Что находилось внутри – я не знал.

– Это кимоно Айуми, – пояснила окасан, протягивая сверток. – Девочки нашли его на кровати вместе с другими нарядами. Айуми успела расплатиться за все вещи, но решила оставить их у нас. Я подумала, что именно вам стоит ими распорядиться.

Я быстро развернул сверток. Аккуратно сложенное кимоно Айуми красного цвета продавливало ладони своей тяжестью. Мне всегда было интересно, как гейши – столь хрупкие создания – могли носить на себе массивные наряды. В ноздри ударил запах бергамота. Тот же самый, который исходил от Айуми, когда я привел ее в квартал Ёсивара.

Я расправил кимоно по всей длине, и внезапно что-то картонное упало на пол возле ног.

– Что там? – с любопытством спросила окасан, надевая очки. – Неужели фотография? Это что, маленькая Айуми с семьей?

На снимке, который потрескался от старости, действительно была запечатлена семья Айуми. Такую драгоценность девушка бы никогда не оставила: наверное, по неосторожности забыла.

– Похоже, снимок сделали в России. Она родилась на Сахалине, – уточнил я, убирая фото в карман. – Есть еще что-нибудь личное?

– Нет, – покачала головой окасан. – Комната сейчас пустует, но уборку девочки делают регулярно. Если бы что-то нашли, обязательно бы отдали. У нас чужое при себе держать не положено, – сурово подметила она.

– Спасибо вам, – снова поблагодарил я маму окасан, в последний раз окидывая взглядом кабинет.

На часах уже было за полночь, и я поспешил домой. Полагаю, сегодня с делами покончено, но воспоминания по-прежнему терзали душу, и мне хотелось быстрее избавиться от ужасающего чувства потери. Почти все контакты телефона я восстановил, кроме, как назло, номера Макото. Мы вращались в разных кругах и пересекались крайне редко, что сильно усложнило поиски.

Я решил немного задержаться возле беседки: такие есть во всех окия. И опять воспоминания всплыли в голове, будто кинокадры. Я словно воочию увидел, как Айуми впервые неуклюже ходила на неудобной обуви окобо в саду окия еще в квартале Ёсивара.

Надо сказать, что традиционные гэта имелись и в моем гардеробе и пылились на самой верхней полке. Если я, как обычно, хотел принять участие в каком-нибудь фестивале, они были весьма кстати.

Луна светила очень ярко: если бы потушили все фонари в окия, я бы смог четко увидеть свое отражение в маленьком пруду. Беседку, в которой кто-то сидел, озаряли косые лучи, и спустя мгновение я узнал знакомый силуэт, а потом и трость.

Гости уже разъехались, но отец решил полюбоваться ночным светилом.

– Несешь кимоно, – сказал он, когда я приблизился.

– Да, – коротко ответил я, нисколько не изумляясь отцовской проницательности.

Отец опустил голову и начал выводить тростью какой-то рисунок на полу беседки. Мы не слишком часто общались в последнее время. Артрит брал свое, папа принимал обезболивающее, но меня всегда поражала его идеальная осанка и ровная походка. Это было неизменным. И правда, несгибаемая личность.

– Наш первенец умер, не родившись. В утробе твоей матери. Мы только поженились, но все обернулось не столь радостно.

Я затаил дыхание. Услышать откровение от отца – это нечто новое для меня.

– И вот сейчас я чуть не потерял второго ребенка, – понурившись, продолжал он, вычерчивая узоры. – Мать-природа наказала меня, Такуми. Как все глупо. Когда-то давно на рыбачьем острове я нашел стопку чужих денег. Возможно, они были кому-то нужнее, чем мне. Но разве я задумывался о таком? Я просто взял их.

– Мама рассказывала мне, – тихо проронил я. Мне не хотелось, чтобы он прерывал историю.

– Знаешь, Такуми, после смерти того ребенка я поклялся, что всегда буду поступать правильно и оберегать следующее дитя, если оно у нас будет. Но в итоге забота превратила тебя в овощ на полгода.

В воздухе повисла тишина, ее нарушало лишь уханье совы из парка, располагавшегося неподалеку. Мне захотелось приобнять отца, но я не успел.

Опершись на трость, он поднялся и мелкими шагами подошел ко мне, минуя высокий фонарь, вокруг которого летали ночные насекомые, отражавшиеся в стекле.

– Прости меня, – сказал отец дрогнувшим голосом и два раза похлопал меня по плечу, а затем покинул сад, сохраняя прямую и гордую осанку и постукивая тростью по дорожке.

За папой увязались три светлячка. Я улыбнулся и решил догнать любимого родителя, сбрасывая тяжелый камень с души.

– Смотри, купена! – крикнула я при виде стебля с красивыми белыми колокольчиками, напоминающими цветки ландыша. – Срывать не будем, – категорично добавила я, заметив, что Виктор уже собрался это сделать.

– Разве мы здесь для чего-то другого? – возразил он, приподняв бровь. – Мы гуляем по лесу почти все утро, но не сорвали ни одного цветка.

– Я давно не видела такой лесной красоты. – Я наклонилась еще ближе к земле, чтобы получше вдохнуть аромат диких трав. – Они только начали цвести и давать пыльцу для пчел, думаю, мы подождем еще неделю или две и снова сюда придем.

– Как скажешь, – пожал Виктор плечами, усаживаясь на сырое бревно у цветочной поляны. – Помнится, твоя бабушка так не думала, всегда возвращалась из леса с огромными мешками, будто она не собирала, а косила цветы для чаепития.

Услышав его слова, я улыбнулась. Виктор был как старая запыленная игрушка, которую ты когда-то потерял, но теперь нашел и не можешь нарадоваться, что к тебе возвращаются давние приятные воспоминания.

– Мы с отцом любили ходить за дровами, – принялся рассказывать Виктор. – Рано поутру, когда сапоги становятся мокрыми от росы, мы отправлялись в лес и рубили старые бревна, как вот это. – Парень постучал пальцами по дереву, на котором сидел. – Целые и молодые деревья отец никогда не разрешал трогать, только те, что повалились в непогоду.

– А сейчас ты чем топишь баню? – поинтересовалась я.

– Как и раньше – дровами, но теперь покупными. Все-таки у меня и работа, и мама в кровати, не всегда время найдется. Забот много.

Внезапно рядом со мной раздалось гулкое жужжание. Пчела с почти невидимыми крылышками отчаянно кружила вокруг меня, и я инстинктивно, не желая быть укушенной, побежала прочь, надеясь, что насекомое отстанет.

– Стой, ты куда? – крикнул Виктор, когда я сорвалась с места.

– За мной пчела увязалась! – Я пыталась сдерживать панику, но, наверное, у меня это плохо получалось, раз Виктор погнался за мной.

Ветки с хрустом ломались под ногами и болезненно царапали кожу, но я не замедлялась.

– Подожди! – настойчиво попросил Виктор, догнав меня у высокого дуба и выискивая пчелу в прядях, которые выбились из моей косы.

– Я ее слышу, слышу! – не унималась я.

Виктор по-прежнему пытался найти в спутанных волосах пчелу, которая, скорее всего, уже выпустила жало.

– Вот, она у меня, не бойся, – ответил Виктор, раскрывая ладонь, на которой лежала мертвая пчела.

Я спокойно выдохнула.

– Спасибо, – поблагодарила я.

– Всегда пожалуйста, – сказал он и швырнул насекомое в ближайшие кусты, а потом окинул меня взглядом и большим пальцем вытер прилипшую грязь с моего лица.

Я хотела отвернуться, но Виктор не дал мне этого сделать. Придерживая мой подбородок, он не отводил взгляда. Я напряглась на долю секунды и почувствовала, как легко можно сорваться и потерять контроль, который я недавно обрела.

– У меня листья на голове, поможешь убрать?

На лице Виктора не дрогнул ни один мускул, парень молча развернул меня к себе спиной. Я видела, как листья падают на землю, и каждое касание казалось мне просто оглушительным в лесной тишине.

– Может, сыграем в игру по пути домой? – предложила я, чтобы сгладить неловкость, и решила, что укорочу волосы, когда вернусь.

– Какую? – встрепенулся Виктор.

– «Правда или вымысел». Знаешь такую? Я говорю какой-нибудь факт из жизни, а ты должен угадать – это правда или ложь.