Позабыв об усталости, я неслась вверх, будто за мной гналась орда пустынных кочевников. Я надеялась, что, когда отгорожусь дверью, станет легче, но ошиблась.

Привалившись спиной к закрытой створке, я старалась выровнять дыхание. Лицо и шея полыхали, глаза щипало, и кололо в носу. В поиске успокоения зашагала по комнате, сжимая холодные руки.

Любопытство, не самая приятная моя черта, сыграло со мной злую шутку. Он разговаривал с этой Клементиной так обходительно, так мягко. В памяти как назло всплыл эпизод на кладбище, когда Константин велел мне заткнуться, и как сказал, что я могла бы составить конкуренцию его солдатам, и как в пещере приказал спать. Интересно, если бы я не была его проводником на Землю, отдал бы он меня Исдаровому аязу, чтобы укрепить отношения с Мальдезером и через меня контролировать их? Я разозлилась. Не на него, нет, на себя из-за того, что меня это волновало. И от догадки, почему меня это задевает, разнервничалась ещё сильнее.

Как бы я ни держалась, как ни делала вид, что мне всё нипочём, нужно было признать, что за столь короткое время я каким-то невероятным образом прикипела к Константину. Мои глаза всё чаще останавливались на нём, и им нравилось то, что они видят. Я внимала его словам, и ушам нравилось то, что они слышат. Я придвигалась ближе, чтобы уловить аромат свежескошенной травы, и обонянию нравилось то, что оно ощущает. Мне стало страшно. Девочки из моего мира называли это «химией», но мне не хотелось давать этому чувству ни имени, ни шанса. Ни одна моя привязанность не закончилась хорошо.

В дверь негромко постучали. Сердце забилось испуганной птичкой в клетке. Я не двинулась с места.

— Кара, открой, пожалуйста. Я знаю, что ты там.

Меня накрыло волной паники. Я не могла представить, что будет, если впущу его, и, не удержав эмоции в узде, нанесла знак печати на дверь. По её периметру пробежало серебристое свечение. В коридоре стояла тишина. Он знал, что знак действует не более тридцати секунд на других и намного меньше или вообще нисколько на него, и мог бы запросто войти при желании. По ту сторону двери раздались шаги. Он ушёл, а я осталась собирать себя по кусочкам.

Я впервые испытала ревность и могла с уверенностью сказать, что это худшее из чувств. Чего я никак не могла от себя ожидать, так это того, что брошусь на кровать, закушу подушку и от души разрыдаюсь. Вместе со слезами тело покидало скопившееся внутреннее напряжение. Мне становилось легче, и я была даже благодарна Константину за последнюю каплю в море моей боли.

Говорят, утро вечера мудренее.

Брешут.

Рука оказалась под животом и затекла. Одежда перекрутилась и врезалась в кожу. Подушка, волосы, — всё было влажным. Немного ныли виски и в области переносицы. Зверски хотелось пить.

Стук-стук-стук!

Впору было сигануть в окно, но я смогла только перевернуться на спину и жалобно застонать.

— Кара, это я! — сказали за дверью тоненьким голосом.

— Сэм?! Сэм!!! Никуда не уходи, я сейчас! — заорала я, барахтаясь в кровати как опрокинутый жук.

В сражении с покрывалом победа осталась за мной. Так же храбро я одолела расстояние до двери и поборола зам о к.

— О Солис! — воскликнула Саманта, отпрянув в глубь коридора. — Ты жутко выглядишь! Неужели Мальдезер настолько плох? Не отвечай, и так вижу. Жди здесь! — неожиданно закончила она и умчалась в неизвестном направлении.

Через пятнадцать минут, которые я провела, гадая, что задумал этот ребёнок, на пороге вновь возникла Сэм. На тарелке в её руках лежали два мокрых мешочка с травами, два кружка огурца и разрезанная пополам картошка.

— Это что, салат? — поинтересовалась я.

— Нет же, глупая, — обиделась девочка, — это для тонуса кожи! Хм, с чего бы начать?..

С огурцами на веках я раскинулась звёздочкой на одной части кровати, другую заняла Сэм. Лёжа на животе, уперев подбородок в ладони и активно болтая ногами, она делилась подробностями своей жизни в наше отсутствие. Я со всем соглашалась, когда не дремала, но внезапно Сэм произнесла нечто такое, что заставило меня навострить уши.

— Папа ещё не вставал. Вчера были гости, знаешь?

Я упала духом.

— Наверное, потому и спит.

— Наверное, — Сэм пожала плечами. — Странно вообще-то. Уехали ночью, хотя могли остаться, у нас же полно комнат. Так не принято.

— Правда? — я приподняла огурцы, чтобы взглянуть на неё.

Она погрозила мне пальцем и вернула корнеплоды на место.

— Правда. Такого раньше не случалось. Папа не очень любит светскую жизнь, но друзья, бывало, гостили по несколько дней. Ночью от нас ещё никто не уезжал. Может, вспыхнул пожар, и они бросились домой, ну, чтобы потушить? Или забыли покормить животных? Или в очаге — кашу?..

— Может… — рассеянно сказала я.

С груди словно сняли наковальню. Отступала головная боль. Прыгать с третьего этажа расхотелось. Зато захотелось кофе и есть. Однако огурцы пришли в негодность, а картошка была сырой. Я созрела для того, чтобы спуститься в столовую.

— Ты уже завтракала?

— Не-а. Папа спит. Ты не в форме. А я не хотела без вас. Хотя Пенни говорит, там блинчики, — мечтательно вздохнула Сэм.

Я улыбнулась.

— Обожаю блинчики! Подождёшь пять минут? Я мигом переоденусь.

Девочка закатила глаза.

— Конечно, не идти же так.

В гардеробной кто-то аккуратно развесил вещи, которые перед отъездом в Мальдезер принесла Ханна. Я провела рукой по плечикам. Кончики пальцев коснулись чего-то нежного. Простое, лёгкое платье цвета слоновой кости, с квадратным вырезом, узкими рукавами и трапециевидной юбкой пряталось в самом углу. Его, кажется, ни разу не надевали. И правильно делали. Светлая кожа слилась бы с нарядом. Но то ли дело я.

Когда я вышла в спальню, Сэм захлопала в ладоши.

— Какая ты красивая, Кара!

— Спасибо. Поможешь застегнуть пуговицы?

— Ага.

У меня не было туфель. Пришлось надеть старые кожаные полусапожки, но их всё равно не было видно за юбкой в пол. Вместо любимого «колоска» заплела две свободных низких косы. Отросшая чёлка ниспадала на скулы. Я сдула её с лица и удивилась — благодаря заботе Сэм у девушки в зеркале из-под глаз исчезли мешки.

Считая ступеньки, я искоса поглядывала на девочку. По сравнению с моим детством её жизнь можно было справедливо назвать роскошной. Красивый дом, куча игрушек, добрая няня, любящий отец. Но нас было много, а она одна. Её всегда окружали взрослые люди со взрослыми проблемами, и она научилась им сопереживать. Старалась вести себя тихо по вечерам, жалея уставшую за день Пенни. Берегла одежду, зная, сколько времени на стирку и глажку тратит Ханна. Помогала Мануэлю отыскать карманные часы, которые тот вечно терял. Обходила стороной кабинет, если слышала шелест бумаг и скрип пера. Рядом с ней не было никого, кто взирал бы на мир такими же широкими чистыми глазами, верил в сказки, где добро непременно побеждает зло.

В холле я подозвала Сэм к себе.

— Ближе. Хочу тебе кое-что сказать.

— Что?

— Кто последний, тот тухлое яйцо! — крикнула я и что было сил рванула с места.

Мы ввалились в столовую толкаясь и хохоча. И замерли на пороге. Рука с изящной чашкой застыла на полпути ко рту. Какое-то время Константин смотрел то на меня, то на Сэм, а потом всё же сделал глоток и отставил кофе на блюдце.

— Доброе утро, — проронила я и стала пробираться к стулу, стараясь не встречаться взглядом с ним.

— Здравствуйте, отец, как прошёл ваш визит в далёкий Мальдезер?

Константин ничего не ответил, лишь постучал кончиком указательного пальца по скатерти. Девочка подошла к обозначенному месту, подняла глаза на отца, тот улыбнулся. И Сэм не выдержала, бросилась ему на шею.

— Папочка, я так скучала…

— Я тоже, дорогая, — сказал он сдавленно из-за крепких объятий. — А теперь поешь, пожалуйста, не то ты меня задушишь, или я сам удавлюсь, слушая вздохи Пенни по поводу твоего рациона.