Айрис бросает в меня кинжалы²⁶, но не попадается на мою приманку.

— Низкий уровень углеводов. Очевидно. Я каждый день занимаюсь кардио и пилатесом, а потом три дня силовыми упражнениями. Если хочешь, я могу с тобой позаниматься?

Рената мило улыбается ей.

— Спасибо, дорогая, но нет. Ты выглядишь потрясающе, конечно. Мы, итальянцы, любим, чтобы на наших женщинах было немного мяса. Так как мне понадобится новый муж, не думаю, что я должна сбрасывать вес, — Рената нахально шлёпает себя по заднице. — С и З, ²⁷милая. Это то, что хотят мужчины, с которыми я общаюсь. Конечно, в Англии, может быть, всё совсем по-другому.

— Может, тебе нужен английский джентльмен, — холодно говорит Айрис.

— Я сомневаюсь в этом. Это было бы как смешивание огня и воды. Вода всегда гасит огонь. Заливает его стихийную энергию. Я Овен, — говорит она с улыбкой. — Какой у тебя знак?

— Скорпион, — отвечает Айрис.

— Интересно. Довольно мрачный знак.

— Я не верю в эту чушь, — Айрис фыркает.

Я с трудом сдерживаю рвущуюся наружу мысль о том, что это будет первая глупость, в которую она не верит.

— Конечно, ты не веришь, — невозмутимо говорит Рената. — Какой твой знак зодиака? — спрашивает она у меня.

— Весы.

— Ну что ж, неудивительно, что вы с Нико такая взрывная пара. Он Лев.

Конечно, он высокомерен, горд и прекрасен. В этом есть смысл. Не то, чтобы я верила в астрологию, но я читала об этом, будучи подростком, когда влюбилась в мальчика, или, когда завела нового друга, и хотела знать, хорошо ли мы совместимы.

— Говоря о Дьяволе, — Айрис дёргает головой.

Я прослеживаю направление её подбородка и вижу Нико, который идёт через комнату прямо ко мне.

— Кажется, у меня проблемы, — говорю я уныло.

— Я бы тоже так сказала, — отвечает Рената.

Нико подходит к нам, долго смотрит на меня, затем поднимает меня и перекидывает через плечо на манер пожарного подъёма.

Я возмущённо вскрикиваю и смутно осознаю, что Рената ругает брата по-итальянски.

Он игнорирует мои крики, гневную речь Ренаты, и вздохи, и маленькие звуки шока, окружающие нас, когда он выносит меня из комнаты.

— Отпусти меня, твою мать, — требую я, когда мы выходим на лестничную площадку и он начинает подниматься по ступенькам.

— Нет.

— Я серьёзно, Нико. Отпусти меня.

— Нет.

Я ударяю его, надеясь, что острые носки моих ботинок заденут что-то мягкое, но он не сдаётся. Когда он добирается до нашей спальни, то бросает меня на кровать и пинком закрывает дверь.

— Знаешь, что случается с маленькими девочками, которые не делают то, что им говорят, — спрашивает он.

— Они самостоятельны? — быстро отвечаю я.

Он хватает за плечи моего платья и рвёт его. Я кричу, как будто он причинил мне боль, потому что, чёрт возьми, это так. Кэрол купила мне это платье.

Ярость разрывает меня, и я поворачиваюсь, вырываясь из его хватки. Я переползаю через кровать, он хватает мои лодыжки, но я ударяю его достаточно сильно, чтобы заставить отпустить.

Стоя напротив него через кровать, с тяжело вздымающейся грудью, я оглядываюсь вокруг и вижу тяжёлую книгу. Я поднимаю её и с гневным криком бросаю в него. Нико уворачивается, и снаряд пролетает мимо на целую милю.

Он обходит кровать и поворачивает меня так, что я оказываюсь спиной к нему. Расстегнув молнию, он зажимает своей большой рукой мое горло, а другой стягивает платье с моих плеч.

— Я купил тебе грёбаное платье для сегодняшнего вечера. Я дал его тебе как подарок, а ты надела это, чтобы плюнуть мне в лицо.

Когда платье спадает с меня, я освобождаюсь из его объятий и поворачиваюсь к нему лицом.

— Ты купил мне это платье как оружие в своих дурацких играх. Не как подарок. Почему тебя так заботит, что я надеваю?

— Как они все смотрели на тебя. Как они, блядь, прикасались к тебе, когда вальсировали с тобой по полу бального зала.

Я понимаю, что он ревнует.

Боже, Кэрол не ошиблась в этом платье. Она дала мне его, чтобы Нико увидел во мне нечто большее, и это произошло, но, возможно, я не была готова к тому, чтобы справиться со всем, что это повлечет за собой.

— Ты моя, ты понимаешь это? Ты будешь моей женой. Я должен вернуться туда и отрубить им их грёбаные руки, — он мрачно смеётся. Ты знаешь, что один из твоих самовлюблённых партнёров по танцам отправится домой с разбитой губой из-за твоего шоу этим вечером?

Господи.

— Нико, — говорю я с растущим страхом.

— Твоему мягкому сердцу это не нравится, да? Значит больше не перечь мне, просто, чтобы что-то доказать.

Я смотрю вниз на моё испорченное платье. Нико рвёт ещё больше ткани.

— Ты никогда не наденешь его снова.

— Оно мне нравится, — я слабо спорю.

— Я его ненавижу, — он спускает его с моего тела, оставляя меня в одних стрингах и чулках, одетых под ним.

— Иисус, — говорит он. — Посмотри на себя.

Мои волосы всё ещё уложены на голове. Единственное украшение на мне — длинные серьги, свисающие вниз с прядями светлых волос, вьющихся по плечам.

Он сжимает мою челюсть.

— Ты гораздо смелее, чем я думал. Интересно, что ты так упорно борешься со мной, как ни с кем другим.

Я не отвечаю ему, потому что он — битва, которую я отказываюсь проигрывать.

— Я хочу приручить тебя, — рычит он, нежно покусывая моё плечо. — И в то же время я никогда не хочу, чтобы ты потеряла свой огонь.

— Не потеряю, — вздыхаю я, когда он прижимает мои груди друг к другу. — Только не с тобой.

Он выдвигает ящик и достаёт что-то. Когда он берет меня за запястья, я понимаю, что в руках у него шёлковый галстук. Осознание приходит быстро, но прежде чем я успеваю освободить руки, он связывает их за моей спиной. Он делает это мастерски и быстро.

Холодные мурашки бегут вниз по моей спине, когда я думаю о всех людях, которых он связывал раньше. О людях, которые, возможно не дожили до освобождения.

Его грубые мозолистые ладони, пробирающиеся по моим рукам, заставляющие меня дрожать от нужды, — это руки убийцы. Мне следует отбиваться. Вместо этого я возбуждена так, как никогда в жизни.

Это ты? Спрашиваю я пра-пра-прабабушку, которая влюбилась в пирата. Твои гены — это те самые дефектные гены, которые заставляют меня желать этого отвратительного мужчину?

— Раздвинь свои ноги, — грубо приказывает Нико.

Я делаю, как он сказал, и он оседает на колени передо мной. Он медленно сдвигает мои стринги в одну сторону, и стонет, глядя на мою киску.

Потом он ест меня, будто я самая вкусная вещь, которую он когда-либо пробовал. Но он не даёт мне кончить. Трижды я подхожу к краю, и каждый раз он отказывает мне в освобождении.

Я дрожу от нужды, мои ноги едва держат меня.

Нико встаёт, поднимает меня и несёт к кровати. Он ставит меня на колени и развязывает запястья. Однако он не дает мне долго наслаждаться свободой, прежде чем поднимает их спереди над головой и, используя шелковистую ткань, привязывает к железному столбику кровати. Он проверяет мои крепления, чтобы убедиться, что я крепко привязана, и движется вниз по моему телу.

— Знаешь ли ты, что происходит с маленькими девочками, которые упорно бросают вызов своему хозяину? — спрашивает он.

— Ты не мой хозяин, — отвечаю я.

— В этой кровати — да.

Я дрожу, потому что в постели? Только в постели? Мне слишком нравится, как это звучит.

— Что с ними происходит? — спрашиваю я. — С девушками, которые непокорны.

— Они получают наказание, — его рука опускается на мою задницу, и жжение вырывает из моей груди придушенный крик. Иисус. Он шлёпнул меня?

— Какого чёрта? — я оборачиваюсь к нему, и он усмехается мне, нераскаявшийся.

Он шлёпает другую ягодицу, и я вздрагиваю, но жар, который распространяется во мне, — это больше, чем просто боль.

Чередуя ягодицы, он задаёт ритм, шлёпая меня по заднице, пока моя кожа не становится горячей и сверхчувствительной. Я понимаю, что он не бьёт меня с настоящей силой. Мужчина его размера и силы мог бы причинить настоящую, глубокую боль, но это лишь поверхностное жжение и покалывание, и это заставляет мою киску гореть от потребности.