В окне низкого разрешения появилось подрагивающее чёрно-белое изображение. Они увидели кабину пилота, динамики компьютера загудели от шума авиационных двигателей. Финист медленно катился по полосе, за каплевидным колпаком проплывали ангары и постройки аэродрома. Перед вытянутым серым носом раскинулось затянутое туманом пространство.

– Башня, Серый Ноль Два на предварительном, разрешите исполнительный, – резанул из динамиков голос.

– Серый Ноль Два, Башня, полоса двадцать четыре, исполнительный разрешаю, – ответили пилоту по связи.

– Ноль Второй, занимаю полоса двадцать четыре, исполнительный.

Самолёт медленно заскользил сквозь туманное утро. Женя, наконец, поняла, что это никакой не туман – за прозрачным колпаком самолёта пролетали крупные хлопья снега. Финист остановился.

– Серый Ноль Два, к взлёту готов.

– Башня, ветер триста градусов, три метра, взлёт разрешаю.

– Серый Ноль Два, взлетаю.

Движением затянутой в перчатку руки пилот прибавил мощности двигателям, Финист начал разгон, чуть присел на переднюю стойку и затем приподнялся. Земля ускользнула вниз, самолёт немного набрал высоту, и пилот снова вышел на связь.

– Гнездо-круг, Серый Ноль Два взлёт произвёл.

– Серый Ноль Два, Гнездо-круг, набирайте эшелон пять ноль, влево курс один восемь ноль.

– Понял, пять ноль, влево один восемь ноль – Серый Ноль Два.

– Серый Ноль Два, продолжайте левый разворот на Восточный Перевал.

– Серый Ноль Два, влево на Перевал, принял.

Вид за кабиной слегка накренился, Финист лёг на крыло. В кадр попали взлётные полосы аэродрома с чередой низких белых цилиндров, потом большой город с жилыми кварталами, линиями дорог и кольцами магистралей. Финист выровнялся и теперь кроме серого неба за колпаком ничего не было видно.

– Серый Ноль Два, набирайте эшелон шесть ноль.

– Ноль Второй, шесть ноль, понял.

На этом видео оборвалось.

– Ничего не понятно, всё цифры какие-то, – потёр подбородок Егор.

– Да, очень странно. Кажется, Серая Орда из одних дикарей состояла. Люди тридцать Зим выживали в городах на востоке без воды и без света, обычных-то машин не осталось, а здесь не только самолёты, но и лётчики, которые смогли их поднять. Даже связь слышно, хотя радиосигнал нынче в ста шагах пропадает.

Женя включила следующий видеофайл. Картинка тряслась, перед носом Финиста мелькала земля, если точнее, зубчатый горный хребет. Пилот держал самолёт слегка позади и левее огней впереди летящего Финиста. В эфирных помехах зашипел голос.

– Второй, цель слева, техника, удаление четыре. Наблюдаешь?

– Наблюдаю, – ответил пилот, хотя через серый кисель изображения ничего не было видно.

– Заход по ним. Потом набор на точку, пять тысяч.

– Понял, заход, потом набор пять тысяч на точку.

– Не ниже пяти.

– Понял, не ниже пяти. Левый вираж, работаю по технике… сброс.

Самолёт нырнул, горы выросли, кабина содрогнулась и к земле устремились дымовые следы от ракет. Больше Женя ничего не увидела и не узнала о битве на перевале, только эти короткие, словно выхваченные из чужой памяти кадры.

– Негусто. И это всё? – спросил Егор, когда видео выключилось.

– Остальное на основном накопителе, но его нам не отыскать, – на Женю совсем накатила усталость, она протёрла ладонью лицо, кожа казалась холодной и липкой. Болели глаза, должно быть она отвыкла от долгой работы с компьютером. – На шлеме записаны самые важные моменты полёта: взлёт, стрельба и посадка.

– Ну, взлёт со стрельбой мы посмотрели. Показывай дальше, – поудобнее сел на стуле Егор.

Последняя запись началась с напряжённого бормотания.

– Сеня, тягой... тягой попробуй его разогреть.

– ####, она валится! Левый движок тяга двадцать, я не вижу ни ###, облачность десять баллов, плоскости оледенели.

– Сеня, ты вниз ушел, я тебя не вижу. Тангаж!

Взвыл тревожный сигнал, раздался электронный женский голос.

«Вууп-Вууп! ПРОВЕРЬ ВЫСОТУ!»

– Топливо в левый не поступает.

– Правый двигатель на полную, Сеня! Давай, переключи на второй.

«Вууп-Вууп! НЕ СНИЖАЙСЯ!»

– Две тысячи! На ручку не реагирует, рули высоты намертво!

«Вууп-Вууп! НИЗКО ЗЕМЛЯ!»

– Сеня, второй на полную и тангаж. Что со вторым?!

– Второй тяга шестьдесят… падает, скорость триста, ручки не слушается. Высота тысяча!

«Вууп-Вууп! НИЗКО ЗЕМЛЯ. ТЯНИ ВВЕРХ!»

– Катапультируйся! Бросай её на###!

«Вууп-Вууп! НИЗКО ЗЕМЛЯ. ТЯНИ ВВЕРХ!»

– Катапуль…

Голос пилота оборвался вместе с изображением. Последнее, что было видно на записи, как кабину заволокли снег и дым.

Всего три видеофайла и больше ничего важного, только имя пилота Серой Орды. Его судьбу додумать было несложно: страшные холода настигли Финистов в воздухе, один из них рухнул, но пилот успел выпрыгнуть и приземлился на Вороньей Горе, или может быть его парашют отнесло ветром туда, откуда он смог добраться до горящих обломков. Когда же пламя угасло и навалились морозы, пилот нашёл на вершине пещеру с горячим источником. Вряд ли его вовремя нашли и спасли, если вообще искали. Шлем пролежал сорок Зим в галерее пещер, пока его не обнаружили Дивы.

– Даже представить страшно, каково это – падать в железной птице. Смотреть, и то боязно, будто смерть за горло берёт и не откупишься. Вот почему люди больше по небу не летают, – едва сумел перевести дух Егор.

– Люди больше не летают, потому что у грехов крыльев нет. Но настанет день, сбросим груз грехов и снова поднимемся в небо, как встают после молитвы, чтобы воскреснуть, ибо и телом, и духом очистимся, – говорила Женя, кадр за кадром прокручивая запись со взлётом.

– Что ты ищешь? – присмотрелся Егор к бесцветным картинкам. Женя внимательно смотрела на город, всего на пару секунд показавшийся под самолётом.

– После Мора в нём никого не осталось, все ушли за Ордой. Нет больше Серых, и Повелителя нет. Но, как подумаю, что их город стоит в запустении и все, кого мы боялись, стали только страшными сказками, за наше будущее ещё сильнее боюсь.

– Мы – не Серые, и живём не в Эпоху Мора. Да и если бы они знали, какого жить будет в Оттепель, то ещё бы поспорили, чья сказка страшнее, – ответил Егор.

– Верно, не до́жили мы ещё до часа, где нет ни плача, ни вопля, ни неизлечимых болезней, и наше прежнее ещё не прошло, – коснулась Женя иконки, запустила принтер и распечатала захваченный кадр.

– Как раньше назывался этот город? – спросил Егор.

– Это не просто город. Ещё во времена Тёплого Лета он был самым большим в нашем Крае. Нынче из-за величины его и вовсе называют сразу несколькими городами. Холодные улицы, запустелые дома, лабиринты дорог, клети кварталов – если заблудишься, можно не выбраться. Мы сорок Зим думали, что Серые Города вымерзли и заросли диким лесом, как остальные, брошенные и позабытые. Но дороги оттают, пути в неисхоженные восточные земли откроются… – Женя подняла взгляд от распечатки, – и тогда дело лишь в том, кто будет первым?

Егор выпрямился, словно его осенило, немедля стал строже и погрузился в раздумья.

– Совсем не жрёшь ни чё.Так и сгниешь с подведённым брюхом. Ну, давай, глянь, что я тебе принесла, – Влада поставила перед мордой собаки полную отварной обрези миску. Пёс слепо ткнулся в алюминиевый край, хрипло фыркнул и снова опустил голову. Ему лучше было лежать и неподвижно греть рёбра под светом весеннего солнца. Наступило тепло. Дожил.

Влада откинула бусые волосы за ухо, где на кожаном ремешке свисали два волчьих клыка. С непроницаемой тоской она смотрела на последнего умиравшего пса из Чёрной Стаи – не той Чёрной Стаи, которую заветным клинком подчинил себе Яр, а настоящей, служившей их роду ещё со времён Ярчука. Однако и с ним пришло время прощаться.

Тело пса исхудало, шерсть повылезла клочьями, смердело болезнью. Собака ослепла, задние ноги едва её слушались. Из милосердия её полагалось добить, так подсказывал уклад рода. Ведь даже подземники, предчувствуя немощь, уходили доживать последние годы в лес. Но не в одиночку. Вместе со старым охотником уходил пёс Чёрной Стаи. Когда он возвращался, в племени узнавали о смерти сородича. Теперь некому будет проводить стариков.