Айрис задыхается, но Иветта сужает глаза.

— Она так много значит для тебя? Этот маленький, покрытый пеплом, чистящий стёкла кусок мусора? Ты заплатишь мне пять миллионов за аннулирование нашего соглашения, чтобы ты мог жениться на ней? — она качает головой. — Боже, как это жалко. Ты влюблён, да ещё и в неё.

Я смеюсь.

— Я не влюблён в неё.

— Нет? — её голова покачивается, когда она с новым интересом изучает меня.

— Нет. Конечно, нет. Я просто хочу её, — я кладу руки на стол и говорю ей холодную, жестокую правду. — Я хочу трахать её. Я хочу её в своей постели каждую чёртову ночь, пока не устану от неё.

— Что ты тогда сделаешь? — Иветта почти не дышит сейчас.

— Выброшу её, — я пожимаю плечами. — Покончу с этим. Разведусь.

Она хлопает в ладоши.

— Правда?

— Да, правда.

— И она согласилась на это? — в голосе Айрис звучит сомнение, когда она перебивает, что и ожидалось.

— Я не оставил ей выбора. Она выйдет за меня замуж или я заберу у неё этот дом и все до единой вещи в нём.

Иветта смеётся, и я впервые слышу этот её смех. Думаю, этот может быть её настоящим. Она безудержна, радостна, и при этом выглядит прекрасно, как она и пытается имитировать с помощью ботокса и макияжа.

— Ты собираешься заставить её выйти за тебя замуж, чтобы спасти этот убогий дом, а потом разрушить её жизнь, бросив её, и ты заплатишь мне за это пять миллионов? — Иветта внимательно смотрит на меня.

— Примерно так, — говорю я сухо. Если она откажется, я добавлю дополнительную приманку в виде замка. Но это обойдётся мне ещё в два миллиона. Я думал начать с этого предложения, или положить его на стол вторым, но упоминание Айрис об Арубе заставило меня задуматься. Я бы предпочёл, чтобы Иветта и её мерзкое потомство оказались как можно дальше отсюда.

— Хорошо.

Честно говоря, я думал, что мне придётся бороться дольше.

— Правда?

— Правда. Я хочу увидеть её страдания. Но запомни моя слова, Нико. Ты влюбишься в неё, и мне придётся уничтожить вас обоих.

Я не могу сдержать хриплый смешок, вырывающийся наружу. Хотел бы я посмотреть, как она старается. Однако она воспринимает мой смех по-другому, потому что хмурится.

— Осторожнее, мой маленький Лотарио²¹. Ты можешь думать, что хочешь только трахнуть её, но ты платишь за неё пять миллионов. Твоё сердце может втянуться совершенно неожиданно для тебя, и тогда мне придётся позаботиться о том, чтобы вы оба страдали.

— Почему тебя это так волнует? Ты ненавидишь меня, — я упускаю её «маленького Лотарио», потому что мне плевать, какими детскими именами эта женщина меня называет.

— Я ненавижу её больше. Я хочу её уничтожить. Осквернить. Я хочу увидеть, как она отдаст тебе всё, что у неё есть, чтобы ты ушёл, как только насытишься.

— Почему ты её так сильно ненавидишь? — спрашиваю я с любопытством.

Иветта пожимает плечами.

— Она так… идеальна. Но это всё притворство. Когда я впервые встретила Синди, она была милой и доброй. В лицо. Я могу сказать, что она всегда меня недолюбливала, но она лицемерна. Лгунья. Синди думает, что она хороший человек, потому что она добра даже к тем, кого ненавидит, но это только делает её фальшивкой. Её отец оставил ей этот дом, и что бы я не делала, не смогла его переубедить. О, остальное он сделал, с некоторым убеждением. Но дом — он настаивал, что он принадлежит ей. Через несколько месяцев она смогла бы вышвырнуть меня отсюда без гроша в кармане. Теперь, благодаря тебе, у меня достаточно денег для жизни, а у неё разбито сердце. Манипулирующая сучка будет превзойдена… тобой.

Я снова смеюсь.

— Чтобы получить разбитое сердце я должен ей нравиться, и я заверяю тебя, что это не так.

Иветта рисует на поверхности стола одним длинным кроваво-красным ногтем.

— О, но, Нико, я думаю, что это так. Я знаю это благочестивое создание, и она бы и близко к тебе не подошла, если бы её сердце не было замешано. Ты думаешь, что твоя маленькая куколка Синди позволяет своему влечению к тебе управлять её головой, но это её сердце управляет каждым её шагом, и, как бы ей этого ни хотелось, она влюбляется в тебя. Я знаю это так же точно, как знаю, что небо сегодня серое, и это значит, что, когда ты с ней заскучаешь, а мужчины всегда это делают, — она будет сломлена. Она может оставить свой жалкий дом и разбиться вдребезги.

Я внимательно за ней наблюдаю. Иветта ненавидит мою маленькую Синдерс, потому что та видит её насквозь, её тёмную, пустую душу. Если и есть что-то, что нарциссист²² терпеть не может — так это то, что его действительно видят, и я не сомневаюсь, что Иветта — хладнокровный нарцисс.

Если вы окажетесь не на стороне такой самовлюбленной особы, как Иветта, она будет сражаться с вами до смерти. Синдерс участвует в битве всей своей жизни, и даже не подозревает об этом.

Чего, однако, Иветта не знает, — что я на стороне Синдерс. Я не люблю её, но я хочу её в моей кровати, и ни одна женщина под моей защитой не может быть разрушена таким куском дерьма, как Иветта. И всё же, я держу всё это при себе. Никогда не давай подсказку нарциссу.

Вместо этого я вежливо улыбаюсь Иветте.

— Так мы заключили сделку?

— Мы заключили сделку.

— Пять миллионов, чтобы намочить твой член, Нико? Ты, должно быть, думаешь, что её киска усыпана диамантами?

— Айрис, — Вздыхает Иветта, — я не учила тебя так говорить.

— Неважно, — Айрис закатывает глаза. — Я собираюсь в Эдинбург за покупками. Нужно найти что-нибудь для бала. И для аукциона.

— О, да, аукцион, — глаза Иветты расширяются. — Этой грязнули Синди лучше не показываться нам на глаза. Я всё ещё думаю, что ты сошла с ума, купив ей билет.

— Если туфля ей подойдёт, ты так не скажешь.

Что за хуйня этот новый ад, который они обсуждают?

— Какой аукцион? — спрашиваю я.

— Под Новый год состоится аукцион по продаже последнего произведения искусства знаменитого художника Луи Мулена. На аукцион выставлена стеклянная туфелька, а билеты стоят сотню за штуку, и всё это на благотворительные цели. Туфелька — его последняя работа. В этом и заключается вся хитрость. Каждая женщина сможет примерить её на себя, и туфелька достанется той, которой подойдёт больше всего.

Я хмурюсь.

— Это кажется ужасно обыденным для парня, который сделал овцу из буквально дерьма.

Айрис смеётся.

— О, дорогой отчим, это не так. Туфелька сделана из безопасного стекла, поэтому её можно носить. Однако у неё есть секрет.

— Какой? — я теряю терпение.

— Конец каблука закруглен, а для того, чтобы можно было ходить, есть квадратный металлический каблук, который прикрепляется.

Я всё ещё не понимаю.

— Ты можешь снять квадратный конец, и оставить каблук округленным, гладким, и… скользким.

— Я запутался, — эти женщины такие странные.

— Это секс-игрушка, — говорит Айрис.

Что за хуйня?

— Кому бы она ни подошла, она не может использовать её в качестве обуви, так как существует только одна туфля. Квадратный металлический каблук можно прикрепить только на время примерки. А когда найдётся та самая идеальная женщина, которой она подойдёт, на одном из аукционов, которые пройдут в ближайшие недели, туфля будет вычищена до блеска. Квадратный каблук удалят, а туфлю отдадут ей, чтобы она могла пользоваться ею… чтобы доставлять себе удовольствие.

Ух ты. Всё-таки изобретательный. Ебанутый тоже.

— Это извращённо, — я качаю головой.

— Говорит человек, который только что заплатил пять миллионов фунтов своей фальшивой будущей жене, чтобы трахнуть её падчерицу, — огрызается Иветта.

Я не принимаю возражение Иветты. У меня было несколько интересных авантюр, но сделать стеклянную туфельку-дилдо, брать с женщин сотни фунтов за билет на примерку, а потом отдать его той, которой больше всех подойдёт, — это самое жуткое дерьмо, о котором я слышал.

— Ходят слухи, что у него явный фетиш на ноги, — признаётся Айрис. — Тем не менее, это не имеет значения. Туфелька никогда не будет использоваться таким образом. Но она будет стоить миллионы для того, кто её выиграет.