– Пусти. – Шёпотом приказал он. Дикарка смотрела исподлобья и не отпускала. Тогда Сергей попытался снова вырвать оружие, но она держалась за него крепче, чем за собственную жизнь. Можно было убить её и следующим прикончить охотника, но от первого выстрела он наверняка проснётся и нападёт.

– Ладно же, – кивнул Сергей. – Пусть живёт твой ублюдок и за каждый вздох тебя благодарит.

Он потянул карабин, на этот раз дикарка отпустила, но тут же легла и закрыла собой любовника. С великим напряжением в глазах она наблюдала, как он отступает к выходу.

Сергей осторожно выглянул за матерчатый полог и, стараясь не слишком шуметь, протиснулся мимо машины. Надо было как можно скорее убираться из леса, пока стая не отыскала его следы у ночёвки.

Почти рассвело. Охота ещё не окончена, пусть главную добычу Сергей упустил. Забросив карабин за спину, он побежал по хрустящему снегу. Где-то ждала его дочь, оставалось лишь надеяться, что Егору и Василию повезёт больше.

Темнота. Как свет рождается из одной искры, так и ощущение чужого присутствия рождается из одного лишнего вздоха, из одного постороннего удара сердца, из еле заметного касания шерсти по голой коже. Женя вздрогнула и вскочила со снега и попятилась в темноту.

– Кто здесь? – потёрла она плечо, которого коснулась шерсть неведомого зверя. Темнота окружила её, словно непроницаемая завеса. Женя не понимала, в каком месте она очутилась. Она стояла совершенно нагая посреди заснеженного ровного поля. Здесь не было ничего, кроме неё самой и хищника в темноте.

Позади раскатился рык, тела снова коснулась шкура. Женя обернулась, но в чёрной как сажа тьме не разглядела чудовище, лишь почувствовала его приближение, будто обжигающий холод Зимы коснулся нагого тела. Она не боялась его и, кажется, понимала, о чём думает чудище: Зверь не хотел причинить ей вреда, он сам сейчас приглядывался к человеку.

– Покажись мне! – закричала она, не желая терпеть за своей спиной хищника.

– Выйди! Я ведь знаю, ты здесь! – окликала она чудовище. Женя озябла, брови и ресницы заблестели от инея. Долго она не продержится на морозе. Зима владычествует над тьмой безраздельно, не осталось никакого намёка на оттепель ранней весны, вообще ничего – ни солнца, ни леса, ни звёзд. На секунду Женя подумала: ей здесь не выжить, если Зверь не придёт, если он не покажется из темноты.

– Если ты есть, я хочу тебя видеть, – зашептала она посиневшими от мороза губами. – Покажись! Кем бы ты ни был, чего бы ты от меня не хотел, если сейчас не придёшь, то навеки останешься в темноте – ибо свет горит лишь при жизни.

Словно бы из ниоткуда и сразу со всех сторон её охватил низкий рык, так мог рычать только крупный и злобный хищник. Перед лицом вспыхнуло две голубые искры. Огоньки очертили ветвистый узор, заплелись во тьме в тугие спирали и замерли, как два пламенных голубых глаза. Зверь впервые взглянул на неё и в мертвенном мире появилось глубокое, как работа кузнечного меха, дыхание. Облако пара слилось воедино с дыханием Жени. Перед ней стоял могучий серебряный волк.

От удивления она снова проснулась, но на этот раз наяву. Перед глазами ещё стоял горящий узор волчьей морды. Ей очень хотелось пить, грудь и плечо сильно болели, тело ныло при каждом движении. Женя с трудом повернулась на задних сидениях внедорожника. Наверное, она заснула в пути, но теперь машина остановилась. Неужели Данила успел довезти их до Монастыря, но так и не разбудил её? Какие кошмары снятся! Навий набег, смех и жестокость подземников, тёмный мир с серебряным волком. Такие страшные сны насылает сам дьявол, чтобы испытать крепость наших веры и разума.

Женя коснулась сухих губ, но стоило ей дотронуться до лица, как на запястьях зазвенели наручники. Ноги тоже оказались окованы, ботинки стянуты с голых ступней. Тотчас до неё донеслись незнакомые голоса снаружи. Она лежала вовсе не в Монастырском внедорожнике, а на задних сидениях совсем незнакомого броненосца.

– Нет, нет, нет! Господи-Боже, как же это! – шепотом запричитала Женя и приподнялась на локте. Нет, это не сон, караван и правда разбит на дороге! Она украдкой выглянула в мутное окно и разглядела незнакомцев в обшитой металлической чешуёй одежде – язычники!

Левая рука плохо слушалась, болела от сквозной раны, но сверху успели наложить чистую повязку. Кобура на бедре пустовала, брючный ремень снят, как и обувь. Стараясь не маячить в окне внедорожника, Женя отползла к соседнему борту машины и выглянула через другое стекло. Языческий внедорожник стоял в лесу. Рядом, под соснами, пологий уклон. Недолго думая, Женя проверила дверцу – не заперто. Молясь всем святым сразу, только чтобы её не заметили, она тихонечко приоткрыла дверь и выползла на опавшую хвою. Иголки впились в руки и в босые ступни, но она изо всех сил поползла в сторону леса. Между ней и склоном оставалось всего каких-то пять-шесть шагов. Иногда Женя замирала и с тревогой прислушивалась. Кажется, многобожцы пока не заметили её бегства. Она почти добралась до спасительного ската в овраг, как вдруг на куст перед ней опустилась маленькая птичка с золотой полоской на хохолке. Пичуга запрыгала по ветвям, чирикая и заливаясь звонкими трелями.

– Желтоголовый королёк… живой, – выдохнула она невольно.

– Куда! – закричали от соседней машины. Она тут же вскочила на скованные ноги и бросилась вниз по склону. Неловко переваливаясь через голову и рискуя удариться о сосны, она кубарем покатилась в овраг. Сверху кричали, язычники преследовали её вниз по склону. Мир вращался, царапал лицо, рвал одежду, забивался талым снегом за шиворот. Пару раз она больно ударилась о деревья, но продолжала катиться, пока склон не закончился.

Дальше в лес! Женя поползла, закусив губу, но спрятаться было негде. Её схватили за ноги и резко перевернули на спину. Мужик с бородой и курчавыми волосами прижал её к влажной хвое.

– Куды навострилась, бойкая ты нася! – с присвистом сказал он.

– Плечо не трогай! – окликнули сверху. Бородач оглянулся и крикнул в ответ.

– Да я бережно, друже!

Тотчас Женя пнула его согнутыми ногами, вывернулась и опять поползла.

– Ах ты, свербигузка! – только и охнул язычник. Он снова схватил её за скованные лодыжки, она заорала и продолжала брыкаться, пока её тащили назад.

– Да ты постой-постой, красавица моя! – смеялся подбегавший молодой язычник в пальто, сплошь обшитом металлическими чешуйками. – Дай мне наглядеться, радость, на тебя… перед тем как червячным ходом улезешь.

Теперь Женю держали уже в четыре руки. Она тяжело дышала, в золотистые волосы забились иголки, лицо «украсилось» жирными разводами грязи. Рядом согнулся молодой многобожец с тёмной бородкой и внимательными серыми глазами. Он аккуратно откинул её пряди со лба и оттёр грязь рукой.

– Будь здрава, Родная, – широко улыбнулся он.

– И тебя спаси Бог, – откликнулась Женя.

– Ты зачем побежала? Мы ведь заботились о тебе, на дороге от Нави спасли, перевязали, а ты бежать.

– Это ваша «забота»? – подняла Женя запасться в наручниках.

– Не поверишь – забота, – не смутился язычник. – Когда мы Навь отогнали, из всего вашего каравана ты одна уцелела, но выживешь или нет – кто же знал? Подземники чем-то тебя отравили, у тебя судороги начались, ты хрипела всю ночь. Двое дружинников еле как удержали, когда из броненосца тебя вытаскивали.

– Ты сказывай дальсе ей, Воисвет. Дальсе-то антиреснее! – с ухмылкой подталкивал бородач.

– Дальше… – кивком согласился язычник, – положили мы тебя в машину, только пришлось обувь снять, иначе ты бы нам весь салон разнесла. Ночью у тебя поднялся жар, сильно бредила, кожу себе оцарапала, видишь? – он оттянул ворот свитера и потрогал запёкшиеся борозды на шее Жени. – Всё звала кого-то, просила на свет показаться. И голос у тебя был такой – любой зверь позавидует. Вот и пришлось на тебя наручники нацепить, тут уж не обессудь. Кое-кто из наших вообще предлагал застрелить тебя, как бесноватую.