Делаю глубокий вздох и оглядываю свое обнаженное тело.

— Удачи, подруга, — шепчу я себе.

И затем открываю дверь и вхожу в ванную.

Семь часов утра понедельника, и мое блаженство не способен прервать даже будильник на телефоне. Спальню Клемента заливает неярким светом, а за окном уже вовсю заходятся птицы.

Моя рискованная тактика полностью себя оправдала. Как только Клемент оправился от начального потрясения — справедливости ради, мне тоже потребовалось приходить в себя, — я присоединилась к нему в душе. Мы, называя вещи своими именами, набросились друг на друга и исступленно предавались ласкам, пока не исчерпался запас горячей воды. Даже не потрудившись вытереться, мы перебрались в спальню. Я уже знала о вечном голоде Клемента, но здесь его аппетит достиг уровня прожорливости. Мы трахались как животные — примитивно, грубо, жадно. Никогда прежде я не испытывала подобной потребности и остроты ощущений — и, несомненно, в своих чувствах я была не одинока.

Закончили мы, наверно, только через полчаса после того, как я переступила порог ванной. И потом просто лежали, изнуренные. Вымотанные. Насытившиеся.

Доставили ужин, и мы поели прямо в постели, с парой стаканов вина. Впрочем, вино пила лишь я, Клемент, верный себе, потягивал пивко из банки. Затем он захотел научить меня играть в солитер, но меня интересовала лишь одна игра, для которой колода карт совершенно не требовалась.

В итоге карты полетели на пол, а я в бездну клементовских чар, даже не вспоминая о «Клоуторне», Алексе Палмере, своем уничтоженном доме и гребаном Таллимане. Остаток вечера мы провели полностью забывшись друг в друге, уже гораздо спокойнее, и в конце концов я провалилась в глубокий удовлетворенный сон.

— Доброе утро, пупсик. Хорошо спала?

Передо мной стоит обнаженный Клемент с двумя чашками. Одну он осторожно протягивает мне.

— Лучше не бывает, спасибо. А ты?

— Да уж, вымотала ты меня, — ухмыляется он.

Делаю глоток кофе, ставлю чашку на тумбочку и с проказливой улыбкой осведомляюсь:

— Да ну? И как, вернулись к тебе силы?

Его чашка присоединяется к моей.

— Возможно. А что?

— Запрыгивай, и я скажу тебе что.

— Можешь и так сказать.

— Думаю, ты предпочтешь практическую демонстрацию.

Дальнейших соблазнительных речей не требуется. Клемент забирается в постель, и мы присоединяемся к птичьему хору за окном, только куда громче и похабнее.

Продолжайся это хоть все утро, и все равно было бы недостаточно. Увы, через сорок пять минут нам снова приходится представать перед реальностью.

Сидя в кровати, мы потягиваем уже совсем остывшие напитки. Весьма скоро у меня возникает вопрос — вполне предсказуемый, раз уж мы зашли так далеко, — и я не могу не озвучить его:

— Мне немного неловко, но я… Это… было лишь разово?

— Ты этого хочешь?

— Господи, нет.

— Ну тогда, пупсик, посмотрим, что будет дальше.

— И что это значит?

Великан какое-то время молчит, затем объясняет:

— Значит, что мы не знаем, что нас поджидает за углом. Давай не будем забегать вперед.

— Звучит не очень обнадеживающе.

— Ты хочешь от меня обещания, которое у меня может не получиться сдержать?

— Хм, нет, но я надеялась, что ты мог бы хоть немного задуматься о будущем. О нашем будущем, я имею в виду.

— Конечно, мог бы.

— Но?

Он поворачивается и гладит меня по щеке. Шершавость его руки разительно контрастирует с мягкостью взгляда.

— Давай посмотрим, как все сложится, когда разберемся с «Клоуторном».

— Хорошо, но мне все равно нужно знать: это для тебя больше, чем просто секс на одну ночь?

— Ну да. Гораздо больше.

— Что ж, уже хорошо.

Внезапно мое стремление разоблачить Таллимана и сдать историю в печать получает еще один мотив — возможно даже, самый главный.

— Да, и еще, Клемент.

— Что?

— Последний вопрос. Как тебе наша ночь?

— Охрененно шикарно, во всех отношениях.

— Шикарно для… Как ты там выражаешься? Для телочки, несколько староватой на твой вкус, да?

— А?

— Что-то вроде этого ты и сказал, когда мы познакомились. Забыл?

— Ах, ну да. Мог бы и догадаться, что ты мне это припомнишь.

— Женщины никогда не забывают обид, Клемент. Никогда.

Я подмигиваю ему и отправляюсь в ванную.

После душа одеваюсь и понимаю, что мне нужна еще доза кофеина. Клемента обнаруживаю на диване, созерцающим пространство перед собой.

— О чем задумался?

— Да ни о чем, пупсик.

— Главное, чтобы твое «ни о чем» не было сожалением.

— Не…

— Чаю?

— Ага, давай.

Ставлю чайник и мою чашки. Пока вода закипает, проведываю Клемента. Он все так же погружен в себя.

— Что-нибудь не так? — не выдерживаю я.

— А?

— Ты за километры отсюда.

— Просто думаю, вот и все.

— О чем именно?

— Что произойдет, если мы возьмем, да и оставим это?

— Хм, это?

— Ну, историю с «Клоуторном». Может, все станет тип-топ, если мы просто… Не знаю… Просто ничего не будем делать.

— Что это вдруг на тебя нашло?

Какое-то время великан размышляет, затем отвечает вопросом:

— Ты веришь, что все мы имеем предназначение в жизни?

— Вообще-то, нет.

— Но, допустим, так и есть. Что, если бы мне было предначертано судьбой помочь тебе в этой истории с «Клоуторном», а я отказался бы?

— Не совсем тебя понимаю, Клемент. Кто или что может заставить тебя делать то, чего тебе не хочется? Все происходит только потому, что мы решаем, что это должно произойти.

— Неужто?

— Именно! Ни за что не поверю, что у Вселенной для каждого из нас имеется свой предопределенный план. Мы сами принимаем решения, сами создаем собственное предназначение!

— Ну а вдруг ты ошибаешься? Если мы все здесь по какой-то конкретной причине?

При любых других обстоятельствах я бы только осмеяла столь нелепое предположение. Однако выражение лица Клемента в данный момент к смеху совершенно не располагает. Он и вправду предельно серьезен.

— Слушай, Клемент, все это смахивает на подготовку к бегству. Ты мне что-то не рассказал?

И внезапно на ум мне приходит очевиднейший претендент на это «что-то».

— Погоди-ка… Пожалуйста, только не говори мне, что ты женат!

— Не, я не женат.

— Слава тебе, господи!

— Но я… А, на хрен. Просто забудь, что я сейчас наговорил.

— Нет, не забуду! Давай, выкладывай!

— Ладно, — вздыхает он. — В общем… Мне просто хочется по новой наладить жизнь — заниматься обычными вещами, какими занимаются обычные люди.

— И что в этом плохого? Я тоже этого хочу. Думаю, по большому счету каждый этого хочет.

— Так-то оно так, но у меня ведь этот назойливый голос в башке, и затыкаться он никак не хочет.

Я усаживаюсь на диван рядом с ним.

— И это тоже совершенно нормально. Каждого одолевают сомнения, когда он меняет свою жизнь. Со временем этот назойливый голос обязательно смолкнет, обещаю.

Великан поднимает взгляд к потолку и закрывает глаза. Его словно изводят мучительные сомнения, что для такого сильного человека представляется неприлично неподобающим.

— У тебя ведь нет боязни серьезных отношений, правда? — спрашиваю я.

Он открывает глаза и смотрит на меня.

— Почему ты спрашиваешь?

— У тебя нет ипотеки и какой-либо серьезной работы. Вещей у тебя, мягко выражаясь, тоже совсем немного. Ты до сих пор холост. Честно говоря, сложно даже представить человека с меньшими обязательствами, чем у тебя.

— Когда-то они у меня были…

— И что произошло?

— Мне не хочется об этом говорить.

— Да ладно тебе, расскажи хоть что-нибудь. Я просто хочу быть уверена, что не трачу время напрасно.

— Не тратишь.

— Так что произошло?

— Тебе нужно знать лишь то, что однажды вечером моя жизнь раз и навсегда изменилась. В один миг исчезло все, что я имел. Все, что я знал.