— Что случилось? — спрашиваю я. Дрожь в моём голосе настоящая, но я надеюсь, что, как и в других случаях, он неправильно её воспримет.

— Я расстроен, — говорит он.

— Потому что ты хочешь меня, но мне больно?

Он смотрит на меня, его челюсть работает, тонкие губы сжаты в плотную линию.

— Да, — Он произносит это слово с трудом, словно стесняясь его.

— Я тоже, — вздыхаю я.

Его брови поднимаются, а выражение темнеет. Дерьмо, он не купился.

— Я хочу смыть его с себя, — блефую я. — Метафорически. Я ненавижу его так сильно. Он такой… некультурный. Я из семьи старых денег, и мой отец перевернулся бы в гробу, увидев меня с Нико. Но ты… ты всемирно известный художник. Уважаемый. Если бы мы были… Я, наверное, забегаю вперёд, — я опускаю голову и вздыхаю.

— Нет, продолжай, — он придвигается ближе.

— Если бы мы были вместе, ты бы позволил, чтобы меня видели с тобой? В галереях, или мне пришлось бы остаться здесь?

— О, Синди, если бы ты была моей, по-настоящему моей, я бы показал тебя всему миру. Я надеялся, что ты захочешь этого. Я чувствовал связь между нами, но боялся, что бандит слишком сильно манипулировал тобой.

Я фыркаю.

— Он не может управлять мухой. Он всего лишь грубая сила.

— Да. Он сделал тебе больно, и сейчас я ненавижу себя за нетерпение, — он преклоняет передо мной колени и берёт мою правую руку.

Подо мной, с левой стороны, лежит сломанная кисть. Боже, если он потянется ко мне, то может почувствовать её. Я хватаю его за руку, чтобы остановить.

— Прости, моя дорогая, — говорит он. — Просто я так сильно хочу тебя.

— Я хочу тебя. Я могу кое-что сделать. Для тебя. Это смоет его с меня. Позволь мне… Могу я притронуться к тебе? Попробовать тебя?

Его глаза расширяются.

Дегустации не будет, потому что я собираюсь оторвать его яйца.

Он встаёт с непристойной поспешностью, и дрожащими пальцами расстёгивает пуговицу на штанах.

— Правда? Ты серьёзно? Ты достаточно хорошо себя чувствуешь?

— Я хочу увидеть тебя, — говорю я, опуская глаза.

Его голос дрожит, когда он спускает штаны.

— Боже, я хочу, чтобы ты увидела меня. Посмотри, какой я твёрдый. Подними взгляд, моя дорогая.

Открыв глаза, я вижу его очень твёрдый, с фиолетовым отливом и очень тонкий пенис. А вот яиц я не вижу.

— Сдвинь одежду ещё ниже, — говорю я. — Я хочу видеть тебя всего.

— Боже, ты такая непослушная.

Непослушная? Этот человек жалок. Злость наполняет меня. Я позволяю, потому что она потрясающая. Моё сердце бьётся так сильно, что я думаю, он может его услышать, но это не только от страха, я также наполняюсь адреналином.

На его щели собирается капля влаги.

— Видишь это? Я мокну для тебя.

Только не вырви, — мысленно произношу я. Ты должна прикоснуться к нему, вот и всё. Одной рукой, затем схвати его за яйца другой.

— Можно потрогать? — спрашиваю я.

— Боже, да, — выдыхает он.

Я протягиваю дрожащие пальцы и провожу кончиками пальцев по его длине. Он вскрикивает, как будто я ударила его током. Затем он вздрагивает, его член подёргивается, щель открывается и закрывается, и он начинает кончать. Я настолько потрясена, что долгое время не могу отреагировать. Я едва дотронулась до него.

— Блядь, да. Боже. О.

Он закрывает глаза, и я не колеблюсь. Я хватаю его за яйца, поворачиваю и дёргаю. В сторону и вниз, так сильно, как могу.

Его стон экстаза превращается в ужасный крик.

Он сгибается пополам и хватается за промежность, стонет и хнычет, а я достаю оружие и наношу ему удар в лицо.

О, Боже, она входит. Кровь брызжет мне на шею и грудь и капает из раны.

— Блядь. Ах, Боже. Помоги. Синди, помоги. Что это?

Он тянется ко мне, но я не могу этого допустить. Я выдёргиваю конец кисти из его лица, покрывая себя ещё большим количеством крови, и встаю, прежде чем он успевает схватить меня. Луи падает вперёд, одной рукой хватаясь за кушетку. Другой он всё ещё держится за яйца, и они, должно быть, очень болят, потому что он не схватился за лицо, которое обильно кровоточит. С воплем я вонзаю кисть ему в шею.

Снова брызги крови, а затем он рычит.

— Грёбаная сука.

Да, адреналин сейчас бурлит и в нём. Возможно, он найдёт в себе силы погнаться за мной несмотря на всё, что я сделала, чтобы навредить ему.

Я поворачиваюсь и бегу к комоду за ключом. Случайно наткнувшись на стол с его художественными принадлежностями, я умудряюсь выплеснуть воду с краской себе на живот и бёдра. Я не останавливаюсь, несмотря на холодный шок, и продвигаюсь мимо стола к ящику.

Я открываю его и вытаскиваю ключи. Я видела, как он выходил за дверь и думала, что знаю, какой это ключ, но, когда пытаюсь, он не работает.

— Блядь, — кричу я.

— Ах, Господи. Вызови скорую, — он пытается встать и блюёт.

Охуеть, я действительно ранила его.

Я роняю ключи и издаю вопль разочарования.

Он поднимается и слепо шатается в моём направлении.

Дерьмо, дерьмо, дерьмо.

Я поднимаю ключи и пробую снова. Не тот ключ. Боже, сосредоточься.

Ещё один ключ. Единственный, похож на тот, который он использовал.

Я вставляю его в замок. Поворот.

Щелчок.

О, Господи. Спасибо тебе. Я издаю всхлип облегчения и поворачиваю ручку.

Как только я открываю дверь, Луи хватает меня за волосы, дёргая мою голову назад, и я кричу от боли.

Он сжимает часть волос в руке, и я пытаюсь отдёрнуть голову, но не могу. Блядь.

— Ты мертва, — рычит он, низко и гортанно. Затем он снова стонет и наклоняется, отпуская мои волосы, и отступает назад.

Я проскальзываю в дверь и захлопываю её за собой. Заперев дверь, я, спотыкаясь и падая, поднимаюсь по лестнице в коридор наверху.

Как только я добираюсь до главного коридора в доме с маленьким туалетом справа от меня, я знаю, что свободна. Даже, если мне придётся разбить окно, я это сделаю.

Снаружи холодно. Я только в белье, и у меня нет обуви, но я не останавливаюсь, чтобы найти одежду. Только не тогда, когда снизу раздаётся мощный удар и грохот.

Я не знаю, какой ключ открывает главную дверь, и у меня нет времени попробовать их все. Я забегаю в большую гостиную справа и с облегчением вздыхаю, глядя на эркерные окна с одинарным остеклением. Поднимаю здоровенную вазу и бросаю её прямо в стекло перед собой. Ваза разбивает окно и стекло сыпется на пол, как блестящее конфетти. Я перешагиваю через него так осторожно, как только могу, но оно всё равно ранит мне ноги.

— Боже, — кричу я в полном отчаянии.

Я не могу остановиться. Мне нужно отложить боль, страх, и холод в сторону и освободиться.

Вылезая из окна, я падаю на бетон внизу, царапая колени. Оттолкнувшись руками, я встаю и дико озираюсь по сторонам.

Нет, нет, нет. Это глушь. Я могу умереть здесь.

Свет сильный, значит ещё день, но если через несколько часов я не найду дом или дорогу, то умру от переохлаждения. Сейчас зима, и, хотя здесь сухо, чертовски холодно.

Я бегу так быстро, как только могу в лес, окружающий дом. Моя единственная цель сейчас — оказаться так далеко, чтобы Луи не смог найти меня.

Я полна адреналина и бегу так быстро, что не чувствую холода. Вскоре ноги начинают странно неметь, а руки болеть от холода. Возможно, я переоценила, как долго смогу идти при такой погоде. Если я буду бежать, двигаться, это, конечно, поможет. Я видела бегунов в холодный зимний день в одних шортах и футболке, поскольку они сняли с себя верхний слой одежды. Я испытала шок от холода не согревшись, но если я буду двигаться, то должна согреться.

Я надеюсь.

Я молюсь.

Я спотыкаюсь, и бегу, бегу и спотыкаюсь, и я не знаю, куда я направляюсь, кроме как подальше от того дома, насколько я могу.

Слёзы текут по моему лицу, и я со злостью вытираю их. Я не могу опустить руки, я должна продолжать идти.

Сквозь слёзы я вижу впереди что-то похожее на дорогу. Не дорога как таковая, но определенно начало пути. Дорожки ведут в разные места, поэтому я направляюсь к ней и вырываюсь из-под деревьев на гравий и грязь узкой дорожки.