— Репаро, — произнес я, направив палочку на пробитый кусок дома. Мелкие стеклышки и выбитая рама стали возвращаться на место, а Гринграсс злобно шипела что-то про отбитые мозги и вопиющий идиотизм.

— Самое главное, — сказал я, мужественно выслушав все, что она мне рассказывала про умственные способности некоторых гриффиндорцев, — что я поймал снитч.

На показанную ладонь с крылатым мячиком, девушка вынула палочку и отправила мою тушку в полет по комнате. Затем испуганно ойкнула и побежала поднимать бедолагу-ловца.

— В следующий раз бейте в голову, — произнес голос, сразу сбросив с нас все веселье. Мы застыли спина к спине с поднятыми палочками и руками на игральных картах в карманах. — Тише, тише, не нужно резких движений.

— Покажись, — приказал я, а в ответ получил только смех.

— Глаза разуй, — ответил голос.

Проверив все вокруг магическим зрением я так никого и не обнаружил. Еще раз осмотрел комнату, никого… Черт бы побрал эти чертовы портреты.

— Следите за языком, молодой человек, — ответил портрет, кажется, последнее я сказал вслух. — И влетать в дом на метле сквозь закрытое окно я бы вам не советовал, вы же не сова.

— А вы, простите, кто? — спросил я не убирая палочку.

— Поттеры так отупели, что разучились читать? — спросил портрет, подняв бровь и кивнул на табличку на раме.

— Не хочу приближаться к подозрительным личностям. Тем более к незнакомцам.

— Картины боишься? — усмехнулся волшебник с портрета, оперевшись на край плечом.

— Опасаюсь.

— Ты идиот?

— Придумайте что-нибудь другое: идиотом сегодня уже называли.

Портрет закатил глаза и прикрыл лицо рукой. Видимо, решил взять меня измором, ибо минуту так и не сдвинулся.

— Что ж, думаю, время обеда, — обернулся я к Астории. — Пойдем в деревню?

— Можно, — согласилась Гринграсс, с опаской поглядывая мне за плечо на картину.

— Тогда идем, — я убрал палочку, бросил новенький Нимбус-2001 на стол, создав максимальный грохот и подал руку подруге.

— Серьезно? Сколько тебе лет, о любопытстве не слышал? — возмутился портрет.

— Предпочитаю не навязываться, если моей компании не рады, — ответил я.

— Харольд Певерелл, — представился незнакомец.

— Рад знакомству, Гарри Поттер, — ответил я.

— Кто твой отец?

— Джеймс Поттер, а он сын Флимонта Поттера.

— Тогда ясно, в кого ты такой пошел, — насмешливо сказала мне картина.

— Счастливо оставаться, сэр. — Я кивнул портрету и вышел с Асторией вон из зала. А в голове крутились миллионы вопросов, например, почему у нас в гостиной висит портрет Певерелла?

— Тебе вообще не интересно, как твоя семья связана с Певереллами? — спросила меня по пути Гринграсс.

— Вроде бы мы произошли от побочной ветви, а потом еще была Иоланта Певерелл, жена кого-то там очень давно, — начал было я, но Гринграсс меня прервала.

— Тогда не было портретов. А если и были, то не такие детализированные и… умные.

— Что ты имеешь в виду?

— Этот Певерелл жил не так давно, а те пересечения, о которых ты говоришь, были еще во времена Мерлина. Помнишь его портрет около входа в Большой зал в школе? Так вот: он даже говорить не может, только двигаться по заданной траектории. А этот… умный, будто всего пару сотен лет назад сделанный.

— А разве они все не вымерли? — удивился я.

— Да ты что, нет, конечно. Они просто закрылись у себя в замке и не показываются.

— И никто их не трогает? Ну, война же была еще двенадцать лет назад.

— Нет. Даже Темный лорд к ним не совался. Говорят, что Певереллы пришли на острова из земель современной Турции еще до появления тут первых людей. Еще их называют потомками египетских богов.

— Звучит как просто легенда, — сказал я и подумал, что если это не легенда, то я не хочу иметь с ними ничего общего.

— И все же это самый древний род на островах, и они единственные, кто так и не преклонился перед короной, так что меня очень удивляет твое наплевательские отношение к такому родственнику.

— Ничего с ним страшного не случится, может, он меня только уважать будет больше, — ухмыльнулся я, когда мы уже входили в деревушку.

В огромном готическом зале Вестминстерского аббатства заседало специальное внеурочное собрание парламента. В отличие от обычных слушаний, где зал делился на выдвигающих обвинение или предложение, в этот раз удалось достигнуть почти полного единогласия.

Дамблдор и ее величество Елизавета вообще просидели почти все собрание молча, слушая заумные речи, вещающие о угрозе мирового масштаба и необходимости вовлечения Международной Конфедерации Магов.

На деле же этот вопрос был уже решен на более закрытых собраниях. Альбус переговорил сначала с королевой, затем убедил приближенных ему герцогов и некоторых лордов, достигнув необходимого кворума.

Однако даже эти меры оказались ненужными; собрание, спустя полгода после ужасающего до сих пор общественность нападения на детей, наконец-то дозрело до решительных мер.

Размышляя о делах, далеких от ненавистного зала, Дамблдор зацепился взглядом за пустующее уже почти триста лет кресло. Певереллы, самый древний и закрытый род.

— Фрики, — про себя заметил директор. — Уже наверняка выродились в своем сарае, а мы до сих пор относимся к ним, как ко второй короне.

Теперь оставалось только смотреть на то, как постепенно лорды приходили к согласию по некоторым, не особо важным пунктам. И Альбус и Елизавета отлично понимали, что такая игра в демократию важна: ведь без нее власть теряет легитимность и придут времена смуты.

Герцогская трибуна тосковала. Абраксас Малфой, в кои-то веки выбравшийся на заседание, а не отправивший сына, о чем-то тихо разговаривал с Оливандером. Палочковый монополист давным-давно оставил семейное дело сыну и последние лет тридцать просто путешествовал по свету. А ведь он постарше Альбуса...

Сириус Блэк и Рабастан Лестрейндж смеялись, совершенно забыв про собрание.

«Идиоты!» — размышлял Дамблдор. — «Если вы так уверены, что ваша власть непоколебима и никто не подвинет вас с ваших мест, то вы сильно ошибаетесь. Мир меняется, мы, маги, стараемся этому противостоять, но новые магловские веяния просачиваются. Пройдет еще лет пятьдесят и ваши дети уже не смогут так легко наплевать на показательные акты демократии.»

Внезапно что-то заставило Дамблдора напрячься. Волна холодной как тысячи ледяных иголок магии пронеслась по залу. Бросив взгляд на королеву, Альбус заметил ее напряженное выражение. Герцоги и некоторые другие сильные маги тоже напряглись.

Спустя несколько секунд посреди зала появился человек в капюшоне, держащий кровоточащее тело в одной руке и палочку в другой.

Как много людей могут вот так явиться в самое сердце Британской столицы? А сколько из них уже здесь?

Мгновение понадобилось пяти сотням магов, чтобы встать, достать палочки и направить их на незнакомца. Даже королева и директор Хогвартса не стали ломать комедию и присоединились к массовой угрозе.

— О, прошу меня простить, я уже и забыл, что вы судите по одежке, — незнакомец разразился хохотом, а затем щелкнул пальцами, заставив весь зал напрячься. Но ничего страшного не произошло, просто черный плащ с капюшоном стал быстро меняться и приобретать черты мантии члена палаты.

Несколько человек ахнули, кто-то быстро убрал палочку, пока его действия не сочли угрозой могущественному роду, но большинство просто стояло и молча рассматривая белый герб на черном щите. Бузинная палочка, мантия-невидимка и воскрешающий камень, соединенные в едином рисунке.

— Со многими мы не знакомы... о, как поживаешь, Гаррик? — Певерелл кивнул в сторону Олливандера.

— Старость замучала, а ты, я вижу, в расцвете сил, Оред, — ответил ему Олливандер.