажется дома, хотя бы будет где переждать. Все лучше, чем околачиваться на улице.

Составив план действий, мы спускаемся в подземку.

Назад к дому возвращаемся незадолго до двух. Без лишних промедлений усаживаемся в машину, и я ввожу в навигатор адрес Ланга.

— Всего полчаса езды.

— Слава яйцам! Здесь не шибко-то просторно.

— Может, поедем на вашей?

— У меня нет тачки.

— Тогда не жалуйтесь.

Задним ходом выезжаю с парковки, в то время как Клемент пытается устроиться поудобнее.

— Ну почему у всех чувих такие крошечные тачки?

— Дело не в машинах, в ваших габаритах. Чем, черт побери, вас кормила мама?

— Да мало чем.

— Может, это генетика. Ваш отец тоже был здоровяком?

— О своем папаше я знаю столько же, сколько и ты о своем.

— О, простите.

— Да не извиняйся. Я уже давным-давно свыкся с этим.

Можно было бы попытаться развить тему, но по своему опыту знаю, как неприятно отвечать на подобные вопросы. Включаю радио, чтобы покончить с искушением и тишиной.

— Как насчет Пола Янга?

— Не, пасиб. А есть «Слейд»?

— Да вы и вправду одержимы семидесятыми! Почему, если не секрет?

— Так просто.

— Вам самому-то не кажется, что для вашего возраста увлечение несколько странное, а? И кстати, сколько вам лет?

— Сорок с чем-то.

— Значит, вы родились в семидесятых, как и я. Не могу похвастаться яркими воспоминаниями об этом десятилетии.

— А я помню, — вздыхает Клемент. — Как будто это было вчера.

— Да бросьте, вы же тогда были совсем ребенком. Лично у меня в памяти только и отложилось, что рождественская реклама игрушек, которых у меня не было, да еще эти ужасные мясные консервы! Мы как будто только ими и питались.

— Мясные консервы?

— Колбасный фарш, тушенка, эта отвратная свинина в желе. Черт, меня выворачивает при одной лишь мысли о ней!

— А мне нравились консервированные пироги. Они, кстати, до сих пор продаются.

— Альбомы «Шоуваддивадди» тоже продаются — но кому охота их покупать.

Я замедляюсь на сужении двух полос в одну. Какой-то тип на «ауди» пытается проскочить вперед меня. Не на ту напал! Я держусь чуть ли не впритык к бамперу машины впереди, и мой маневр встречается неистовым гудком.

Опускаю окошко и выкрикиваю рекомендацию по вождению:

— Отвали, козел!

Поток замирает, и водитель «ауди» не упускает возможности отреагировать на мой любезный совет. Он вылезает из машины и, опираясь на крышу, осведомляется:

— Тебе чего, больше всех надо?

Именно такого персонажа я и ожидала увидеть: на пятом десятке, с красной рожей и лысиной. И, вероятно, микроскопическим членом…

— Не хрен лезть без очереди!

— Кончай истерить! — вопит он в ответ. — У тебя критические дни, что ли?

Его комментарий для меня красная тряпка, простите за каламбур. Я выбираюсь наружу, оглушительно хлопнув дверцей, и ору:

— А ну, подойди сюда и повтори!

Ухмылка на его физиономии исчезает, а через долю секунды и он сам. Затем следует щелчок запираемых замков.

Я наклоняюсь и бросаю ему в пассажирское окошко:

— Ссыкло!

И с чувством полного удовлетворения усаживаюсь обратно за руль.

— Полегчало? — осведомляется великан.

— Да, спасибо. Не терплю таких мудил-шовинистов. Без обид.

Поток наконец-то двигается, и я на секунду задумываюсь над собственным заявлением.

— Клемент, а почему вы остались в машине?

— Ты хотела, чтоб я бросился тебя спасать?

— Вовсе нет.

— Тогда в чем же дело?

— Просто большинство мужчин выскочили бы из машины и наорали на того мужика.

— Я не большинство.

— Это да, но на мой вопрос вы так и не ответили.

— С этим козлом разбиралась ты, ну и смысл мне был соваться?

— Хм, потому что мужчины вроде вас чувствуют себя обязанными заступаться за беззащитных женщин.

— Мужчины вроде меня?

— Шовинисты.

— Вот так всегда, на хрен, — фыркает великан, скрещивая руки на груди. — И это говорит журналистка. Тебе стоит почаще заглядывать в словарь.

— Не поняла? — хмурюсь я.

— Шовинист, если мне не изменяет память, это вроде как тот, кто считает баб глупее и бестолковее мужиков, да?

— Э-э, я…