Яр прислушался: не поднялась ли тревога? И правда, кто-то спешил к ним в проулок. Яр хотел остеречь Навьи Рёбра, но вдруг ощутил запах – знакомый, хоть и смешанный с чем-то ещё, но так похожий на запах крестианки с голубыми глазами.
Он шикнул состайникам. Не успели они вытереть кровь с ножей, как снова исчезли в тени. В проулок забежала девчонка в не застёгнутом тёмном пальто. Она уставилась на убитых и попятилась прочь, но Яр наскочил сзади, зажал ей рот ладонью и поволок за дома. Вольга и Свирь подхватили её за брыкающиеся ноги. Пусть девчонка и пыталась кричать, но выходило одно только мычание. Яр скорее уложил её возле забора и сдёрнул платок. По земле разметались чёрные как вороново крыло волосы.
– Не та… – сипло выдохнул он. Волчий Дух взъярился от разочарования, острая сталь клинка метнулась к горлу добычи. – Токмо крикни, зарежу. Уразумела?
Крестианка выпучилась от страха и закивала. Яр убрал руку с губ, она и правда не закричала, только мелко тряслась.
– Та была с златою косою, а эта чернявая, – стиснул Свирь в руке прядь волос.
Девчонка заплакала – худая и бледная, с глубоко запавшими щеками, словно голодала с рождения. Она совсем не понравилась Яру, но странным образом пахла его голубоглазым желанием.
– Ты крестианка, в Монастыре живёшь: златовласую дщерь Настоятеля знаешь?
– Отпустите меня, Христа ради! – всхлипнула оседлышка. Сердце её, наверное, так бы и выскочило из груди, если бы не нож, приставленный к горлу. Поглядев на его светлую шкуру, она вдруг мигом зажмурилась.
– Не смотри на меня!
Яр от удивления вскинул брови, таких просьб от добычи он ещё не слыхал.
– Камушек чёрный! – бормотать девчонка. – Чёрный-пречёрный!
– Стерва пропащая! – сморщился он. – Сказывай, знаешь, где дщерь Настоятеля? Златы космы, голубы очи… ну?!
Оседлышка застучала зубами и открыла глаза. Она старалась не смотреть прямо ему в глаза, тем более за плечами Яра стоял крупный и хмурый как медведь Вольга, Сава тревожно поглядывал на добычу, Свирь лыбился, словно хотел сожрать её заживо.
– Это сестричка моя, Женечка! – расплакалась девчонка от страха. – Только не трогайте её! И меня отпустите!
– Женя… – повторил Яр, смакуя на губах крестианское имя, – Женечка, Женя, Евгения – милая, хрупкая, ладная! А где Женя?
– В доме, ей плохо! – выпалила девчонка так торопливо, будто долго искала, кому сказать, и только потом спохватилась.
– У Настоятеля две дочери, это верно, – напомнил Сава. – Младшая по караванам не ездит – затворница, старшую дочь в тот раз по пути перехватили.
Услышав, как они обсуждают разгромленный караван, девчонка со слезами запричитала.
– Не трогайте нас! Мы вам ничего не сделали! Оставьте, оставьте нас, Христа ради! Я никому ничего не скажу, Богом клянусь!
– Не скажешь? – Яр вздёрнул её за пальто и заставил крестианку смотреть себе прямо в глаза. – За надземников нас приняла? Ты скулить обожди, дай сроку, мы тебя в нору спустим, до кровавого харку расплачешься!
– Яр, дай мне её! – заторопился Свирь. – Я вдосталь потешусь!
Он нагнулся поближе к Настоятельской дочке и погладил её по волосам.
– Токмо гляньте, друже, со страху вся побелела, трясётся. Мне любы такие!
Оцепенелыми от страха руками она попыталась оттолкнуть от себя Яра, но тот схватил её за плечо и встряхнул. Крестианка выгнулась, словно от острой боли, и закричала, но Яр успел зажать ей рот ладонью.
– Не базлань, сука, сгублю!
Она глубоко задышала, зелёные глаза уставились ему в лицо. Яр разжал хватку, на руке осталось липкое пятно свежей крови. Рукав пальто вымок, будто крестианку уже кто-то ранил.
– Кто тебя окровил?
Она таращилась и молчала.
– Чего умолкла? Как зовут?!
– Дарья, – пролепетала она, готовясь в любой миг зарыдать.
– На меня гляди.
Она снова зажмурилась. Яр сильнее встряхнул её за окровавленное плечо.
– Гляди, стерва!
Дарья застонала от боли и приоткрыла глаза. Яр секунду разглядывал младшую дочь Настоятеля, вдруг схватил её за волосы и прижался губами. Она не смела дышать, пока Яр целовал её, но вдруг бросил и с омерзением вытер рот.
– Мертвечиной разит, будто с трупом, вытаявшим, облобызался! Как ты такая тленная по миру ходишь?
– Не касайся меня, не касайся! – Дарья совсем потерялась, закрыла руками глаза и повторяла одно и тоже.
– Зарежь её, Яр. На кой ляд она нам сдалася? – Вольга с тревогой оглядывался, не идёт ли кто на звук их голосов. Псы заливались отчаянным лаем, собачье брехание быстрее пожара разлетелось по всем дворам Слободы. Свирь задрал голову, выпятил челюсть и загавкал крестианским собакам в ответ.
– Усохни, брехло! – рыкнул Яр на безухого. Одним рывком он поднял крестианку на ноги и толкнул Вольге. Его крепкие лапищи немедля подхватили добычу.
– Она Настоятеля дочка, невелика Честь такую под оградой зарезать. К норе её оттащите и никому не сказывайте… шустрей! – приказал Яр.
– А ты? – обернулся Сава. – К оседлым сей ночью не подобраться. Люди чутки, тебя схватят!
– Ристайте, – Яр лихорадочно наматывал голубой платок себе на руку. – Без голубоглазки совей не вернусь.
– Так и с ней не вернёшься! – не отставал Сава.
– Долой! – взревел Яр и оттолкнул его. Тотчас над оградой, затмевая звёзды, пронеслась тень. Земля содрогнулась, Великий Зверь приземлился на улице, недалеко от охотников. Увидев огромного волка, Дарья коротко вскрикнула и немедля лишилась сознания на руках у Вольги. Зверь будто впитал в себя саму темноту ночи. Он лязгнул зубами и понёсся по оседлым дворам, срывая с цепей собак и пожирая их налету.
Яр не стал медлить, одурманенный запахом голубоглазки он бросился в ночь. Дух подстёгивал его, в серых отблесках Навьего зрения пролетали улицы и дома, слепые силуэты людей за узкими окнами. Кто-то осторожно выходил на крыльцо, кто-то выбегал с оружием наготове, но обнаруживал возле будок кровь, обрывки цепей и клочки шерсти. Кто-то видел, как через забор одним махом перепрыгивает чудовище. Люди прятались в избах, кто посмелее догадались звать ратников.
Среди гомона поднявшейся Слободы Яр чудом пробрался к нужному дому. В окнах горело, дверь распахнута, внутри тихо – ни звука. Он вытащил нож, поднялся на крыльцо и зашёл в сени. За оббитой войлоком дверью полутёмная горница с парой свечей, шкафы, сундуки, стулья, лавки и стол вдоль стены, выбеленный печной бок выполз на добрую половину комнаты, кастрюли и банки громоздились на полках. Даже в Настоятельском доме, в самом большом из всех, оказалось не развернуться. Чем же такое жильё лучше норы, в которой Яр вырос? Зачем было предавать род и плодить здесь с крестианкой наследков?
Из горницы вело две двери: одна заперта, вторая чуть приоткрыта. Яр ощутил за первой дверью живое тепло и осторожно вошёл. В комнате на кровати лежала его голубоглазка. Всё те же светлые волосы, сомкнутые ресницы едва дрожат, под носом высохла кровь. Яр присел к ней на край кровати и наклонился. Время будто бы остановилось, мысль о том, что его схватят, растаяла, ничего важнее мирно спящего светлого лика надземницы не осталось.
– Ты спишь, – прошептал он. – Слышу, слышу твоё дыхание. Никто более сокровенной тайны не ведает, коя одному мужу по утру раскрывается, когда жена его мирно грезит под дланью. Между оседлыми люба, а промеж мной и тобой одни мороки. И ты улыбнёшься мне, коли я тебя потревожу?
Яр бережно приник губами к её губам, Женя глубоко вдохнула. Голубые огоньки глаз сверкнули во тьме. Взгляд встретился с Яром, она оттолкнула его, но он крепко перехватил её за запястья и стиснул в железной хватке.
– Тс-с, ни страшися! – горячо зашептал Яр. – Как же ты своего духа боишься? Не знаю откуда в тебе Зимний Волк, но жизни не пожалею, только чтобы с ним поближе сойтися. Плоть можно взять, а Дух нет. Полонил бы тебя и держал, покуда сам камнем не обернулся, но и ты обернись со мной камнем. Стань водою – испью тебя, стань землёю – росами на тебя лягу, хлябью стань – ветром к тебе вознесусь. Как слиться с тобою, ежели не Навь ты, а человек?