В это время Витя уже их не слушал, а рыскал в пожелтевшей осенней траве, медленно, но верно продвигаясь к автомобилю. Я последовал за ним.

— Осторожно, Андрей, — обернулся он. — Иди за мной как по ниточке, не сворачивай, я следы найду — обозначу.

— Понял, — кивнул я и сам стал всматриваться в почву.

Вот только задернованная земля с пожухлой травой — не самый лучший объект для оставления следов. Кроме чуть примятой травы, никаких отпечатков подошвы не почве не оставляли. Я специально оглянулся и посмотрел на свой пройденный путь. Ни моих, ни Витиных. Все чисто, будто по воздуху летел. Дохлый номер, что-то искать. Но Витя не расслаблялся, все равно сканировал все опытным взглядом.

Так мы прошли до машины. Жигуль, как оказалось, выгорел буквально дотла. Его явно чем-то горючим облили. Покореженный от температуры металл, облезшая краска и закопченный кузов с остатками сгоревших шин смотрелись удручающе.

— Ничего нет… — разочарованно пробормотал Витя. — Ни окурков, ни бутылок, ни канистр…

Он еще рыскал вокруг автомобиля, уперевшись экспертным взглядом в землю, и не заметил «слона».

Я же, поняв, что в траве искать бесполезно, приблизился вплотную к машине и заглянул внутрь через лопнувшие стекла.

Внутри, на водительском сиденье, сидел труп. Вернее, то, что от него осталось. Его так сразу и не заметишь — сплошная головешка обугленная, как и всё внутри. Голова сгорела полностью, конечности — наполовину. И лишь туловище, что сохраняло в себе больше всего жидкости, оставалось еще узнаваемым. Хотя и прикипело к черным пружинам сиденья.

— У нас тут это… — позвал я Витю. — Гость.

— Погоди, Андрей, — отмахнулся Драгунов. — Я, кажется, что-то нашел.

Он упал на колени и ковырялся в траве пинцетом.

— Труп важнее, — хмыкнул я.

— Чего? Какой труп? — поднял недоуменную физиономию Драгунов.

Уставился на меня, так и замерев с пинцетом в руках.

— В машине труп, говорю, придется прокурорского следователя вызывать.

— Ох! Сюда милицейский следак едет, — пробормотал Витя. — Зря, получается, едет…

— Лёва! — крикнул Драгунов старшине. — Сообщи в дежурку, что у нас труп сгоревший. То бишь, с признаками насильственной смерти, получается. Пусть пришлют судмеда срочно и прокурорского поднимут.

— Есть! — откликнулся милиционер и живо полез в бобик, к рации.

— Как они смотрели? — шипел Витя, косясь на патрульных. — Труп не увидели! Милиционеры называется!

Драгунов ещё поворчал, заглянул в машину, покривился на обугленного покойника и снова уткнулся в траву.

— Что ты там нашел? — спросил я.

Уж больно заинтересованно он там копался, явно не просто несуществующие следы выискивал.

— Осколки… Закругленные такие, будто от пробирки. Хотя нет… стенки тонкие и хрупкие. Скорее, это от шприца или чего-то подобного. Только вот рисок мерных я не вижу. Если это шприц, то странный.

— Пальчики получится снять? — спросил я с надеждой, хотя сам уже видел, что это дохлый номер.

— Нет, — подтвердил мои догадки криминалист. — Слишком мелкие, чтобы сносный фрагмент следа вместить.

— А если их вместе сложить? Целое по частям? Так и след можно собрать? Нет?

— Не получится, шприц раскрошили. Раздавили, будто специально каблуком вмяли. Но я, конечно, все соберу и изыму, как полагается.

— Нужно химическую экспертизу назначить по нему, — не унимался я. — Ведь шприц в лесу — это очень странно. Готов поспорить, что это привет от Сухого. И на осколках могут быть следы того самого неизвестного яда. Вы, кстати, там поосторожнее с осколками.

— В трупах его никак не идентифицировали, яд этот, — возразил Витя. — Думаю, что и здесь ничего не найдут.

— Одно дело в крови и тканях искать, а тут он в чистом виде, — не сдавался я. — Может, получится…

В нашем деле, если не упорствовать и не надеяться, что всё рано или поздно срастётся, редко когда далеко уедешь.

— Смотри, — Витя жестом позвал меня, предлагая сесть на корточки рядом с ним, поближе к земле, где он перебирал пинцетом осколки. — Вот, видишь… Эти стеклышки закопченные.

— Вижу, и что?

— А то, что они горели.

— До машины далеко, — я оглядел местность. — Ещё один пожар? Нигде следов возгорания рядом с осколками не видно.

— Согласен, — кивнул Драгунов. — А это значит — что?

Долго тут думать было нечего.

— Что шприц полили горючкой и подожгли отдельно.

— Скорее всего… А потом швырнули в сторону и растоптали. Так что никаких следов веществ мы там не найдем. Они от температуры уже — того.

Он поводил пальцами в воздухе, изображая дымок от испаряющегося яда.

— Жаль…

Витя собрал осколки в бумажный пакетик, который умело свернул из листа серой писчей бумаги. Сверток он подписал, заклеил и налепил поверх шва отрезок бумажки с оттиском УВД-шной печати. Проставил номерки «1» и «2» в месте, где должны расписаться на печати понятые.

Все это он провернул ловко, быстро — и ещё до приезда следака, хотя по УПК все должно было бы происходить параллельно с заполнением протокола осмотра места происшествия и, конечно же, в присутствии понятых. Но Витя старый и опытный криминалист. Ему все следаки доверяли и верили на слово. Если он говорил вписать в протокол какой-либо объект, то никто не спрашивал, зачем и почему. Вписывали и изымали без разговоров все то, на что указывал майор Драгунов.

Через минут сорок подъехала машина с прокурорским и с судмедэкспертом. Обоих я уже знал. Следаком оказался тот самый молодой и хлыщеватый старлей (по-прокурорски — юрист второго класса) с которым мы встретились не так давно в злополучном 205-м номере гостиницы при осмотре трупа Серого (в миру — гражданина Сергиенко). Фамилия у следака была Часовщиков, так к нему старшина обратился.

А от бюро СМЭ прибыл Пяткин Феликс Васильевич собственной персоной. Все в тех же нелепых очках с толстенными линзами, что держались на носу разве что каким-то чудом. Намечающиеся усики делали его похожим на студента, а не на работника судебно-медицинской экспертизы. Сходства добавляли сутулость и отсутствующий и одновременно пытливый взгляд голодного до знаний человека.

— Андрей Григорьевич, — радостно поднял руку Феликс и помахал на расстоянии. — Здравствуйте!

— Привет! — я подошел вплотную и поручкался. — Мы с тобой на «ты», забыл разве?

Следак тоже меня узнал, но лишь скривил губы в мою сторону вместо приветствия. Сходу погрузился в разговор с Драгуновым (что, где, как и почему), делая вид, что не замечает моего присутствия.

— Вы, то есть ты, тоже участвуешь в расследовании? — спросил Феликс. — Уже второй раз на осмотре встречаемся.

— Я как водитель, — кивнул я на мерс, — Драгунова привез. А ты давай, по полной отработай место происшествия. Это очень важное дело, вон, смотри, как следак хмурится и репу чешет.

— Часовщиков-то? Евгений Юрьевич? Да он всегда такой, недовольный и весь из себя. Важность показывает. Говорят, он старшего следователя получить хочет шибко, вот и лезет из кожи вон.

— У тебя-то как дела? — увел я разговор от Часовщикова. — Покойники больше не подмигивают?

— Смеешься? — уголки губ Феликса опустились в грустную подкову. — А я, между прочим, реально видел, как Серый, то есть Сергиенко, глаза открыл тогда в морге… Ничего мне не почудилось, вы же с Мытько сами видели потом, как у него рука вниз скользнула, а должна была застыть от трупного окоченения.

— Тепло было, — хмыкнул я. — Вот и не застыла.

— От тепла это не зависит… Это посмертные химические процессы в тканях заставляют твердеть мышцы трупа. Ладно… Не веришь, не надо…

— Да верю, верю, — поспешил кивнуть я. — Учитывая, что тут такая чертовщина творится…

— Какая чертовщина? — насупился Феликс. — Всему есть научное объяснение. Я так считаю…

— Я про смерть Серого и Боцмана. Так и не установили, что за яд их убил? Хроматограф-то новый не помог, из области не звонили?