— Да, она живет там же, и одна.

— Превосходно.

— Клемент, это же всего лишь старуха. Думаю, на этот раз ваше вмешательство не потребуется.

— Я бы на твоем месте не был столь уверен. Райончик тот еще.

— Уж как-нибудь справлюсь с семидесятилетней бабулей. И, кстати, в Бетнал-Грине я бывала.

— В свое время там было сурово. Близнецы Крэй, что в шестидесятых заправляли всем Лондоном, как раз выходцы оттуда.

— Жаль, что они уже умерли. Бьюсь об заклад, им было бы что рассказать.

— Они были кончеными подонками, но ничего особенного, пупсик. Хочешь узнать маленький секрет?

— Вся в нетерпении.

— Штука в том, — заговорщицки подается вперед Клемент, — что Ронни Крэй был гомиком.

— Гомиком?

— Ну этим, голубым.

— Вы хотите сказать, «гомосексуалом». Что до сексуальной ориентации Ронни Крэя, она уже всем известна.

— Вот как? — хмурится великан.

— Именно. И, не могу не заметить, политкорректность вас как будто тоже стороной обошла.

— Да я за ней просто не поспеваю! Пользуешься себе словом, и вдруг раз! — оно, видите ли, оскорбляет какого-нибудь говнюка.

Вот здесь я всецело понимаю Клемента. Не далее как в прошлом месяце мне самой велели удалить из статьи оборот «белее белого» — из опасений, что таковой может задеть чьи-нибудь чувства. Друзья и коллеги у меня — самой различной этнической принадлежности, сексуальной ориентации и религиозных убеждений, и никто из нас нынче не уверен, какими выражениями можно безбоязненно пользоваться. Терминология превратилась в минное поле.

— Ладно, гей он или нет, — возвращаюсь я к теме расследования, — но у нас появилась пара зацепок, которые не мешало бы проверить. Возможно, сначала стоит наведаться в благотворительную организацию, а потом заглянуть к Нэнси Хокинс в Бетнал-Грине.

— Вполне дельный план, пупсик.

— Больше у нас все равно ничего нет. Когда предлагаете отправиться?

— Это уж ты сама решай.

Перевожу взгляд с бутылки вина на пустой бокал.

— Давайте отложим на завтра.

Просыпаюсь я с туманом в голове и засухой во рту.

Мой квартирант оказал на меня дурное влияние, и прошлым вечером я пала до двух бутылок красного вина и пяти сигарет. Как следствие, несмотря на возможность поваляться в постели, к половине девятого я уже на ногах и занята поисками болеутоляющего.

Тем не менее провести несколько часов в неге винных паров было совсем неплохо. Я даже вполне понимаю, почему Лэнс Нитеркотт решил погрузиться в постоянное состояние алкогольного опьянения — весьма приятный способ прятаться от мыслей о «Клоуторне» и чертовом Аллане Тиме.

Ставлю чайник, и его шум хотя бы отчасти заглушает исходящее из гостевой спальни рокотание. В кои-то веки у меня вызывает досаду, что на кипячение не уходит побольше времени. Нахожу утешение в порции особо крепкого кофе и плетусь в гостиную, где пытаюсь заглушить храп Клемента звуками телевизора.

Вскоре, однако, мое внимание переключается с телевизионного экрана на телефонный — а именно, на фотографию Денниса Хогана. Из некой извращенной прихоти я таращусь на снимок, словно бы в ожидании озарения. Таковое, однако, нисходить не собирается, и в итоге я прихожу к неутешительному заключению: даже если Деннис Хоган и явился причиной моего появления на свет, вследствие чего у нас с ним общие гены, человек он для меня совершенно чужой.

Остается надеяться, что сегодня данное обстоятельство хоть сколько-то изменится — и исключительно мне на пользу.

Допиваю кофе и отправляюсь в ванную.

После продолжительного душа одеваюсь и следую зову хлопающих дверец на кухне. Если у Клемента голова раскалывается так же, как и у меня, он явно ищет болеутоляющее.

— В верхнем ящике, — заглядываю я на кухню.

— Что в верхнем ящике?

— Вы болеутоляющее ищете?

— На хрена оно мне?

— Ну, не знаю, Клемент, может, от похмелья. Вчера вечером вы влили в себя никак не меньше восьми пинт.

— Пф-ф, да я как огурчик. Или буду, когда попью чай.

— Что же вы тогда ищете?

— Пакетики с чаем.

— А в коробке нет?

— Нет, мне только это попалось. — Клемент демонстрирует упаковку зеленого чая.

— Если обычный закончился, боюсь, это все, что у меня есть.

— А разве он не одинаковый на вкус, что черный, что зеленый?

— Э-э… Попробуйте.

Клемент пожимает плечами и бросает пакетик в чашку. Затем заливает его кипятком и добавляет молоко и три чайные ложки сахара. Старательно перемешивает и извлекает пакетик.

— Умираю чаю хочу, — с предвкушением произносит великан, от души потягивает напиток и причмокивает губами. И в следующее мгновение взрывается: — П***ц! — Лицо у него перекашивает, как будто он нахлебался морской воды. — Это совсем уж за гранью!

— За гранью?

— Ага, за гранью… вкуса! Типа кипяченой мочи!

— Вам зеленый чай полезен, Клемент, — посмеиваюсь я. — Пейте-пейте.

С ухмылкой удаляюсь в гостиную.

Через пять минут великан присоединяется ко мне с чашкой явственно не зеленого чая.

— Что это?

— Чертов кофе, — ворчит он.

— Потом я куплю черный чай. Извините.

Раздается телефонный звонок.

К моему облегчению, это не какой-то скрытый номер.

Стучу по иконке ответа и мямлю «алло».

— Привет, Эмма. Это Алекс. Алекс Палмер.

Вообще-то, я искренне надеялась, что после похорон Эрика пройдет по меньшей мере лет десять, прежде чем я вновь услышу своего бывшего коллегу.

— Привет, Алекс.

— Прошу прощения, что беспокою в такую рань в субботу, но до меня дошли слухи, что на данный момент у тебя не все радужно.

— И что именно за слухи?

— Что тебя… хм, уволили из «Дейли стандарт».

Аксиома: когда новости касаются журналистов, разносятся они быстрее обычных.

— Меня временно отстранили, — вздыхаю я.

— Мне так жаль, Эмма. Могу я поинтересоваться, за что-то серьезное?

— По мне, так нет, но ты же знаешь, как я люблю переходить границы.

— Знаю-знаю, как раз поэтому-то тебе и звоню. В моей компании имеется одна вакансия, и мне кажется, что должность прямо создана для тебя.

— Хм, вот как? И что это за должность?

— Ты в курсе, что теперь я работаю в телекоммуникационной компании?

— Да, в курсе.

— Вот и замечательно. В общем, мы подыскиваем нового директора по связям с общественностью. Предполагаемый оклад — по меньшей мере вдвое выше, чем у штатного корреспондента.

Поменять журналистику на популяризацию деятельности фирмы — это все равно что леснику податься в браконьеры. Занимающиеся пресловутыми связями с общественностью не пишут новостей — они лишь под их видимостью рекламируют свою компанию.

— Очень мило с твоей стороны, Алекс, что вспомнил обо мне, но я сомневаюсь, что подхожу для пиар-акции.

— Чушь. У тебя же остаются связи, инсайдерская информация — ты идеально подходишь.

— Я не…

— А еще тебе будут полагаться всякие плюшки, — даже не слушает он меня. — Машина от фирмы, лечение в частной клинике, тридцать дней оплачиваемого отпуска, акции по льготной цене.

— Хм, звучит…

— Почему бы нам как-нибудь не встретиться и не обсудить все это за стаканчиком-другим?

Я уже открываю рот, чтобы отклонить любезное предложение Алекса, как вдруг пробуждается доля моего головного мозга, отвечающая за прагматизм. Если текущая эпопея с «Клоуторном» закончится ничем, я останусь безработной и окажусь в бездонной финансовой заднице. Возможно, стоит проявить дальновидность и подстраховаться.

— Просто поговорить, да?

— Ну конечно! Я прошу лишь выслушать меня, а потом пойдешь себе думать над предложением.

Деньги и плюшки и вправду звучат заманчиво, чего, увы, не скажешь о встрече с Алексом. Тем не менее голод — не тетка.

— Договорились.

— Класс! Так где встретимся?

— Знаешь «Три подковы» в Килберне?

— Нет, но найду. Скажем, в половину седьмого?