— Арбалетчики! Беглым! Огонь! — тут же доносится команда десятника.

Прелюдия боя наконец закончилась, теперь от меня, как и от других воинов на стене, потребуется максимальная сосредоточенность и эффективность.

Выдох, вдох. Волна холода накатила откуда-то изнутри и накрыла меня с головой. Приклад арбалета застыл, упертый в плечо. Взгляд устремился поверх примитивного прицела, охватывая поле боя. Армии зеленых монстров осталось пройти метров восемьдесят. Карлики суетились. Пропажа защиты стала для них сюрпризом, и сейчас они под хриплые крики командиров быстро прятались за стеной из щитов.

Я прицелился чуть выше строя дикарей. Пальцы аккуратно и нежно потянули спусковую скобу. Чувство дежавю вновь кольнуло меня. Кажется, я где-то все это уже видел.

— Пфту! — плюнул арбалет.

Шаг влево, я быстро перезаряжаю самострел. Рядом что-то недовольно бурчит Добрыня, словно старый, только что разбуженный от зимнего сна медведь.

Шаг вправо, я вскидываю заряженный арбалет к плечу. Картина на поле боя изменилась. Толпа дикарей оторвалась от строя воинов и бежит со всех ног к крепости. Гоблинские командиры сделали вывод из прошлого боя и решили не держать подчиненных под обстрелом лишнее время.

Я разряжаю арбалет в дикарей и ловлю взглядом очередной залп катапульт. Две пригоршни круглых, светящихся синим булыжников прилетают аккурат в ряды наступающих гоблинов-воинов. В их стройных рядах появляются две проплешины, заполненные убитыми и покалеченными, которые, впрочем, тут же затягиваются.

Шаг влево, перезарядить арбалет. Я снова становлюсь безличным механизмом, чье единственное предназначенье — убивать.

Восприятие сужается до узкого пятачка стены и бойницы, в которую я раз за разом отправляю арбалетные болты, и через нее же в ответ начинают прилетать стрелы дикарей. Сознание фиксирует Добрыню рядом. Он с молодецким уханьем отправляет пилумы куда-то вниз через соседнюю бойницу. Кто-то из вездесущей обслуги ставит рядом с ним новую корзину с дротиками, забирает опустошенную и тут же убегает.

Сверху раздается звук бьющегося горшка. Рядом со мной, с досок перекрытия льются ручейки черной маслянистой жидкости. Сознание догоняет воспоминание о зажигательной смеси, которую гоблины использовали в прошлом штурме. Но почему-то в этот раз она не горит.

Разум отбрасывает это событие, как неважное. Руки вновь поднимают заряженный арбалет к плечу, сейчас нужно опять аккуратно выглянуть из бойницы и отправить болт в подбежавших к стенам гоблинов.

— Кх-х. Кх-х. Кх-х, — через какофонию боя пробивается кашель револьвера Изабеллы.

Бой сливается в череду размытых картинок: вот я стреляю, вот в бойницу влетает гоблинская стрела и замирает, бессильно тюкнувшись о прозрачную пленку защиты прямо перед моим лицом. Вот гоблины опять закидывают горшками стену и перекрытие над нами, в этот раз с какой-то кислотой. Под ее воздействием доски чернеют, тают и разваливается на куски, исходя дымом с резким удушливым запахом. В появившиеся проемы летят веревки с крюками. Зеленые карлики подтаскивают грубо сколоченные лестницы и пытаются приладить их к стене.

Вот рядом с таким проемом встает Добрыня со щитом наперевес и булавой наотмашь. Вот он разбивает голову гоблину-воину, который первым залез по лестнице. За ним тут же появляется второй воин, сходу тычет копьем в богатыря и тут же валится назад: до него дотягивается мечом рыцарь, стоящий с другой стороны пролома.

Вот через дырку в перекрытии рядом со мной спрыгивает зеленошкурый дикарь. Я просто разряжаю в него арбалет — он валится на доски пола. За ним тут же спрыгивает новый гоблин с большим ржавым топором в лапах. В памяти отпечатывается уродливая зеленая морда, оскаленные острые желтые зубы и большие обвислые уши. В его черных глазах горит ненависть, он примеряется как бы половчей ударить меня.

Кадр тут же меняется — дикарь вздрагивает всем телом, хрипит и падает ничком. В его шее торчит мой нож.

Вот меня оттесняют в закуток возле башни затянутые в кольчуги спины — это подошло подкрепление из кнехтов. Мелькают мечи, слышатся звонкие удары, и, где-то в фоне опять кашляет револьвер Изабеллы. Я прижимаюсь к стене и судорожно пытаюсь зарядить арбалет, который каким-то чудом еще не потерял.

Вот слышится хриплый рог гоблинов, протяжный вибрирующий звук отдается в ушах.

— Они отступают, — какофонию боя перекрывает чей-то крик.

Я осторожно выглядываю из бойницы. И действительно — гоблины бегут. Дикари просто драпают, спрыгивая с лестниц и сползая с веревок. Воины отходят организованно, заслоняясь щитами, подбирая своих раненых и игнорируя подранков-дикарей.

Я разрядил арбалет в мелькающие зеленые спины и прислонился к стене, выдохнув. Силы разом оставили меня. Хотелось сползти на пол, закинуть голову вверх и просто ничего не делать.

Я с трудом взял себя в руки и огляделся. Рядом со мной на полу галереи валялись зеленые трупы. Темно-бордовая кровь гоблинов и черные пятна от кислоты смешались в причудливый узор. В ноздри настойчиво лез резко-кислый запах. Чуть дальше суетились кнехты, оттаскивая раненого. Слышались хлопки арбалетов: стрелки пытались подстрелить кого-то из убегающих. Со двора доносился лязгающий голос командира батареи. Он кому-то что-то выговаривал и одновременно раздавал новые приказы.

Кажется, я снова выжил.

— Шах всем. Доложить состояние, — первое, что я сделал, потянулся к гарнитуре, чтобы узнать, как дела у остальных членов команды.

— Добрыня тут. Подранили меня малехо. Склянку черную я выпил, — отозвался первым богатырь. Говорил он бодро, но короткими фразами и хриплым, тяжелым голосом.

— Снежинка на связи! У меня все хорошо! — энергично отчиталась фея. Судя по голосу, у нее все просто отлично и она довольна жизнью, как кот, обожравшийся сметаной.

А дальше наступила тишина.

— Белла, Ирей, девочки! Вы как⁈ — не выдержал я.

На грудь будто упал тяжелый камень. Они же были в башне на верхнем этаже. Не могли же гоблины до них добраться?

— Это Ирей, — раздался в наушнике голос эльфийки. — Мы живы, только Розу зацепило копьем. Противоядие она уже выпила.

Я проглотил ругательства и лезущие на язык вопросы.

— Сейчас поднимусь к вам, — сказал я, прижав пальцем гарнитуру. — Снежинка, тоже поднимайся, обработаешь раны.

Вопреки моим страхам Белла оказалась в сознании и почти целая, если так можно назвать ее бледный вид и перевязанную, окровавленную руку. Отравленное копье прошло по касательной, оставив длинную рану на предплечье. Противоядие она тут же выпила. А сам порез обработала Ирей, вылив на нее лечебное зелье и перебинтовав руку.

— Ты как? — спросил я.

— Мутит и чувствую озноб, — ответила Изабелла, поморщившись.

Она попыталась подняться. Я тут же шагнул вперед и поддержал ее. Белла сначала пошатнулась, а потом твердо встала на ноги.

— Спасибо, мне уже лучше, — сказала она, но я продолжил придерживать ее за руку.

Я обвел взглядом комнату. Пусть гоблины сюда и не проникли, однако следов боя тут хватало. Весь пол был засыпан гоблинскими стрелами вперемешку со стреляными гильзами. В одном из углов лежала груда сваленных в кучу арбалетных болтов, а в другом темнела большая лужа запекшейся крови.

В стене, с той стороны, где стоял я с Добрыней, зиял черными краями проем. Через него виднелся настил над галереей, устланный зелеными трупами. Видимо, коротышки попытались кислотой проделать окно в стене башни, но нарвались на кинжальный огонь от наших девушек.

Вскоре к нам поднялись Добрыня и Снежинка. Фея была в полном порядке, а богатырь прихрамывал. На его кольчужной броне виднелось несколько прорех, а щит и вовсе был весь в зарубках, как будто какой-то силач упорно долбил в него топором.

Расспросить, кто его так потрепал, я не успел: к нам зашел лейтенант в компании двух рыцарей, что были телохранителями феи. В не такой уж и большой комнате стало тесновато.