Утро ясное и живое. Утро, дарующее надежду. Снег растаял, поднялись травы. В вечно зелёном царстве хвойного леса переливаются трели согретых весенним солнышком птиц. Сава шёл вдоль лесного ручья и дышал свежим смоляным запахом сосен, журчащей воды и белых огоньков первоцветов.

Сначала он думал, что отыскать Сирин будет несложно. Любой Навий охотник увидит следы на влажной траве или надломленные ветки кустарника. Но вот уже и утро прошло, а Сава всё также пробирался по лесу. Сирин нарочно запутывала следы для любого, кому захотелось бы её отыскать. Она достаточно прожила вместе с племенем, чтобы выучить повадки Навьих охотников. Вот тропинка огибает раскидистый куст, но выводит к оврагу, на другой стороне сломаны ветви, будто Сирин перелетела яму на крыльях. Но попробуй сам спуститься в овраг – костей не соберёшь. Вот разорванная паутинка с капельками росы – след очевидный, но сильно уклоняющий в сторону, где воняет болотной тиной.

Всякий охотник, кто не знает лукавства Сирин, обманется, но только не Сава. Он научился предугадывать её появление, когда другие этого не замечали. Сначала он только в шутку разыскивал гнёзда, где дремлет ночная птица. Затем нарочно высматривал Сирин в сумерках леса, пусть часто оглядывался напрасно. Никто не мог сказать Саве, что так начинается любовь и сам он не признавался себе, что и вправду любит. Ему хотелось прижать хрупкую Сирин к груди и услышать, как стучит её таинственное и манящее сердце.

Но любая охота рано или поздно заканчивается, когда поймаешь добычу и оборвёшь её нить. Если ненадолго представить лес льняным полотном, сотканным из мириады подобных нитей, то каждый скрип дерева, каждый свист птицы, каждый шорох звериного шага образуют узор. И Сава разыскал в этих лесных узорах дорогу к неглубокой пещере возле ручья. Должно быть Сирин считала её надёжнейшим из укрытий.

Здесь он впервые услышал, как она пела. Вернее, она только протяжно мычала сомкнутыми губами. Больше всего её мурлыканье походило на колыбельную, которой Сава ни разу не слышал в подземельях Нави.

Он подкрался совсем близко ко входу, любой подземник давно бы учуял его, но только не Сирин без Звериного Духа. Понимание, что её секретное место раскрыли, пришло, лишь когда Сава заслонил свет от входа. Сирин вздрогнула, что-то быстро сломала в руках и отбросила прочь маленькие комочки глины и лесные веточки. Обхватив худые колени, они сжалась на шкурах возле дальней стены пещеры и сверлила Саву двумя угольками черноглазого взгляда.

Над старой эмалированной кружкой потрескивала лучина. Выступы стен занавешивались кусками цветной материи, некоторые, очевидно, Сирин похитила из сундуков Старшей Волчицы. Со сводов золотыми и серебряными змейками свисали цепочки, кулоны и кольца, подвешенные на цветной пряже. Сирин будто сорока тащила в гнездовье всё, что блестит. Цепочки постукивали и звенели, когда ветер прокрадывался в пещеру. Сава увидел стеклянные банки на ящиках и флаконы из-под духов, заплесневелый ковёр возле кучи тряпья, служившей постелью, тазы, в которые накапывала вода со сводов, ворох грязной одежды в углу. Между этим всем, поверх всего и повсюду сидели глиняные человечки с пуговицами, маленькими ракушками или ямочками вместо глаз. В дрожащем свете лучины Саве почудилось, будто куклы поворачивают лица следом за ним.

Сирин оскалила зубы. Чужих она не звала и была недовольна, что её гнездовье раскрыли, а значит обязательно разорят.

– Я без спроса к тебе. Да не злись, – неловко попросил прощения Сава и задел головой брякнувшие цепочки. Его зрение было не чета надземному. Он за секунды привык к полутьме и разглядел самые отдалённые закоулки пещеры, лишь на огонь лучины ему было больно смотреть.

Сава рискнул присесть на лежанку возле настороженной Сирин. Она отодвинулась, чёрные глаза глядели с опаской.

– Я за помощью. Ночь костров скоро. Весты мастерят обереги любимым, заплетают туда свои волосы и нашёптывают слова сокровенные. С таким оберегом не сгинешь ни от ножа, ни от пули. А у меня нет никого: ни любимой, ни матери, но жизнь тяжкую чую.

Сирин измерила его недоверчивым взглядом.

– Защити меня от лихого! – не вытерпел Сава. – Заплети мне оберег на удачу! От ворожеи он ещё большую силу имеет.

Сава достал из-за пазухи кожаную суму. В ней он принёс орехи, запечённый картофель и любимое Сирин мясо. Она и не подумала прикасаться, всё ещё сомневалась.

– Я никому не скажу. Заплети оберег, оборони меня, не то сгину, – прошептал Сава, заглядывая ей в лицо. Сирин наконец взяла сумку с пищей и спрятала её под шкурами. Тут же в её руках появился пучочек высушенной травы, лоскут ткани и клубок красных ниток. Ловко складывая фигурку, она не смотрела на Саву. Губы беззвучно нашёптывали обережный заговор, покрытые мелкими татуировками руки стягивали на куколке красные узелки.

Сава засмотрелся на ловкие пальцы. Немая ученица ведуньи совсем не походила на привыкших к размеренной жизни вест. Женщины Навьего племени могли разбудить в себе Волка, как и охотники, но лишь в объятьях мужей, чтобы сделать близость ещё более страстной. У Сирин не было второй души, она никого не манила волчьим взглядом или хищной улыбкой, но от этого влекла Саву ещё сильнее. Одна беда – между ними стоял человек, который ни с кем не делился.

– Яр сподличал по пути, он не честно меня обогнал, – вспомнил Сава ночь испытания. – Он тебе сделал больно?

Клубок выпал у Сирин из рук, Сава нагнулся и подхватил его и вернул со словами:

– Яр со всеми жесток, кто с ним рядом. Пусть он смелый и сильный, пусть Великих Зверей подчинил, но сам – лиходей и безумец. Дивлюсь, что ты его полюбила. А может и не любила? Ведунья тебя заставляет любить?

Сирин фыркнула и вытащила из застёжки на юбках клинок. Она срезала прядку чёрных волос со своей головы и заплела её в куколку.

– Ты не любишь Яра! – вдруг уверился Сава. – Пусть ходишь за ним, пусть греешь его на ложе, но будь ты свободна – не вцепилась бы в вымеска, выбрала кого-то иного! У ворожеи тоже может быть муж.

– Хых! – ухмыльнулась она, словно Сава сказал какую-то глупость и не мог даже представить, как крепко жизнь Сирин сплетена с Яром. Всё равно что травинки в свадебном обереге.

Она почти заплела куколку, осталось немного. Тем же ножом, которым срезала волосы, Сирин уколола себя за указательный палец и начертила на голове, животе и груди травяной куклы заветные руны и зашептала над ней. Закончив нашёптывать, Сирин надела травяной обережек на шею Саве. Он благодарно кивнул, но тут она взяла его за голову и поцеловала. Сава обомлел, но не растерялся и сжал её грудь, но тут же получил рукояткой атама под рёбра. Поцелуй полагался для скрепления оберега, Сирин не собиралась становиться вестой по-настоящему.

– Уразумел, – охнул Сава, потирая ушибленный бок. Оценив его взглядом, Сирин кивнула. Теперь ему не было смысла оставаться в пещере, но Сава не спешил уходить. Он оглянулся, глаза глиняных кукол под светом лучины блестели. На веточках вместо рук затянуты петельки из красных и белых ниток, но ни одной чёрной. Сава понял, что значат куклы для Сирин и по наитию встал перед ней на колени, схватил её за руки и заглянул в удивлённо округлившиеся глаза.

– Давай убежим! Зачем себя мучаешь? – задыхался он от волнения. – Зачем тебе Яр? Он бессовестный! Убежим далеко и будем жить вместе! Пищу сумею добыть, свою нору выроем или избу как у оседлых построим, лишь бы в любе с тобой! Хочешь – в избе буду жить, как простой человек, как надземник, токмо бы вместе!

Сирин опешила и испуганно смотрела на Саву. Никто и никогда ей раньше не признавался, никто и никогда не жертвовал ради неё.

– Я сильно сердцем к тебе прикипел! – заверял Сава. – Ты одного Яра видишь, привечаешь его, и зачем?! Он тебя мучает, истязает… а я мучаюсь без тебя! В ласке согрею, только позволь и не будет моей любви жарче! Коли ты птица ночная, так при тебе сторожем буду, слугой, от дурных взоров и бурь тебя охраню!