— Слушай, Красноборов, клиент недоволен. Ты ему фуфло втюхал.

— Минуту! — слышно было, как загремела цепочка, засов и что-то еще.

Дверь мигом отворилась.

— Проходите! — меня встретил человек-пузырь в шелковой пижаме. Настолько он был толст, что казался одинаков и в ширину и в высоту. Высоким его нельзя назвать — вылитый шарик.

— Зачем вы такое говорите в парадной? — пробубнил «Шарик», торопливо захлопнув дверь и снова прильнув к глазку.

— Сразу открывать надо было, а не целку строить, господин Красноборов, — протянул я.

— Как же, — мотал он головой, что в ширину была вровень с шеей. — Открыл я тут на днях одним… Всю квартиру вынесли, хорошо, что хоть самого не порешили. Так вы по какому поводу? Камушки возврату не подлежат.

Я достал пистолет «ТТ». Пенсионер охнул и картинно схватился за сердце. Попятился.

— И вы туда же⁈ — выдавил он. — Какой же Емелечка доверчивый. Говорила мне мама, на машиниста, Емеля, учись, чтобы людей только через окошко паровоза видеть. Нельзя этим людям доверять…

— Да не кипишуй, дядя, нервные клетки не восстанавливаются, — цокнул я по-хулигански языком. — Я тебя не порешить пришел. Узнаешь волыну-то?

Я сунул ему под нос пистолет.

— Нет… Почему я должен это узнать? Прошу, уберите оружие. У меня давление!

Я нарочито фыркнул.

— Ты мне фуфло не гони… Я от него пришел, сам знаешь от кого, — при этом я многозначительно кивнул в сторону выхода из квартиры. — Ты ему ствол лажовый продал. Косяк за тобой, дядя.

Я повернул «ТТ», что нашел в двести пятой комнате гостиницы со спиленным номером, к Красноборову. Или пан, или пропал. Тот шумно выдохнул и всплеснул руками.

— Простите! Но этого не может быть! — выдал Красноборов, не прекращая жестикулировать. — Товар штучный! Я все проверял! Исправен был пистолетик… Мама! Какие боги и за что меня наказали? Да что же такое творится?

Ага… Мой план сработал. Все-таки Пузырь продал киллеру этот «ТТ».

— Ты мне туфту в уши не лей, — я скривился. — Проверял он… Человек серьезный к тебе приходил, а ты хрень подсунул. Подвел его. Знаешь, кого ты подвел хоть? А?

Я взял его за грудки свободной рукой. Скользкий шелк пижамы холодил пальцы.

— Знаю! — закивал Пузырь. — Отпустите… Я не виноват!

— И кого? — хмыкнул я, делая безразличный вид, мол, вынужден провести воспитательный процесс, а сам навострил ушки.

— Э-э… Очень и очень уважаемого человека. Извините еще раз!

— И всё? — я впился взглядом в заплывшие глазки Красноборова. — Просто «уважаемого»?

— Ну, я больше о нём не знаю ничего. П-простите… Я не спрашивал имени, но сразу видно, что человек был серьезный и глубокоуважаемый. Вы же сами знаете, как у нас сделка происходила с ним.

— Не знаю, мне шеф не докладывал.

— Он вышел на меня, назвавшись — от Поликарпа Самуиловича.

— Чего? От кого?

— Это такой пароль. Его знают в определенных кругах. Молодой человек, извините, вы что, с луны свалились? Неужели вам ваш хозяин не рассказал? Как вы так ко мне без пароля заявляетесь?

— У меня нет хозяина, гражданин Красноборов, — я вытащил удостоверение, но разворачивать его не стал. Все-таки неофициально работаю, не буду светить анкетными данными. — Собирайтесь, Емельян Владленович. Вы задержаны по подозрению в организации убийства группой лиц.

— Кто⁈ Я! О мама-мия, вы из милиции? Почему я⁈ Что вы такое говорите? Да я в жизни и мухи не спугнул. Я же просто продал пистолет, вы же сами знаете, раз пришли. Ох беда, беда! Вы меня облапошили, молодой человек… Язык мой — враг мой, говорила мне мама, учись, Емеля, молчать, когда не шибко спрашивают… и что же теперь будет? Вы обвиняете меня в убийстве?

— Преступление особо тяжкое… — хмыкнул я. — Вижу, вы человек не пропащий. Поэтому, если будете сотрудничать со следствием, возможно, я пропущу вас по делу свидетелем. От вас все зависит.

— Конечно, конечно! — снова «по-итальянски» замахал пухлыми ручонками Красноборов. — Я все скажу, все без утайки! Откуда же мне было знать, что пистолет будет использован в гнусных преступных целях⁈

— Ну да, конечно, пистолетом обычно сливки взбивают, — ухмыльнулся я. — Рассказывайте. Кто, когда и зачем? Кому вы продали этот пистолет?

— А разве вы его не поймали? Если «ТТ» у вас. Смею предположить, что…

— Предполагать буду я, а вы мне факты выкладывайте.

Я произнёс это самым твёрдым, «форменным» голосом. И Красноборов посмотрел на меня так, будто только теперь окончательно уверовал, что мой модный прикид и вальяжные повадки до этого — только маска.

— Ну хорошо… Пришел ко мне в прошлую среду человек. В дверь позвонил, пароль назвал. Сказал, что нужен хороший пистолет. У меня последний как раз оставался. Честное слово, я такими вещами не балуюсь… Я же так… Иконки, камешки с рук да прочие безделушки реализую. Спекулянт, согласен с вами, но не убийца… Ни в коем разе!

Я не стал прерывать рассказчика, а про себя лишь отметил, что не этот был последним, последний пистолет он в окошко скинул.

— Я и продал ему вот этот «ТТ» со спиленным номером.

— Откуда он у вас?

— Так нашел… В парке центральном. Сверток под деревом лежал…

— Нашел? Под березкой? — я презрительно скривил губы.

— Под осиной, вроде бы… простите, а какая разница?

Моя цель — найти Сухого, а делишки оружейные Пузыря — до лампочки, поэтому я сделал вид, что поверил. Придет время, и его прижму, а пока пусть говорит то, что хочется… Чем больше себя он выгораживает, тем больше топит других.

— Имя говори. Кому продал пистолет?

— Так не знаю я, честно-причестно! — Пузырь попытался втянуть голову в плечи, но не вышло. — Он никак не назвался… Только пароль сказал, иначе бы я и не впустил его.

— И ты продал пистолет неизвестно кому? Врешь! В общем, так… Собирайся, поедешь в КПЗ, все-таки ты его покрываешь, а значит — сообщник.

— Товарищ милиционер! — завопил Красноборов. — Я клянусь всеми печенками, что не вру! Он назвал пароль, и я не стал спрашивать имя. Мне оно ни к чему. Оно ведь, как водится — меньше знаешь, дольше проживешь. Это я давно усвоил и никогда не интересуюсь фамилиями своих клиентов. Я мелкий спекулянт, но штраф готов заплатить, какой скажете.

Я смерил его взглядом. Пузырь весь дрожал, от макушки до пят, и выглядел так, будто и вправду не понимает, куда вляпался. Захотелось вернуться в своё предыдущее амплуа и сплюнуть ему под ноги — но я, конечно, не стал…

— Как он выглядел? Что еще говорил?

— Да ничего больше не говорил. А выглядел странно, я бы сказал, нестерпимо элегантно. Не по-советски, так сказать.

— В каком смысле — не по-советски?

— Ну-у, так одеваются актеры, иностранцы и герои из заграничных фильмов. Костюм явно не отечественный, ботиночки лаковые — тоже не в «Скороходе» пошиты. Но самое главное — это лицо… Волк, а не человек. Говорил, вроде, культурно, да только кровь стынет от таких вежливостей. Сам сухой, как жердь, но видно, что крепкий, даже твердый, не хворостинка ивовая, а, скорее, бамбук. Вы видели когда-нибудь бамбук, молодой человек?

— Еще что запомнил? Он не говорил, где остановился? Что собирается делать?

— Помилуйте, товарищ милиционер! Кто же о таком будет рассказывать болтливому Емельяну Владленовичу. А начал бы рассказывать — я бы уши заткнул… Незачем мне чужие тайны у сердца носить, вредно такое для моего сердца.

Он и правда приложил руку к груди, как театральная тётушка. Я продолжил задавать вопросы:

— Оружие в доме есть?

— Клянусь, нет. Всеми святыми угодниками клянусь, в моей берлоге нет ничего криминального. Хватит с Емели и того, что было, я просто хочу тихо умереть, желательно лет через двадцать. Что вы так смотрите? Можете обыскать! У меня недавно были ваши коллеги и ничего не нашли. Собака приходила с кинологом, тоже ничего не обнаружила…

— А пистолет под окошком, — хмыкнул я.

— Это не мое! — прижал руки к груди Пузырь. — Поверьте мне, молодой товарищ милиционер. Вы, я вижу, человек хороший. Это грабители обронили.