— Если это так много для неё значит, пусть туфля останется у неё, — я вздыхаю. — Я собиралась отдать её Сиенне, но меня это не волнует.

— Нет, — Нико встаёт и идёт к двери.

Я спешу встретить его там, и мы оба пытаемся пройти одновременно. Я протискиваюсь мимо него в коридор, поворачиваюсь и кладу руку ему на грудь, останавливая.

— Пусть она её получит. Оно того не стоит.

Его глаза темнеют, и покрытая шрамом сторона рта растягивается в улыбке.

— Синдерс, я уже несколько дней думаю о том, чтобы использовать эту туфлю на тебе. Я кончил этим утром, думая об этом в душе.

Правда? Но утром у нас был секс. Боже, он ненасытен.

— Пусть она возьмёт её, — я ненавижу мольбу в своем тоне. Я начала противостоять Иветте, но она явно одержима этим, а я — нет.

Лицо Нико темнеет.

— Нет, мне нужно, чтобы она была у тебя.

О, Боже, он звучит таким же помешанным на этой туфельке, как и Иветта.

— Я хочу отдать её Сиенне.

— И ты сможешь. Когда я использую её на тебе, — говорит он мрачно.

— Нико, — я почти напугана похотью на его лице.

— В твоей киске будет миллион фунтов искусства, и ты сможешь кончить вокруг него, и это будет изысканно.

— Нико, ты меня пугаешь, — шепчу я.

— Ну да, привыкай. Это лишь одна из многих вещей в списке развратных действий, которые я хочу с тобой совершить.

— А у меня есть право голоса? — я огрызаюсь, и во мне поднимается гнев.

Иветта открывает дверь, пока мы ведём этот шепотный, но горячий разговор.

— Ты же знаешь. У тебя есть твоё слово. Как только ты это скажешь, я остановлюсь. И всё, что ты хочешь со мной сделать, — не стесняйся. Должен сказать, до сих пор ты была очень послушной.

— Я ничего тебе не сделала, — говорю я, смущаясь.

— Именно, моя невинная маленькая Синдерс. Именно. А теперь извини меня, пока я схожу за твоим призом.

Он целует меня в макушку, а затем идёт к двери, где улыбается женщине, снимающей наручники с коробки и передающей её Иветте.

— Я заберу это, — заявляет Нико.

— Сэр, здесь сказано, что я должна отдать это Синди Кинкейд.

— Да, и эта женщина — не Синди, — Нико тычет пальцем в Иветту. Затем он поворачивается и щёлкает им на меня, будто я его собака. — Синдерс, иди сюда.

Мои ноги несут меня, как будто у меня нет собственной воли, несмотря на то, что я до смерти желаю послать его.

— А, миссис Кинкейд, — женщина улыбается мне. — Теперь я вас помню. Держите. Ваш приз.

Она передаёт мне тяжёлую коробку и делает небольшой полупоклон-полуреверанс, как будто я королевская особа.

Я не знаю, что, чёрт возьми, делать с коробкой. Дверь закрывается, Иветта бросается к ней, но Нико протягивает свою большую руку. Положив ладонь в центр её ключиц, он удерживает её.

Джеймс присоединяется к нам, и смеётся над Иветтой.

— Ты похожа на человека из мультфильма: руки крутятся, но он никуда не идёт.

Она бросает попытки добраться до туфли, и слёзы наполняют её глаза. Это первый раз, когда я вижу, как она проявляет такие глубокие эмоции, и это из-за дурацкой стеклянной обуви.

— Вы все пожалеете об этом, — выплёвывает она. — Я клянусь всем святым, я заставлю вас всех пожалеть об этом. Ты, ты выскочка, кусок итальянского дерьма, — она кричит Нико.

Я в шоке смотрю на слова, вылетающие из её рта.

— Ты — южно-итальянский мусор. Отброс. Твой дедушка продавал сигареты на улице, когда мой был командиром промышленности. А ты? — она поворачивается к Джеймсу, её лицо красное, а на губах слюна. — Ты — кусок дерьма, который не смог вписаться в общество, когда вернулся домой. Так что ты сделал? Устроился бандитом у гангстера.

Джеймс холодно смотрит на неё, но на его щеке дёргается мускул.

— О, я провела исследование, — рычит она. — Вы не единственные, у кого есть связи и деньги. А ты, стоишь здесь, будто масло не тает³¹. Мисс Зола, как он тебя называет. Тебя не оскорбляет, что он так тебя называет? Он смеётся над тобой в то же время, когда трахает тебя. Он не уважает тебя. Он хочет засунуть в тебя свой член, но ты для него всего лишь маленькая девочка, испачканная сажей. Жалкая, ниже, чем низкая. И ты так отчаянно нуждаешься в малейших крохах привязанности, что поглощаешь их.

— Тебе лучше сейчас заткнуться, — говорит Кэрол от двери.

Я чувствую, как на глаза наворачиваются слёзы, но тут же смаргиваю их.

— Почему? Давайте выложим все карты на стол. Тебе уже удалось избавиться от своего жильца? Если бы ты не пустила жигало в свою постель, потому что ты такая же отчаянная, как твоя крестница, ты бы не была в таком положении.

Затем она возвращает свой гнев к Нико, прежде чем Кэрол успевает возразить.

— Знаешь, что правда смешно, Нико?

Он не отвечает ей. Однако, он передаёт коробку с туфлей одному из своих людей, присоединившемуся к нам в прихожей.

— Отнеси это в нашу комнату, — тихо приказывает он.

— Самое забавное то, что ты играешь с Золой здесь, думая, что она играет в ту же игру. У вас есть договорённость. Ха-ха, ну, это шутка для вас обоих, потому что маленькая мисс, униженная и отчаявшаяся, любит тебя. Она любит тебя. И ты собираешься использовать её и выбросить, когда тебе станет скучно. Ты уничтожишь её. Разрушишь на маленькие кусочки.

Нико. Не говорит. Ничего.

В этот момент моё сердце действительно болит. Он не защищает меня. Он не защищает себя. Он ничего не отрицает.

Господи, я дура, что позволила себе влюбиться в него.

— Если ты хочешь получить хоть пенни из этих денег, как мы договорились, ты больше ни слова не скажешь ни мне, ни Синди, — наконец говорит Нико.

По крайней мере, он называет меня по имени.

— Ты не можешь отказаться от этого, тупой ублюдок, ты подписал соглашение с нашими адвокатами, — насмехается Иветта.

Нико наклоняется ближе и накручивает её волосы на свой кулак. Это жестоко, но вполне заслужено. Иветта вздрагивает, когда он притягивает её ухо близко к своему рту.

— Ты не сможешь забрать свои деньги, если умрёшь. Тупая блядь, — он отпускает её волосы и отталкивает её.

— Ты угрожаешь мне. Он угрожает мне! — выкрикивает Иветта.

— Да, и было бы мудро тебе к этому прислушаться. Джеймс, почему бы тебе не показать Иветте, как мы обращаемся с людьми, которые проявляют такое неуважение.

Джеймс берёт Иветту за запястье, и она пытается вырваться, но не может.

— Может, тебе нужно побыть одной, где-нибудь в темноте, — говорит он.

Иветта пытается вырваться, но Джеймс только крепче удерживает её.

— Кажется, у тебя какой-то самовлюблённый срыв. Думаю, это называют нарциссическим крахом, — хладнокровно говорит он. — Я понимаю, что сейчас ты не можешь контролировать себя, поэтому я предлагаю тебе подняться наверх в свою комнату, а также забрать Айрис, так как я верю, что она страдает тем же расстройством, что и ты. Успокойтесь, обе, и тогда вы что-нибудь поймёте. Вы. Не можете. Победить. Здесь. Ваш единственный выбор в продвижении вперёд — вести себя хорошо, или оказаться в мире боли. Это так просто. Тебе дали много денег. Я бы заткнулся, взял грёбаные деньги, и сбежал. Если ты не можешь этого сделать, тогда твоё расстройство действительно управляет твоей жизнью.

— Я не нарцисс, — она заикается, что выглядит, как искреннее смятение.

— До того, как я вступил в спецназ, я получил степень по психологии, — говорит Джеймс, сохраняя спокойствие. — Я специализировался на судебной психологии и провёл год, работая в больнице для душевнобольных преступников.

— Я не сумасшедшая преступница, — почти кричит Иветта.

— Я не говорил, этого. Однако, я узнаю херню, когда это вижу. Поднимайтесь наверх. Успокойся, и сделай разумный выбор. Тогда уходи со своими деньгами, хорошо? — он смотрит вниз на Иветту. — Или ты идёшь в подвал связана, с кляпом во рту. На несколько дней.

— Нико, — Иветта поворачивается к нему.

— Не смотри на меня. Я бы сделал намного хуже. Джеймс любит делать всё по-тихому.