— Ладно… Мне без разницы твои торгашные делишки. Я ищу этого… Того, который на волка похож. Худого. Если поможешь мне его взять, может быть, я на твои делишки глаза закрою. А если нет, то… — я стал загибать пальцы. — Незаконный сбыт огнестрельного оружия, скупка краденного, спекуляция, соучастие в приготовлении к убийству, все припомню. Не сомневайся, Емеля.

— Да как же я вам помогу? — сложил ладони в молящем жесте толстяк. — Я же видел его первый и последний раз… помилуйте…

Я ткнул пальцем в воздух, отчего Красноборов буквально содрогнулся.

— Первый, но, возможно, не последний. Пистолет он потерял, а значит, есть вероятность, что вернется к тебе за другим.

— Нет у меня больше! Один был! — взвизгнул тот. — Ох, божечки.

— Заткнись и слушай! — оборвал я. — Если снова придет, постарайся назначить ему встречу на следующий день, желательно, на конкретное время, — чувствуя, что сейчас в меня полетит очередное «сердечное» восклицание, добавил: — Скажешь, дескать, пистолета нет, но могу достать, приходите за товаром тогда-то. А после мне позвонишь вот по этому телефону и спросишь майора Драгунова.

Я записал на полях газеты, что лежала на тумбочке в прихожей, номер телефона начальника экспертов. Хозяин квартиры туда даже не глянул, он смотрел на меня.

— Майора Драгунова? Это вы?

— Нет, но он мне передаст информацию.

— Пресвятая дева… Куда же я влип? А если меня… того? Если узнают, что я милиции стучу, что же будет с репутацией Емельяна Владленовича?

— Ну, ты сам решай, либо репутация, либо десяток лет на зоне. А там таких пухленьких не жалуют. Ты и на нары-то не поместишься, на полу будешь спать. А чтобы не мешался, тебя, скорее всего, ближе к параше определят. Мужчинка ты громоздкий, проходы загораживать будешь.

— Ой, нет! Нет, нет! Я все сделаю, как вы сказали. Я на твердом и холодном не могу спать, у меня поясница и почки. Пусть это риск, но все сделаю.

Он снова замахал руками, явно отгоняя видения тюремной жизни.

— Правильно, Емельян Владленович. Иногда, больше всего рискует тот, кто не рискует. Будь здоров и меряй давление, пока есть возможность. Закрывайся, а то снова ограбят.

Я вышел из квартиры, вслед мне сыпались досвидательные фразы от Пузыря вперемешку с его причитаниями.

Я спустился вниз и вышел из подъезда. На лавочке, как на посту, восседали три «старушки-веселушки». Несмотря на теплую октябрьскую погоду, упакованы в пальто, а на головах платки. Оживленно обсуждали новый сериал, вышедший в этом году, про какого-то цыгана. Я так понял, что речь идет про Будулая. Других цыган, вроде, в советском кинематографе не было. Яшка только, из «Неуловимых», но то старый уже фильм.

Завидев мой мажористый гардероб, старушки замолкли и раскрыли рты. Нечасто из их подъезда выходят незнакомцы, да еще и прибарахленные по фирме. Справившись с первым любопытством, они не преминули скривить сухие тонкие губы, мол, молодежь пошла какая, эвон как вырядился, на завод бы его, а не по улицам шастать.

— Здравствуйте, дамы, — я улыбнулся, обезоруживая бабушек, еще и в довесок показал корочки с золотистым гербом. — Тут недавно грабеж с вашим соседом Красноборовым приключился. Это не вы, случайно, проявили похвальную бдительность и милицию тогда вызвали?

— Мы, мы, — закивал дворовый дозор, как по команде. — Этот Емелька — прохиндей, каких поискать! Вечно у него личности непонятные крутятся. Еще и спекулянт он, и барыга. Денег куры не клюют, а в долг ни копеечки никогда не даст. Участковому писали, мол, примите меры, а толку ноль. Вот в БХСС надо сигнализировать, да только ножки плохо ходят. Придется еще раз участковому жаловаться — он-то хоть сам приходит.

— Я передам вашу просьбу в БХСС, — с серьезным видом заверил я. — Подскажите… а кто из квартиры Красноборова вещи выносил? Вы их разглядели?

Слово взяла средняя «веселушка», что сидела по центру лавочки, очевидно, на правах старшей.

— Да разве ж их разглядишь? Они как посыпались из парадной с мешками на плечах. Все, как тридцать три богатыря — одинаковые с лица.

— Как так? Разве бывают одинаковые люди? Кроме близнецов, конечно.

— А вот так… — для убедительности собеседница даже притопнула ногой. — Одёжа одного фасону, сами тоже, все как на подбор. Поджарые и резвые, как молодые петушки. Усатенькие только…

— Усатенькие?

— Все, как один, — подтвердили две крайние бабульки.

— А сколько их было? — я достал блокнот и стал делать пометки.

— Трое, — уверенно заявила главная.

— Четверо, — сказала другая.

— Да вы что? Не меньше пяти, — всплеснула руками третья.

— Ну, может, и пять, — согласилась главная. — Просто двух последних я сосчитать не успела.

— А одеты как они были? — поинтересовался я.

Ответы получил такие же противоречивые, как про количество. Но в одном они сошлись, что были на грабителях какие-то спортивные костюмы. А про материал и цвет спрашивать было бесполезно. Еще про запашок они вспомнили. Со слов старшей, от грабителей то ли ацетоном, то ли растворителем несло. А две другие утверждала, что скипидаром.

Я поблагодарил гражданок за содействие советской милиции и направился к своей машине. Нужно было еще наведаться в ресторан «Волна».

Решил не откладывать и направился туда прямо сейчас. Дорогу нашел быстро, ведь ресторан находился возле центрального парка. А его я хорошо знал, много было у меня связано с ним воспоминаний, хороших и не очень. Именно там новоульяновский душитель убил дочь Гоши — Зину Рогову, именно там мы его потом и выслеживали, пытаясь взять на живца. А роль живца, помнится, играла красавица-повариха из милицейской столовой — Соня. Интересно… Где она сейчас?

Здание ресторана было выполнено в форме угловатой морской волны. Этакий поздний советский хай-тек из стекла и металла. Привычного швейцара на входе не оказалось. Но едва зайдя, я уперся в стойку с женщиной. Тетя в синей униформе выполняла роль одновременно швейцара и администратора. Возраст трудно определить, вроде, молодая. Не понятно из-за кричащего макияжа с буйством красок, но с преобладанием синих и фиолетовых цветов, будто в тон заведению. Ресницы густо намазаны черной тушью в несколько слоев. Так густо, что казалось, сейчас отвалятся под собственной тяжестью. Я про себя отметил, что из черных ценится сейчас «Ленинградская». Света говорила, что если такая тушь попадала в глаза, то слезы сразу лились градом, но, зато, если наложить ее много-много слоев, то объем ресницам обеспечен суперский. Тьфу, блин! О чем это я? Вот что значит — женатый человек, уже и в косметике разбираться стал.

— У вас заказано? — «синяя» дежурно улыбнулась, все-таки мой модный вельветовый пиджак намекал на сорение деньгами и прочие чаевые.

— Милиция, — снова достал я корочки, но не раскрывал, опять гербом обошелся.

— Здравствуйте, — улыбка у женщины исчезла, а в глазах скользнуло недоумение и тревога одновременно, видно, приняла меня за сотрудника БХСС.

— Узнаете эту салфетку? — я положил лоскут перед женщиной.

— Нет, — растерянно хлопала тяжелыми ресницами администратор.

— Как — нет? Она же из вашего ресторана… Приглядитесь.

Та поморгала.

— А, вы про это? Я подумала про номер, что на ней написан.

— На цифры не обращайте внимания. Салфетка из вашего заведения?

— Да, да… у нас есть подобные, надо спросить завхоза. Уточнить.

— Не надо, меня вообще вот этот человек интересует, — я вытащил фото. — Не припоминаете такого?

— Какой злой, — охнула тетя. — Сразу видно, преступник. Еще и худой, видно, что желчи в нем много.

— Да вы не на того смотрите, — я постучал пальцем по изображению Гоши Индия. — Этот меня не интересует, — перевел палец на Артемия и стукнул сильнее. — Вот этого гляньте. Видели его здесь?

— Да разве всех упом… А, да! Видела!..

— Когда? — сердце приятно ёкнуло.

Будет мне зацепка.

— Свадьба у нас была… М-м… Сейчас. Секундочку.

Администратор вытащила какую-то тетрадь, полистала, поводив пальцем по строкам.