— Что это за мазь? — я продемонстрировала Кольдту результат его трудов.

— На основе вытяжки из корней змеиного дерева.

— Змеиного? — переспросила я.

— Да, его корни имеют лечебный эффект. Ствол и листья, напротив, очень ядовиты. Достаточно одного касания, чтобы мгновенно отправиться на тот свет. Оно растёт на острове Серпент в Акмаре. Ветра там суровые, под их натиском ветви раскачиваются, словно змеи, над головой. Как видишь, добыть лекарство непросто, оттого стоимость его высока. С давних времён Серпент принадлежит семье Бальтазара, его дядя передаёт армии всё, что удаётся получить.

Значит, вопрос с транспортировкой чудодейственного средства на Землю отпал.

— Голодная? — неожиданно спросил Константин.

— Не очень.

— Я так и подумал. Тогда собирайся, Исдар уже в оазисе.

— Он там?! Тогда почему ты меня не растолкал? Ведь по плану мы должны были встречать его, а не он нас, так?

— Так, — Кольдт ухмыльнулся. — Я проверял, покинули кочевники берег или нет, и засёк Исдара с друзьями. Тогда я решил, пусть лучше ждут нас, чем мы. Пусть думает, что мы нужнее, чем он. А ещё будить тебя не хотел.

Я растерялась, не понимая, чем вызвана такая забота. Наверное, добрый жест просто удачно вписался в стратегию общения с мальдезерцем. Я ничего не ответила, но моих комментариев никто и не желал.

После прохладной пещеры «чаша» в скале казалась раскалённой сковородкой. От слепящего света хотелось закричать подобно младенцу, рождённому из уютного материнского чрева во враждебный мир.

Выбравшись из тоннеля, Константин рванул к противоположной стене углубления, взбежал до середины, зацепился за край и подтянулся на руках. Я как раз прикидывала, смогу ли проделать тот же трюк, учитывая разницу в росте, когда он лёг плашмя на край «чаши» и свесил кисть настолько низко, насколько мог:

— Хватайся!

Спорить было глупо и долго. Так что я подошла, вложила свою ладонь в его и, упираясь ступнями в скат, легко вскарабкалась наверх.

Преодолев спуск со скалы и утопив подошвы в песке, мой спутник прикрыл мантией испорченную рубашку. Мне же, как и в гарнизоне, велел накинуть капюшон. И хотя я не собиралась возражать, он пояснил:

— Выходя в свет, наши дамы оголяют руки, плечи, некоторые почти не оставляют простора фантазии… Здесь же наоборот — красоту, как сокровище, принято беречь.

— А у нас женщина сама выбирает, как выглядеть! — выпалила я, но капюшон снимать остереглась.

Кольдт мученически вздохнул и зашагал к пальмовой рощице.

Четыре фигуры в серых одеждах сновали от водоёма к стреноженным верблюдам. Иногда они перебрасывались отрывистыми фразами, но их голоса заглушала возня ветра с песком. Мужчины наполняли бурдюки пресной водой и закрепляли те возле сёдел, не отвлекаясь на чужестранцев. За нашим приближением наблюдал лишь один человек. Одетый в чёрное с ног до головы, он стоял неподвижно, как памятник, козырьком приложив ладонь к бровям.

— Исдар! Исса саарман! — поздоровался Константин.

— Сурад Кольдт! Исса саарман! Добрый день! Очень рад!

Исдар отнял руку от лица и крепко пожал протянутую кисть. Наконец я смогла хорошенько его рассмотреть. Навскидку ему было лет шестьдесят. Возраст выдавали глубокие морщины поперёк лба, широкие седые пряди в смоляной бороде и хитринка в угольно-чёрных глазах. Голову мужчины покрывала куфия, закреплённая двумя обручами из серебристых нитей, что, вероятно, указывало на высокий статус. Из-за жизни в пустыне его кожа была гораздо темнее моей, и на её фоне белки глаз и зубы казались жемчужными. Это было даже красиво. Да, пожалуй, мальдезерец был красив какой-то хищной красотой. Я помотала головой, возвращаясь в реальность, и прислушалась к беседе мужчин.

— …Догадался, что ушли дальше, — Исдар махнул в сторону скал. — С первым лучом Ока они снялись с места, а мы остались и ждали.

Константин удовлетворённо кивнул.

— Ты всё понял верно. Теперь к делу. О чём договаривались — всё здесь.

Кочевник выкрикнул какое-то слово, «серые» разом бросили свои занятия и направились к мешкам с артефактами. Прошло несколько минут, в течение которых Константин с Исдаром сверлили друг друга взглядами. Один из сопровождающих что-то сказал, судя по тону, одобрительное, и на лице мальдезерца расцвела широкая улыбка.

— С запасом, — он одобрительно прищёлкнул языком, — вот спасибо! Никхан!

Я выдохнула. Всё это время, пока свита Исдара подсчитывала «валюту», я молилась, чтобы они не заметили или не придали значения тому, что мы потратили один артефакт на обогрев пещеры, а оказалось, что Константин как всегда всё предусмотрел.

Исдар выставил руку в сторону, и один из его друзей, тот самый, что сообщил о количестве артефактов, вложил в его ладонь небольшую амфору. Та казалась покрытой чёрной глазурью, но, когда Константин ухватил её пальцами, по стенке пополз пузырёк воздуха. Стало ясно, что сосуд прозрачный, а внутри него — чистая тьма. В крошечные загнутые ручки был продет кожаный шнурок. Кольдт просунул в него голову и спрятал грифонью кровь на груди.

— Пробовать не будете? — поднял брови Исдар.

— Нет, я тебе верю.

— Никхан, — мальдезерец слегка поклонился.

Он говорил долго. Сокрушался, что племя лишило удовольствия побеседовать, сидя у костра до рассвета. Объяснял, что при добыче товара ни один ценный зверь не пострадал и что они не убивают «великих», лишь подсовывают накачанную сонным зельем дичь, а затем, когда полуорёл-полулев засыпает, забираются в пещеры, находят в шкурах наиболее уязвимые места, делают надрез и…

Во время рассказа о заборе крови у крылатой твари Исдар то и дело посматривал на меня. Хотя капюшон постоянно находился на голове, а последнюю я старалась иной раз не поднимать, чёрт оказался глазастым.

— Простите, сурад, — мальдезерец заискивающе улыбнулся. — Ваша спутница… Она немного похожа на мою дочь, только уштаг баядан. Как это в Лусеате? — он пощёлкал пальцами, вспоминая. — А! Вот! Более тонкая.

Константин молчал, и кочевник продолжил:

— Разрешите задать ей вопрос?

Кольдт окинул мальдезерца недобрым взглядом, но всё же разлепил губы:

— Во Фламии рабовладения нет. Моя спутница может ответить, если захочет.

— Суради, — обратился мужчина ко мне, — позвольте узнать, не течёт ли в ваших жилах кровь детей пустыни?

— Всё может быть, сурад Исдар, я сирота.

— Суради не имеет родителей, — уточнил он, — а мужа?

Я хотела ответить: «Уже нет». Однако вовремя спохватилась и просто помотала головой. Почему-то это привело собеседника в восторг. На его лице вновь засияла улыбка. И, быть может, от волнения он вдруг заговорил о себе в третьем лице, добавляя в речь всё больше родных слов.

— В нашей общине новый аяз, молодой и не связанный таинством завьи. Если Исдар приведёт такую варадэ, правитель наверняка сделает вас аязи, а Исдара — советником! Разве не здорово? Вы получите больше чем мужа и дом. Вы станете во главе нашей большой семьи, к вашим ногам сложат богатства!

Я не смотрела на Кольдта, но словно почувствовала исходящую от него волну злости.

— Никхан, сурад, — поспешно ответила я, — но у меня только одно желание — вернуться домой.

Это было правдой. В мои планы вовсе не входила жизнь в краю с абсолютно чуждой культурой. Если бы пришлось выбирать, где остаться на Амираби, то я бы указала на домик оранти в Эджервилле.

— Вы не понимаете! — воскликнул кочевник. — Очень скоро мы добьёмся того, что под рукой нашего аяза сплотятся все племена Мальдезера! Неужели вы не желаете стать королевой пустыни?

— Она же сказала, что нет! — не выдержал Константин.

— Прошу поправить меня, сурад, если я не прав, — тёмные глаза блеснули лукавством. — Вы утверждали, что не являетесь господином этой женщины. Вы также не её родственник или муж. Значит, вы не можете говорить от её имени.