Я протягиваю ладонь, чтобы поймать несколько, и вспоминаю, какие желания я загадывала каждый год в ночь Ноктюрна. Это всегда было традицией: какое бы желание ты ни загадала, Солярис и Крелло когда-нибудь его исполнят.

Я закрываю глаза, сосредотачивая дыхание в такт теплу Эмбервелла и звукам далеких возгласов, и думаю о своем желании.

Когда оно у меня появляется, я улыбаюсь и загадываю его.

Возвращаясь в тронный зал, я моргнула и увидела, что Икер, наполовину смущенный, наполовину осознающий, идет от входа. Я проскакиваю мимо нескольких человек, прежде чем добраться до него: "Икер?" Я недоверчиво наклоняю голову и смотрю на его руку в кармане: "Что у тебя там?"

Он нахмуривает брови, смотрит на меня, потом вниз, на свою руку, из которой медленно достает светящийся изумрудный камень.

Узнав его, я задыхаюсь, вскакиваю и обвожу зал внимательным взглядом, словно кто-то заметил. Трудно не заметить, когда его срезы освещают весь пол: "Откуда это у тебя?" шиплю я, с полуоткрытым ртом, когда заставляю его положить его обратно в карман.

"Что?" Он звучит так же изумленно: "Я-" Еще один хмурый взгляд: "Мне его дал один человек".

"Мужчина?" Сохранять спокойствие кажется невозможным, когда я точно знаю, кто этот человек.

Он качает головой, но даже тогда он выглядит сомневающимся: "Разговор был немного туманным, но он сказал, чтобы я передал его трапперу, на которого ты работала до приезда в город".

"Икер", — говорю я медленно, но в моем голосе звучит требование: "Что еще он сказал?"

Икер колеблется, на его лице отражается возмущение, когда он пытается вспомнить: "Он сказал…" Пауза, он прикусывает нижнюю губу: "Он сказал, что это один из самых дорогих кристаллов, который можно достать, но он поможет нам обрести свободу". В конце он хмурится, как будто сам не совсем понимает, и пятна размывают мою линию зрения: "Что…"

"Он ничего не говорил о том, что нужно сказать Иваррону?"

Он кивает, поджав губы: "Только то, что… слухи о крови Золотого Вора — миф, и чтобы он принял этот знак как плату за наше освобождение, и что если этого будет недостаточно, он лично возьмет дело в свои руки". Выдохнув, он продолжает: "Черт, я, наверное, выпил что-то странное, это был самый странный разговор, который я когда-либо вел с кем-либо, а поверь, у меня их было много, ты же меня знаешь…"

Слова Икера затихают, отражаясь от стен дворца. Я даже не смотрю на него, мне кажется, я вообще ни на что не смотрю. Иваррону нужна была кровь Дария, и он доверил мне ее добыть. И ради своих братьев я не отказалась от этого, я отнеслась к просьбе так, словно он просил меня пойти поймать тварь в ловушку, как в любой другой день.

А Дарий… В сердце кольнуло чувство вины. Он солгал о своей крови, а потом сделал это? Зачем он так старался? Почему он не сказал мне об этом в тот день, когда мы были в таверне Таррона?

В какой-то мере он хочет, чтобы я его ненавидела, чтобы я презирала каждую его частичку, и каждый раз ему это удается, но тогда для чего он все это затеял?

"— Будем надеяться, что Идрис не станет задавать вопросов по этому поводу, ты явно выглядишь шокированной", — слова Икера возвращают меня в реальный мир, и я смотрю на него, пока он вздыхает.

"А кто бы не был?" отвечаю я рассеянно. Можно только удивляться подобным новостям. Если бы Дариус попытался использовать свои силы на Икере, это бы явно не сработало, возможно, это было его ослабление от долгого наложения гламура, но в любом случае я бы об этом узнала: "Просто… просто спрячь его подальше от всех и отнеси Иваррону, как только вернешься". Я поворачиваюсь в другую сторону, когда он молча кивает. Моя рука все еще блестит от золотой пыли, пока я ищу всех остальных.

" Траппер?" нерешительный голос Икера отвлекает меня, и я поворачиваюсь, наблюдая, как он чешет затылок: "Кто такой Золотой Вор?"

На моих губах пляшет лукавая улыбка. Я выжидаю несколько секунд, а затем говорю: "Драконья свинья".

Икер нахмуривает брови, не понимая моего ответа, и я почти слышу, что ответит мне Дарий… поганый смертный.

Солнце заливает весь зал, нанося мягкие желтые мазки на трон. Я завороженно смотрю на него, пока большая рука не проводит по моей спине, а затем скользит по шее.

Я глубоко выдыхаю через нос, прикусываю нижнюю губу и опускаю голову на чью-то грудь. Моя рука тянется вверх, чтобы погладить его волосы, желая, чтобы его рот встретился с моим. Когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, это оказывается Дариус.

Его взгляд из-под капюшона падает на мои губы, и уголок его губ приподнимается: "Ты когда-нибудь трахалась в тронном зале?"

Я никогда ничего не делала.

Несмотря на это, я качаю головой, не в силах вымолвить ни слова.

Он отпускает меня, и я поворачиваюсь к нему лицом.

Я хочу сказать ему, что мне не хватает прикосновения его рук ко мне, но не могу говорить.

Он дотрагивается до моего лица, и я вздрагиваю, прижимаясь к его руке. Закрыв глаза, я жду, когда он снова почувствует меня, когда его пальцы пробегут по моим изгибам и унесут меня на этот трон.

Я чувствую, как его губы касаются моих, словно перышко, когда он шепчет: "Снимай платье".

Моя улыбка сама по себе становится шепотом: "Заставь меня…"

Ветка, стучащая по окну за окном моей комнаты, заставляет меня проснуться и принять сидячее положение. Волосы прилипли к шее, и я задыхаюсь, прижимая к груди ночную рубашку. Это был сон…

Сон, в котором я была в тронном зале, как он и говорил ранее: "Урод", — бормочу я, и Фрея, похоже, слышит это: она просыпается и садится, зевая.

"Все в порядке?" спрашивает она, полусонная, ее кудри разметались.

Я киваю: "Просто сон приснился".

Который испортил Дариус.

Я буду винить в этом его дурацкие способности Мерати. То, что он сказал в замке, явно было способом запудрить мне мозги.

Фрея, находясь в полудреме, улыбается, закрыв глаза, и ложится обратно. Я качаю головой и усмехаюсь, откидывая голову на подушку, глядя в потолок и надеясь, что на этот раз Дариус мне не приснится.

Дарий мне больше не снился — к счастью, но удовлетворение, которое я испытывал, находясь сегодня утром с братьями, улетучилось, как только они помахали мне на прощание из кареты, а генерал вальсирующим шагом подошел ко мне и сообщил, что королева желает меня видеть.

Неприятная тошнота подкатила к горлу в ту же секунду, как он это сказал, и теперь, когда ладони вспотели, а ноги широко расставлены, я чувствую себя меньше, чем когда-либо, стоя в тронном зале.

Это совсем не похоже на вчерашний вечер, когда сотни людей заполонили парадный зал, вместо этого мы с королевой… одни.

Она постукивает пальцами по подлокотникам трона, и эхо ее ногтей отдается в моих ушах, как барабаны. Она больше не в красном, золотой самит прилип к ее эбеновой коже так великолепно, что я понимаю, почему она не надела его вчера вечером, я никогда не смогу превзойти ее в этом отношении, она изящна и красива, движимая силой, даже если она не может физически ее проецировать.

"Знаешь ли ты, Наралия, зачем ты здесь?" говорит она после, как мне кажется, столетнего тягостного молчания.

Я глотаю только сухую жидкость: "Я надеялась, что вы сообщите мне об этом, ваше величество".

Она усмехается, поднимается с трона и идет по помосту, пока не оказывается в футах от меня: "Что-то украли".