Девушка не проходит мимо, как мне хотелось бы, а по какой-то причине топчется рядом. Сегодня ее наряд еще даже строже обычного, да и короткая стрижка, и суровые черты отнюдь не добавляют ей миловидности.

— В общем, — изображаю я улыбку, — я вам позвоню, Клемент.

— Ага, ты уже говорила, — отвечает он, не улавливая намека поскорее сматываться.

— Клемент, — встревает, задрав голову, Бриджет. — Довольно необычное имя. Откуда оно?

— Не знаю, пупсик.

— Простите? — хмурится она.

— Я сказал, что не знаю.

— Вы назвали меня пупсиком! — взрывается Бриджет. — Я, по-вашему, похожа на какую-то куклу?

— Ну на Барби ты точно не похожа.

Явственно оскорбленная, девушка поворачивается ко мне. Я прикрываю рот рукой и изображаю кашель, чтобы подавить смех.

— Ты слышала, что он сказал? — продолжает бушевать сильная и независимая. — Вели своему приятелю извиниться!

— Прости, Бриджет, — фыркаю я. — Он пока еще в стадии обработки.

Тогда девица вновь обрушивается на Клемента:

— Мужчины вроде вас вызывают у меня лишь отвращение!

— Без обид, пупсик, — флегматично пожимает плечами великан, — но и я от тебя не в восторге.

Девушка багровеет от ярости, но не находит подходящих слов.

Клемент поворачивается ко мне:

— До скорого.

Затем адресует Бриджет улыбку:

— Подобрала бы ты себе платье покрасивей — может, и подцепишь кого.

Вынеся модный приговор, великан величаво удаляется.

— Мне пора, Бриджет. Увидимся позже.

Я оставляю девушку на крыльце и всю дорогу до рабочего места посмеиваюсь про себя. Увы, мое веселье тут же прерывает Джини.

— Привет, Эмма. — Обычной жизнерадостности в ее приветствии что-то не слышно.

— Доброе утро, Джини. У тебя все в порядке?

Я опасаюсь, что сейчас последуют душераздирающие подробности мелочной ссоры девушки с женихом, и утыкаюсь в экран компьютера.

— У меня-то да, но должна предупредить тебя: Дэймон рвет и мечет.

— Потому что я пропустила утреннюю летучку?

— Правда, не знаю, но он был очень недоволен, что ты не явилась.

— Сильно недоволен?

— Ты ведь знаешь, что по пятницам я заказываю пирожные и Дэймон обычно просит кремовый рожок?

— Хм, да.

— А сегодня он выбрал тарт с заварным кремом. Эту штучку он заказывает только в дурном настроении.

— Ого, это уже серьезно… Спасибо за предупреждение!

С ободряющей улыбкой спроваживаю Джини и решаю проверить, не поступило ли послание от Аллана Тима, но тут раздается внутренний звонок. Снимаю трубку:

— Эмма Хоган.

— Ко мне в кабинет. Живо!

Не успеваю я и воздух в легкие набрать, как раздаются гудки. Черт, Джини была права, Дэймон и правда взбешен.

Встаю из-за стола, придумывая линию защиты. Всю мою жизнь отец был для меня абсолютно бесполезен, однако в данный момент его недавняя кончина предоставляет удобное оправдание. Нагоняя с легкостью можно избежать, сославшись на смерть родственника. Железобетонный метод.

Направляюсь в кабинет шефа и врываюсь к нему без стука:

— Где пожар?

— Закрой дверь и садись, — командует он.

Это что-то новенькое. Раньше мне никогда не предлагали стул в начальственном кабинете.

Что ж, удобно устраиваюсь, пока Дэймон стучит по клавиатуре. Совершенно не обращая на меня внимания, он напряженно таращится в экран, отвлекаясь пару раз на приглаживание волос. Наконец, мое терпение лопается:

— Я думала, это срочно.

— Так и есть, — сухо отзывается он и на этот раз удостаивает меня взглядом.

— И что же?

— Перейду сразу к делу. Это официальный дисциплинарный вызов, и ты имеешь право требовать присутствия третьего лица, например, представителя профсоюза, коллеги…

— Ну ничего себе! Погоди-ка, Дэймон. Ты объявляешь мне официальный выговор за получасовое опоздание?

— Если ты позволишь мне закончить…

— К твоему сведению, — снова перебиваю я его, — сегодня утром я опоздала, потому что узнала о смерти отца!

Сделав ход конем, откидываюсь на спинку стула в ожидании пристыженной мины и лебезящих извинений шефа.

— Прими мои соболезнования, — как ни в чем не бывало продолжает Дэймон. — Но к нашей встрече отношения это не имеет.

— Нет, имеет! Я опоздала, потому что мне пришлось общаться с риелтором, сдававшим отцу квартиру.

Строго говоря, насчет причины я не вру — только насчет дня, когда это произошло.

— Это к делу не относится.

— А что относится?

Он смотрит на экран.

— Согласно нашему журналу звонков, вчера в 11:22 ты звонила в благотворительное учреждение, расположенное в Сандауне на острове Уайт. Верно?

Понятия не имела, что звонки сотрудников регистрируются.

— Хм, возможно.

— И одним из управляющих упомянутого учреждения является некий Уильям Хаксли.

— Э-э…

«Вот черт!»

— Поправь меня, если я ошибаюсь, но не посылал ли я тебе шесть месяцев назад электронное письмо, в котором запрещал любые контакты с Уильямом Хаксли?

— Может, и посылал.

— Уверен, что посылал, и мне доподлинно известно, что ты прочла предупреждение, потому что наш айтишник проверил почтовый сервер.

Он поймал меня за руку, и теперь мне не поможет даже футбольная команда умерших родственников.

— Ладно, — вздыхаю я, — твоя взяла, Дэймон. Влепи мне выговор, и мы снова займемся своими делами.

— Выговора не будет.

— Замечательно. Тогда я пошла заниматься своими делами.

— С этого самого момента ты временно отстраняешься от исполнения обязанностей.

— Я… что-что?

— И трудовой договор с тобой почти наверняка будет расторгнут на следующей неделе, по завершении формального расследования и рассмотрения всех обстоятельств твоего нарушения.

Слова «отстраняешься» и «расторгнут» эхом гуляют у меня в голове, пока я только и в состоянии, что ошарашенно взирать на Дэймона.

— Что? — наконец выдавливаю я. — Нет!

— Сама напросилась. Правила можно нарушать лишь до поры до времени, но рано или поздно они напомнят о себе и вопьются тебе в задницу.

— Это…

— Несправедливо? Отнюдь. Мы действуем строго по правилам.

По правилам или нет, но если он думает, будто я так легко сдамся, он глубоко заблуждается.

— Все это чушь, и ты прекрасно знаешь это. Да, я разговаривала с Хаксли, но по совершенно иному вопросу, не имеющему никакого отношения к происшествию полугодовой давности. Если ты внимательнее изучишь свой драгоценный журнал звонков, то увидишь, что моя беседа с ним продолжалась от силы минуту-две.

— Не имеет значения. Тебе недвусмысленно запретили с ним связываться и предупредили о последствиях нарушения.

— Ну нет, я этого не потерплю! Это же всего лишь мелочный предлог, который ты так долго выискивал, чтобы отделаться от меня, верно?

Дэймон подается вперед, положив локти на стол.

— Как бы мне ни хотелось присвоить себе лавры, на самом деле я получил указание сверху. Похоже, клуб твоих поклонников в совете директоров сыт по горло твоими выходками.

Откровение шефа что иголочный укол для моего демонстративного неповиновения, и я едва ли не физически ощущаю, как сдуваюсь на стуле.

— У тебя две минуты на сбор личных вещей, — продолжает начальник. — Из редакции тебя проводят.

— Но, Дэймон… Пожалуйста…

— Не трать время понапрасну. Здесь я бессилен. — Он встает и кивает на дверь. — И давай поскорее покончим с этим.

Все еще пребывая в оцепенении, я медленно поднимаюсь и на ватных ногах направляюсь к выходу.

— Ах да, Эмма, — мурлычет Дэймон. — Еще кое-что.

Поворачиваюсь к нему.

— Надеюсь, ты не возражаешь, но мне всегда хотелось это сказать.

— Что сказать?

Он указывает на меня пальцем и с вальяжной улыбочкой объявляет:

— Ты уволена!

Вынуждена признать, увольнение — опыт ужаснейший.

И в моем случае таковой обернулся особенно ужасным по трем причинам. Во-первых, мне пришлось чуть ли не в буквальном смысле «пройти сквозь строй»: все до одного сотрудники таращились, как я плетусь по проходу редакционной студии с картонной коробкой в руках. Во-вторых, вид у Джини при этом был что у брошенного щенка — да девушка едва не плакала! Ну и в довершение, выпроводить меня из чертогов «Дейли стандарт» Дэймон поручил ухмыляющейся Бриджет.