И наконец понял, что делало лису необычной. Присмотревшись, я заметил, что у зверька были ярко-голубые глаза.

От одного лишь прикосновения ее мягких губ я потерял стойкость ума и позволил истоме растекаться по всему телу, не в силах препятствовать обратному. Поцелуй углублялся, заполнив копилку необычных моментов моей жизни. Никогда бы не подумал, что сегодняшний вечер мог пойти по такому сценарию, но было очень приятно.

Внезапно Айуми отшатнулась, прервав поцелуй, словно это было что-то мерзкое и отвратительное, и с неподдельным ужасом на лице отстранилась, отодвинувшись к дальнему краю скамейки. Теперь нас разделяла незримая пропасть. Я не мог разгадать, о чем она думала, девушка всматривалась в никуда своими огромными голубыми глазами.

Тяжело вздохнув, она наконец покосилась на меня. Из уверенной дерзкой студентки, которая однажды облила меня саке, Айуми превратилась в испуганного ребенка, который ожидал, что его отругают. Сначала я предположил, что она просто чем-то удивлена, но затем заметил слезу, скользящую по бледной щеке.

Той ночью, сидя на скамейке в обществе светлячков, Айуми поведала мне о своей жизни. Она рассказала немного, но этого было достаточно, чтобы узнать ее лучше.

Отец Айуми погиб шесть лет назад. В день исчезновения девушка, как обычно, сидела с мамой у дома и дожидалась возвращения родителя.

Отец частенько оставался в городе, чтобы побыстрее добираться до работы, а на выходные или в отпуск приезжал к соскучившейся семье.

Выпускные и переходные экзамены уже завершились, поэтому в тот раз отец мог остаться с родными подольше. Добираться из Владивостока до Южно-Сахалинска, возле которого был расположен поселок, можно и самолетом. Он приземлился вовремя, поэтому сначала Айуми и ее мать ни о чем не беспокоились.

Однако что-то пошло не так.

Отец не позвонил. Ни через час, ни через пять. Айуми и ее мама сильно волновались и обзвонили папиных коллег. К своему удивлению, они выяснили, что Фумио-сан, так звали отца Айуми, не приходил на работу последние полгода. Обратиться в правоохранительные органы они не успели: тело нашли через несколько дней под обрывом острова Сахалин.

Не выдержав психологического потрясения из-за потери любимого, мама Айуми сбросилась с того же мыса, что и покойный муж, месяцем позже.

Рассказ Айуми походил на вымышленную историю, в которую я не мог поверить. Да и не хотел, поскольку ужаснулся, что на долю хрупкой девушки выпали подобные непосильные испытания.

Я бы желал хоть как-то облегчить ее боль, но пока не понимал, как это сделать. Мы до сих пор сидели на скамейке, а мне казалось, что нас разделяют километры, преодолеть которые даже за день не выйдет. Закончив говорить, Айуми продолжала сидеть не шевелясь. Лицо девушки ничего не выражало.

Наверное, душевная боль с годами не исчезает, а лишь тлеет и сопровождает тебя повсюду – где бы ты ни был.

Я решил ее рассмешить:

– Можно я тебя поцелую, когда мне станет грустно?

Уголки ее губ поднялись. Девушка тепло улыбнулась. Такой Айуми мне нравилась гораздо больше.

– Я думал, у столь красивой девушки есть воздыхатель. Но раз ты поцеловала меня, а не кого-то другого, то…

– Как-то не удалось пока встретить, прости, что ты принял удар на себя, – объяснила она, поежившись и опустив взгляд. – Вечер выдался непростым. Такуми-сан, скажи, почему мы здесь?

На мгновение я погрузился в размышления об уместности ситуации, но предположил, что мой ответ поможет ей отвлечься от печальных мыслей.

– В последнее время в нашей компании не хватает рук, – начал я издалека. – Как я и говорил, семья уже не первое десятилетие является организатором разнообразных фестивалей. Сохранение искусства гейш – основное направление, за которое отвечает отец. Но, к сожалению, здоровье его ухудшилось, поэтому я вынужден разрываться между родительским домом в Осаке и своим жилищем в Токио.

– Интересно, – пробормотала Айуми, закутываясь в мой плащ.

Я знал, что она согрелась. От этого мне стало тепло.

И я продолжил:

– Тебе известно об искусстве гейш почти все, и…

– В теории, – подчеркнула она. – О практической стороне мы и не говорим.

– Да, верно. Майко, с которыми мы сотрудничаем, постоянно обучаются. Мы берем на себя их расходы, чтобы в дальнейшем девушки смогли стать настоящими гейшами. Дом, который ты посетила, это окия – традиционное место обитания гейш. Сегодня ты увидела только двух из наших подопечных, остальные были на банкете и проводили чайную церемонию.

– Ага… – задумчиво протянула Айуми, и я догадался, что ее зацепил мой рассказ. – А в чем конкретно заключается твое предложение?

Вот и наступил кульминационный момент. Надеюсь, мне не придется ни о чем жалеть. Но если не попробуешь, не узнаешь. Ведь так говорят?

– Я хочу, чтобы ты следила за качеством выполнения их работы. Особенно перед их выходом, – подчеркнул я. – Современные гейши не такие, как раньше. Сейчас искусству быть гейшей нужно учиться в ускоренном темпе, а родители не могут отдать дочь на обучение в десятилетнем возрасте. По меньшей мере это незаконно. Я предлагаю тебе роль администратора в нашем окия.

Последовала минута молчания, а затем Айуми разразилась громким смехом. Где-то неподалеку раздался лай собак, которые явно вторили хохоту девушки.

Я подождал, когда она придет в себя, и вскоре Айуми успокоилась и покачала головой.

– Администратор в доме гейш? Ну ты и шутник, Такуми-сан! – проговорила она, отдышавшись и отсмеявшись. – Разве этим не заведуют хозяйки? Их еще называют мамами. Они – те злые тети, на плечи которых падает вся ответственность за происходящее в окия.

– Глаз да глаз нужен и за ними, – подытожил я, удивившись реакции Айуми.

Мне не понравилось, что Айуми смотрела на меня как на дурака.

– В последний раз оби одной из наших учениц был так слабо затянут, что кимоно начало спадать прямо во время танца. Это нанесло непоправимый репутационный ущерб, но отец справился с проблемой. А у меня появилась идея о двухуровневой системе контроля, – объяснил я. – Кстати, лишь высокопоставленные политики и богатые бизнесмены могут позволить себе провести вечер в чайном домике в обществе наших учениц. У нас нет права на ошибку.

Выслушав меня, Айуми сменила позу, теперь она сидела боком, опершись рукой на спинку скамьи. Каждый раз, когда я всматривался в глаза девушки, мне вспоминался рисунок карандашом, вложенный в омамори.

А ведь это было пятнадцать лет назад…

«Голубые глаза – большая редкость. Мне следует навести кое-какие справки», – подумал я, и в ту же секунду Айуми заговорила.

– Что ж… – Айуми привстала со скамьи. – У меня есть время на размышления?

– Все время мира в твоем распоряжении, но мне бы очень хотелось, чтобы ты согласилась. Как говорит мой отец: «Ничего не происходит просто так». Я рад с тобой познакомиться, хоть ты и облила мою рубашку. И надеюсь, что твоя помощь сможет сделать окия лучше.

Наша встреча подходила к концу, и мы это оба чувствовали. Длинные волосы Айуми развевал ветер, запутывая концы прядей.

Распутать их Айуми не удалось: я услышал негромкую брань, судя по всему, на русском языке.

– Мне вот интересно, а на каком языке ты думаешь? – спросил я, пока мы направлялись к машине.

– Иногда на русском, а порой и на японском, – ответила она. – Но чаще на русском. Я же родилась в России.

– Здорово, – отметил я. – Но если тебе снова взгрустнется, то советую посмотреть фильм «Сумеречный самурай»[27]. Любая боль уйдет на фоне трагической истории, я уверен.

– В таком случае ты перескажешь мне содержание сказки «Колобок», – с вызовом заявила она, усаживаясь на переднее сиденье.

– Справедливо, – улыбнулся я, захлопывая пассажирскую дверь.