Когда мальчик наконец-то заговорил, я приободрился.

– Меня мучает бессонница, – ответил я первое, что пришло в голову. Это было правдой, оставаться в городской квартире не хотелось, поэтому я успел на последний поезд «Синкансэн» и домчался до Осаки. – Где ты живешь? Я могу проводить тебя к родителям.

– Ночь только-только наступила, почему же тебя мучает бессонница? – не унимался мальчишка. Он подобрал с земли палку, развернулся и двинулся прочь, в противоположном направлении от пустоши.

Я ничего не понимал, но подумал, что нельзя оставлять его одного. Мальчишка целенаправленно и уверенно шел в нужную ему сторону, постепенно мы отдалились от главной дороги и углубились в лес.

– Куда ты направляешься? – не сдавался я.

Мне уже не нравилась идея плестись за чудаковатым ребенком, который шагал по лесной тропе темной ночью. Но что мне теперь оставалось делать? Не хватало еще выступать свидетелем по делу о пропаже.

– А почему ты не спишь? – огрызался он на ходу. – Почему я должен отвечать на вопросы чужого дядьки, если он не отвечает на мои? – В его словах была доля правды.

Я пожал плечами.

– Я немного запутался в своей жизни. Вот и все. Разные мысли покоя не дают. А ты не заблудился? – уточнил я.

– Нет, я знаю, где мой дом, – твердо заявил он. – А вот где твой дом?

– Он остался позади.

– А это и впрямь твой дом?

– Что за дикие вопросы? Конечно, – сказал я. – Но сейчас мы идем к тебе домой. К твоим родителям, да?

Ответа я так и не получил. Мы забрели в чащу леса, лунный свет с трудом проникал сюда сквозь кроны деревьев, которые сливались в плотную массу. Вдруг мальчишка ускорил шаг, а затем и вовсе побежал. Мне не оставалось ничего другого, как последовать за ним. Удивительно, но я не смог его догнать, хоть и очень старался. Когда он скрылся в темноте, моя нога зацепилась за какую-то ветку на земле. Я упал, перед глазами вспыхнули звезды, меня затошнило. Немного погодя я сумел встать, решив больше не думать о поганом мальчишке.

Я попытался найти хоть какие-то ориентиры, но тут позади меня раздался писклявый голосок:

– А ты всегда бежишь за незнакомцами?

Я оглянулся. Мальчишка сидел на сломанном дереве, свесив ноги.

– Я больше в эти игры не играю, – пробормотал я, ощупывая ушибы. – Пока!

– И ты просто так уйдешь? – в голосе мальчишки послышалась обида. – Упал и напугался?

– Не пойду, это бессмысленно: ты все равно на мои вопросы не отвечаешь и я ничем не могу тебе помочь.

– А я думал, мы вместе доберемся до моего дома.

– Никуда я не пойду, – с раздражением повторил я, собираясь двигаться в обратном направлении. Но я даже не представлял, где нахожусь, и мысленно прикидывал, сколько времени может занять путь до дома.

Я развернулся, чтобы двинуться прочь отсюда, и на несколько секунд остолбенел. Передо мной была главная дорога, та самая, которая вела к родительскому дому через пустошь, а потом и по зеленому склону холма.

– Как мы сюда попали? – прошептал я и оглянулся, но мальчишка уже исчез.

Я сощурил глаза в поисках моего спутника.

– Эй, где ты? Погоди… – позвал я парнишку, но громкий звон разбитого стекла не дал мне договорить.

Что еще такое?

– Черт, – прозвучал тихий и разочарованный голосок. – Кажется, я разбил бутылку саке. Ну и ладно. Новую возьму из запасов.

– Саке, – медленно проговорил я, надеясь, что у меня слуховые галлюцинации.

– Дядя-человек! – окликнул меня мальчишка, выделяя второе слово. – Я проводил тебя до твоего дома. Дважды. Может, ты тоже кого-нибудь проводишь однажды? Бывай здоров!

А потом наступила тишина.

Полтора месяца спустя

Воскресное утро в офисе можно описать одним словом – умиротворение. Раньше просторные кабинеты со стеклянными стенами были всегда в распоряжении сотрудников, которые кропотливо трудились на благо компании. Но с недавнего времени я запретил им работать в выходные.

Вот и сегодня офис пустовал. Здесь не было никого, кроме меня и охранника, который не приставал с расспросами, почему я приезжаю сюда в субботу и ухожу только в понедельник.

На столе был приготовлен стандартный набор: бутылка корейской водки соджу и большая кипа бумаг, которую оставил секретарь на подпись. Иногда мне не хотелось просить водителя отвезти меня домой из-за выпитого алкоголя, поэтому лучшим решением было ночевать на офисном диване. Юри ничего не волновало, подготовка к свадьбе занимала практически все ее свободное время, наверное, невеста даже не замечала, что я отсутствую, но, думаю, так даже лучше.

Я не понимал, в какой конкретно момент все пошло не так. Мы с Юри были почти счастливы, хотя и оказались обременены обязанностями перед нашими семьями, но меня вполне устраивал подобный расклад. Кстати, судя по тому, что Юри постоянно присылала мне фото с цветами для украшения свадебного зала, ее занимало исключительно будущее торжество.

Сделав пару глотков соджу прямо из горлышка бутылки, я решил принять душ, чтобы смыть застоявшийся запах пота. Расстегнув рубашку и брюки, а затем сбросив одежду, я заметил что-то лежащее на полу у моих ног. В глазах двоилось из-за алкоголя, но я сумел разглядеть предмет.

Омамори. Амулет я забрал из дома родителей.

– Наверное, выпал из кармана, – пробормотал я, проверяя содержимое мешочка.

Я увидел рисунок лисы, тот же самый, что и пятнадцать лет назад. Естественно, он не изменился.

Айуми покинула окия полтора месяца назад. Это было неожиданно и даже озадачило майко и матушку окасан. По словам девочек, Айуми перестала приходить в окия, но сообщить мне об этом решили только на третий день.

Я сильно встревожился и тотчас предположил, что с ней стряслась беда. Связавшись с Макото, я рассказал о внезапном исчезновении девушки. Выяснилось, что он тоже не знал, куда запропастилась Айуми. Она никого не предупредила и ничего не говорила.

Парень заявил, что она просто уехала из Токио. Даже Лили не была в курсе, где ее подруга.

Минуло столько времени, неужели близким друзьям Айуми до сих пор ничего не известно о ее местонахождении? Спрятав листок в мешочек омамори, я принял душ.

Горячая вода обжигала тело, оставляя на коже красные следы. Если Айуми уехала, не попрощавшись со мной, зачем ее искать?

Сколько же я простоял в душе: час, два или больше?

Раздался гром, в воздухе запахло дождем. Храм Мэйдзи-дзингу, где я в последний раз видел Айуми, располагался в центре Токио, в лесопарке. Я не был в синтоистском святилище уже год. Бросив монетку и помолившись, я отправился на поиски служительниц храма – мико. Скорее всего, они смогут подсказать, как встретиться с каннуси – настоятелем.

Направившись к табличкам эма, развешанным на досках у высокого дерева, я заметил одну из мико. Распознать ее среди обычных посетителей храма оказалось легко. Одеждой служила белая рубаха с широкими рукавами и длинные, широкие ярко-красные штаны хакама.

– Извините, можно ли мне поговорить с настоятелем храма?

Девушка подметала землю, убирая засохшие грязные листья.

Вопрос отвлек мико от работы, однако она пристально посмотрела на меня.

– Я передам настоятелю, что вы желаете с ним пообщаться, но вы должны оставаться здесь, пока я вас не позову.

Утвердительно кивнув, я проводил ее взглядом: мне хотелось удостовериться, что она действительно выполнит мою просьбу. Чтобы скоротать время, я принялся рассматривать висящие таблички эма.

Свою последнюю табличку я вешал перед школьными экзаменами в Осаке и уже не помню, что конкретно тогда написал. А тут люди загадывали самое разное: от желания иметь детей до удачного свидания.

Мое внимание привлекла одна из табличек, на ней был изображен петух и врата тории, а надпись гласила по-японски: