Он медленно кивает, разрывая зрительный контакт, и выключает воду. Все еще кивая и глядя в пол, он подходит ко мне, как будто потерявшись в раздумьях. Когда он поднимает голову, его челюсть решительно сжата. В его глазах плещется что-то темное, почти силовое, но без злобы. От его свирепости меня бросает в дрожь.

"Дайте мне двадцать четыре часа", - говорит он негромко и решительно. Он отводит голову в сторону, а его голодный взгляд опускается вниз по моему телу. Мой живот вздрагивает. Его руки проникают под подол моего платья и скользят вверх по моим бедрам. Мой пульс учащается вместе с дыханием, его прикосновения такие легкие, но, тем не менее, обжигающие.

"Двадцать четыре часа", - повторяет он. Я все еще не понимаю, о чем он говорит, но так трудно сосредоточиться, когда его ладони тянутся к моим бедрам, прикрытым лишь неважными ниточками бикини. У меня перехватывает дыхание, когда он хватает меня за бедра и поднимает на стойку.

Его руки продолжают свой путь по бокам моего тела, зажигая крошечные нервы, о существовании которых я даже не подозревала. Я поднимаю руки, когда его ладони скользят по бокам моей груди, и он стягивает платье через голову.

"Позволь мне позаботиться о тебе". В его словах звучит отчаяние, от которого у меня сжимается горло. "На двадцать четыре часа. Это все". Затем он добавляет с мягкой, почти принужденной улыбкой: "Я осмелюсь".

Я осмелюсь, ты была такой легкой, когда меня выбросили на берег. Теперь уже нет.

Я то открываю, то закрываю рот, сглатывая от напряжения. Я не могу объяснить, почему его просьба кажется такой тяжелой и нагруженной. Я не могу объяснить, как она меня пугает. Как она заставляет меня чувствовать себя маленькой, но в то же время ценной.

Я опираюсь на это заветное чувство и делаю страшную вещь.

"Хорошо".

"Хорошо". Он сдерживает гордую улыбку, словно выиграл приз, и вместо этого прикусывает губу. "А теперь залезай в эту чертову ванну, Реальта". Он бросает на меня властный взгляд, от которого мне становится смешно, и выходит из комнаты, сказав, что еще вернется.

Я запрыгиваю в ванну и смотрю в прозрачную воду. В ней нет ни капли воды, только толстый слой поднимающегося пара. Я стягиваю с себя купальник и скольжу внутрь.

"Так, у нас в очереди третий сезон "Офиса". Я поднимаю голову, когда в комнату входит Лохлан и что-то говорит. У него полные руки, и он выглядит таким счастливым, как собака, несущая свои любимые игрушки. Мне становится интересно, сколько раз он пытался позаботиться обо мне, но я не замечала этого, потому что была слишком занята заботой обо всех остальных.

"Лед для твоей лодыжки". Он бросает на табурет сверток со льдом, завернутый в полотенце, и швыряет в меня пластиковый пакет, который я ловлю в воздухе, прежде чем он падает в воду. "И кислые жевательные черви для твоей..." Он морщит нос.

"Душа?" предлагаю я со смехом, глядя на свои любимые конфеты. Любимые - это еще мягко сказано. Я могу есть кислые червячки, пока не сгорят все вкусовые рецепторы на моем языке. "Где ты их взял?" Он отсутствовал не больше минуты или двух.

Он одаривает меня самодовольной, однобокой ухмылкой, от которой уголки его левого глаза морщатся. "Ты не единственная, кто не забывает упаковывать важные вещи".

"Ты взял их с собой?" спрашиваю я, шокированная и тронутая.

"Ты думаешь, я доверю богатым засранцам на этом острове запасы твоих любимых конфет?" Он качает головой, как будто я предложила что-то абсурдное. "Я ни за что не стал бы так рисковать".

"Ты просто богатый засранец", - напоминаю я ему, но не скрываю улыбки, которая появляется на моем лице. Это теплое и правильное чувство, когда его забота проникает глубоко в мою грудь.

"Нет, это мой брат", - отвечает он.

"Какой?"

"Выбирай". Он смеется, ставит ноутбук на край тумбы и направляет его в сторону ванны. Ванная настолько большая, что между душем и остальной частью комнаты нет перегородки - только пространство и слив вдоль одной стены, что позволяет нам беспрепятственно смотреть на экран.

Мы проводим следующий час, поедая чипсы и жевательные червячки на ужин, смотря одну серию за другой и наполняя ванну горячей водой, пока он нудно расчесывает мои волосы.

"Ладно, думаю, это все".

"Да?" Я оглядываюсь через плечо и вижу, что он мягко и счастливо улыбается. "Ну, как раз вовремя. Я практически изюм". Я смеюсь.

Он встает со стула, который поставил за ванной, и вытягивает руки над головой. "Ну что, красотка, давай тебя вытащим". Он протягивает мне пушистое белое полотенце, когда я выныриваю из воды. Он быстро оборачивает его вокруг меня, чтобы поддержать, пока я пытаюсь вылезти из ванны, не слишком нагружая лодыжку.

Как только я вылезла, он притягивает меня к себе, сжимая переднюю часть полотенца. Я наклоняю лицо к нему, и он опускает свое, пока я не чувствую его дыхание на своем носу. Я теряю сознание, когда его кристально-голубые глаза становятся голодными, опускаясь к моим губам. Он смачивает нижнюю губу, и я наклоняюсь ближе, влекомая ровным ритмом его дыхания, в то время как мое сердце бешено бьется.

В животе появляется пустота, а кожу покалывает от желания сократить расстояние. Словно прочитав мои мысли, он тихонько смеется и встает прямо, в его глазах читается злая насмешка. Он отпускает мое полотенце, и я сжимаю его в руке.

Пока я все еще пытаюсь перевести дыхание, он прижимает к себе мой затылок и целует в лоб. Легкий, но обжигающий. Это длится меньше, чем удар сердца, но моя кожа горит, когда он отстраняется.

"Самая красивая изюминка, которую я когда-либо видел". Он вздыхает с мягкой улыбкой и уходит, оставляя меня в горячке и оцепенении.

Если то, что между нами, должно остаться на острове... Я в полной заднице.

Я лежу в постели, глядя на высокие потолки и прослеживая длину стропил. По моей коже ползают мурашки. Все тепло, оставшееся после прикосновений Лохлана, рассеялось, и теперь меня окружает холод и озноб. Несмотря на то что простыни уже сменили, я не могу избавиться от предчувствия, что скоро почувствую на своей коже влажную слизь крови.

Я дольше, чем нужно, готовилась ко сну, с нудностью перебирая все этапы ухода за кожей, завязывая и перевязывая шелковый шарф вокруг волос, вместо того чтобы сделать логичную вещь - быстро надеть чепчик. Я то и дело бросала взгляд на стерильно белые простыни на кровати и представляла, как они пропитаны красными пятнами крови. Мне страшно хотелось вернуться туда, и теперь, когда я здесь, меня преследуют воспоминания об ужасе и смятении.

Прошлой ночью я заснула на диване, и Лохлан, должно быть, в какой-то момент отнес меня в постель. Сердце едва не выскочило из груди, когда я снова проснулась в незнакомой обстановке и сбросила с себя одеяло, а по коже тут же заструился холодный пот.

Я закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на своем дыхании, глубоко вдыхая через нос и медленно выдыхая через рот. Но вместо того, чтобы погрузиться в сон, я лишь концентрирую внимание на биении сердца, и вскоре в моей голове возникают образы крови, яростно выплескивающейся из перерезанного горла при каждом сокращении крупных мышц.

Сдерживая крик, я вскакиваю с кровати и выбегаю из комнаты. В гостиной я останавливаюсь, глотая воздух, словно только что всплыла из-под воды. Я упираюсь пятками ладоней в глаза и пытаюсь заставить жуткие образы прекратиться.

В следующее мгновение я уже распахиваю дверь спальни Лохлана. Он сидит в кровати и что-то смотрит на своем ноутбуке. Его лицо освещено светом экрана, и когда он замечает меня, то захлопывает дверь и вытаскивает наушники.

"Стелла Мэй", - говорит он с принужденной певучей интонацией, которая автоматически вызывает подозрение.