— Да, сэр.

— Ты заставил её называть тебя «сэр»? — спрашивает хорошо одетый бандит.

Я могу сказать, что он такой же плохой, как Нико. Никакое количество шикарных костюмов и ухода не заставит его казаться каким-то другим, кроме грубого и противного.

— Это меня не касается, — Нико пожимает плечами. — Может, она по своей природе сабмиссив.

Мужчина разражается смехом.

— Нет. Её нужно взять под руку и научить, как доставить удовольствие своему мужчине.

Его золотой взгляд сужается и фокусируется на мне, как лазерный луч.

— Я бы с радостью это сделал.

— Джеймс, со всем уважением, тронь хоть пальцем мою маленькую Синдерс, и я буду вынужден его отрезать.

Я смотрю на Нико в шоке. Потом мой взгляд устремляется на Джеймса, но он просто разражается хохотом.

— О, я вижу. Значит так оно и есть.

О чём они говорят?

— Это не так, — отвечает Нико. — Или, я должен сказать, я ещё не решил, каким путём пойти. Пока я не решу, — если кто-либо дотронется к моей маленькой крепостной, то пожалеет.

— Довольно справедливо, — Джеймс улыбается мне, и в этом есть что-то порочное. — Я чувствую, что твой мир скоро изменится, Синдерс.

Я тоже, но не знаю, каким образом. Иногда мне кажется, что я нравлюсь Нико. Я начинаю верить, что у него есть более мягкие чувства ко мне, но в другое время он ведёт себя так, будто почти хочет убить меня. Тот факт, что он не знает, нравлюсь я ему, или он меня ненавидит, очень пугает.

Я делаю им обоим кофе: латте для Джеймса, который кажется немного девчачим напитком для кого-то такого грубого, и двойной эспрессо для Нико.

Взяв их, я ставлю кофе на стол перед каждым мужчиной и поворачиваюсь, чтобы взять свой пыльник, но сильная рука оборачивается вокруг моей талии и Нико притягивает меня к себе на колени.

Я издаю маленький визг от удивления.

— Что ты делаешь? — требую я, пытаясь встать.

— Каким парфюмом ты пользуешься? — спрашивает он, глубоко вдыхая над кожей моей шеи.

Я дрожу от этого прикосновения, но стараюсь подняться. Его руки плотно обхватывают меня вокруг талии, и я не могу пошевелиться.

— Что?

— Твой аромат, что это? Я посмотрел, но не нашёл флакона.

Я поворачиваю голову назад, чтобы посмотреть на Нико.

— Ты заходил в мою комнату, снова?

Оу улыбается.

— Технически, это моя комната. Я теперь мужчина в доме, и я владею всем в нём, включая твою задницу, так что расскажи мне. Что это, и где ты его хранишь?

— Ты искал мои духи? Зачем?

— Хочу купить для подружки, — говорит он.

Оу. Это ранит, хотя не должно. Я знаю, что он плейбой.

— Ты не сможешь.

— Почему?

— Моя мама сделала его для меня. Много лет назад. У меня был флакон парфюма, гель для душа и лосьон для тела. Сейчас у меня осталась только баночка с твёрдым парфюмерным маслом. Когда оно закончится, то он исчезнет навсегда.

— Где она его сделала? — допытывается он.

Я пожимаю плечами.

— Я не знаю. Это в Париже. Они делают ароматы на заказ. Он в жестяной банке.

— Принеси его, — приказывает Нико.

Этот мужчина чертовски властный.

— Я принесу, когда закончу протирать стеклянные ужасы.

— Иди и возьми его сейчас же, или я отправлю Юрия покопаться в твоих ящиках, а он грёбаный извращенец, который, вероятно, подрочит на твои трусики.

Джеймс смотрит на меня с надменной ухмылкой на губах. На мгновение я забыла, что он был с нами в комнате.

— Иисус, женщина. Пойди возьми парфюм. Стеклянные чудовища могут подождать. Почему ты так чертовски одержима ими? Они ужасны.

На мгновение я чувствую себя такой измотанной, неспособной продолжать бороться со всеми в этом доме, что я говорю правду.

— Потому что она превращает мою жизнь в ад, если я не делаю этого, или делаю это неправильно.

— Это так?

— Да.

— Иветта? — голос Джеймса снова застаёт меня врасплох.

— Да, Иветта. Она совершенно очарована этими вещицами. На каждый день рождения она получает ещё больше стеклянных статуэток. Она просила их у моего отца также на Рождество. Её дочери покупают их для неё, и она коллекционирует свои собственные. Сейчас, поскольку они находятся на кухне, на них попадает пыль и частички золы от очага и плиты. Поэтому мне приходится вытирать с них пыль. Она хочет перенести их в большую гостиную. Думаю, она собирается сделать для них шкаф.

— Да к чёрту её, — рычит Нико, — эти грёбаные чудовища останутся здесь.

— Тогда мне нужно будет продолжать чистить их.

— Если только я не найму горничную.

— Горничная, только чтобы чистить стеклянные украшения Иветты?

— Да. И камин с плитой тоже. Ты не должна этого делать.

Я пожимаю плечами.

Я не против очага и плиты. Они часть этого дома и моей истории. Я хочу убедиться, что они находятся в хорошем рабочем состоянии.

— Тебе и не нужно, — Нико объясняет. — Я теперь здесь, и могу себе позволить нанять кого-то, кто займётся делами.

Его руки расслабляются, пока он говорит, и я пользуюсь возможностью встать с его колен. Отряхнув свитер и разгладив свою юбку, я качаю головой.

— Я не хочу быть тебе должна.

— Ты всё равно мне должна, — легко говорит он.

— За что, чёрт возьми?

— За то, что позволил тебе остаться здесь, и не выбросил тебя на улицу. За то, что сказал своим людям, что они не могут заставить тебя сосать их члены. За то, что свозил тебя в город. За защиту твоей драгоценной мебели, когда парни напиваются. Помимо всего прочего. А сейчас иди, и принеси этот грёбаный парфюм, пока я снова не взял тебя к себе на колени, но уже перегнув через них.

Перегнув через них? И тут до меня доходит, что он имеет ввиду.

— Ты не посмеешь.

— Иисус, ты не самая умная, — бормочет Джеймс.

— Это вызов, — глаза Нико ярко сияют.

Я отступаю, осознав свою ошибку.

— Нет. Забудь, что я сказала. Прости. Я схожу за парфюмом.

Я сбегаю из комнаты, их смех преследует меня, пока мои щёки горят. Боже, я ненавижу его. Я ненавижу его так сильно. Я хочу расцарапать его лицо, но, вероятно, он будет выглядеть ещё привлекательнее. Шрамы, которые он имеет не умаляют его красоты, а только лишь прибавляют к ней.

Только оказавшись в своей комнате, я приостанавливаюсь и перевожу дыхание, доставая из-под стопки носков твердый парфюмерный блок, завёрнутый в один из них. Я держу его там по привычке, потому что не хочу, чтобы Айрис его нашла. Когда она только переехала сюда, я пару раз заставала её, когда она рылась в моих вещах.

Она только рассмеялась и сказала, что сёстры так поступают. Я ответила ей тем же, и когда она нашла меня в своей комнате, то влепила мне такую пощёчину, что у меня неделю был синяк на щеке.

Теперь мне придётся разбираться с Нико, который здесь скрывается. С тех пор как умерла моя мать, этот дом перестал казаться мне домом. Ни капельки. Часть меня каждый день хочет уйти.

Жить здесь без моих родителей — душераздирающе. Дом издевается надо мной их отсутствием. Напоминания о них вплетены в ткань ковров, купленных моей матерью в Марокко, и в краски пейзажа, заказанного моим отцом. Они живут даже в золе и пыли, которые я ежедневно убираю. Всё в этом доме напоминает мне о моей семье, которой уже нет.

Волна горя накатывает на меня, почти утащив меня с собой, но я не позволяю этому произойти. Я не могу позволить себе такую роскошь пока этот ублюдок ждёт меня на кухне. Я могу отложить это на потом. Я часто плачу в ванной, мои слёзы падают в воду, и я рыдаю там, где меня никто не услышит.

Потирая пальцами гладкую поверхность жестянки, я несу последние остатки аромата мужчине, которого боюсь, ненавижу и желаю в равной степени.

Когда я вручаю ему баночку, я ожидаю, что он заберёт её у меня. Я подготовилась к этому и сказала себе, что не развалюсь. Даже когда у меня отнимут мощную связь с моей матерью. Однако, он не делает этого. Он держит его мгновение, почти благоговейно, а потом он открывает свой телефон и что-то печатает.