Недан обернулся к одному из сыновей и велел.

– Приведи Леньку-то! Пущай сам всё расскажет.

– Да на кой хрен мне его сиротские россказни? У меня ни минуты лишней на тебя нет, – Берислав вытащил и поглядел на часы без ремешка, которые хранил в подсумке на поясе. На берегу караван провёл двенадцать минут, а задержек больше часа он себе не позволял.

– Нет, вы послушайте, чего скажет! Я ведь о том говорю, что Лень видел, кто колодцы травил! А может не их, но тех, кто к нам ночью из лесу подбирался. Говорю же я вам, что он крайний на берег пришёл, а в лесу капище видел – не Родное, не наше, никто из наших такого бы не сварганил!

– Что за капище? – насторожился Воисвет. Лицо Берислава сморщилось от досады. Теперь он жалел, что свернул с дороги на Аруч.

– Сейчас Лень вам расскажет. Да вон же, ведут его, вот!

И правда, к кострам из толпы вытолкали мальчишку. Сын Недана тащил его за руку, малец выглядел жалко, на вид Зим двенадцать, не больше, кожаная рубашонка болтается без пояска, штаны короткие, до лодыжек, на голове шапочка, из-под неё рыжие патлы торчат, и сумка через плечо.

– Да не пойду я! – запищал Лень.

– Иди! Иди, тебя просят! Дружинники с Китежа, все в чешуе. Не уважишь – сломают!

Видя, что его упорство заметили, Лень выпрямился, одёрнул рубаху и сам бойцом зашагал к каравану. Лицо курносое и веснушчатое, серые глазки остро зыркают из-под пушистых медных ресниц.

– Гой вам, дяденьки, чего надо с меня? – остановился Лень в пяти шагах, но Неданов сын подтолкнул его ближе.

– Экий ты плоский да тощий, – фыркнул Берислав.

– Так ведь, как говорится: «Сладки гусиные лапки! – А ты их едал? – Нет, не едал, а мой дедушка видал, как дружинник едал...», – улыбнулся мальчонка и тут же получил затрещину от Недана, так что шапочка съехала на глаза.

– Не слухайте его, добры люди! Несёт, что на язык попадёт – хуже бабы!

– И откуда же ты такой мелкий да дерзкий на белый свет взялся? – обшарил его Берислав глазами.

– А из Тавритского городища! – подтёр нос парнишка. – У нас в Таврите все такие плоские ходят, животы к спине из-за податей Китежу поприлипали. Вот батька мой прошлым летом рыбу ловить подвязался к артельщикам, но видать на берегу его кого-то умеючи по башке тюкнул и концы в воду. До Зимы с мамкой ждали – не дождалися. На честном слове Зиму прожили, хлеб из пыли пекли, да похлёбку с паучками хлебали, а весной голодный бунт в Таврите случился. Тут и мать мою дружинники по голове кистенём отходили. Два дня пролежала, а на третий день померла. Вот и остался я один в Явьем мире. Как был, так и пошёл к реке, артельщиков поискать. Авось примут? К берегу вышел, здесь люди… пожалей сироту, накорми, как Радогостом завещано!

– Слыхали мы, как ты жрать добываешь! – засмеялись на машинах дружинники. Ленька потупился и пробубнил.

– Проголодаешься, так всяко хлеба добыть догадаешься.

Берислав громким вопросом оборвал смех дружинников.

– Это из-за тебя, что ль, костры днём палят?

– Да не… хотя да, видел я кое чего, так что со страху все поперетруха́ли.

Лень достал из-под рубахи затёртый шнурок, на котором, как перевёрнутая буква «А», висел оберег, и сунул его в рот для спокойствия. Королёк опустился к волхву на плечо, зачирикал. Берислав узнал символ Велеса, покровителя скотоводов, испокон Зим почитаемого в Таврите. Но после войны против Вана и христиан, тавриты лишились былого богатства. Да что христиане! Христиане отвоевались и ушли обратно за Кривду, а окольничий, наместник китежский, у тавритов, что при Ване, что при Берегине, правил жестоко. Голодные бунты вспыхивали в прежде богатой общине чуть ли не каждое лето, семьи скотоводов бежали, на детинец точили зубы засевшие в развалинах бунтовщики. Рассказу Леньки вполне можно было поверить.

– Дело как было-то… – продолжал рыжий мальчишка, – иду я, значит, по лесу, хищного зверя выглядываю или ещё какую беду на дорожке, и тут на поляночку вышел, а вернее на пустырёк не заросший. На пустырёчке том яма глубокая вырыта, водою залита, по углам четыре столба стоят из чёрного дерева. Никогда я таких столбов раньше не видывал, ни в Таврите, ни где ещё. На одном столбе вырезан дед – в руках палка, под правой ногой мураши, а под левой вороны. Усы у деда серебряные, глаза пустые и морда злющая такая, что поставь парное молоко рядом –скиснет! Нехорошо мне на душеньке стало, боязно, вот я и утёк. Неделю тут при добрых людях приживался, а давеча по темноте белого человека увидел: стоит смотрит на деревенских из лесу, кожу на нём как содрали, алое всё, за малым сукровицей не сочится.

– Вот ведь ты мелешь, – скривился Берислав.

– Истинный свет тебе говорю! Предками, Совестью, Родом, Мокошью, Стрибогом и всеми ветрами его заклинаю, нешто не веришь?! – округлил серые глаза пацанёнок.

– Ночью над лесом зарево было в той стороне, о которой Ленька брехал, – указал Недан на верхушки деревьев. – Кто-то возле нас во тьме ходит. Мы следы утром сыскали, трава примятая, но никто Белого не видал, один токмо Ленька заметил: может духа углядел, может чудище. Против людей у нас оружие есть, а вот против чудищ и духов токмо огонь. Боимся мы без костров оставаться.

– А чего от нас-то хотите? Чтобы мы духов у вас из-под деревьев прогнали? – снова посмотрел на часы Берислав.

– Вы Дружина, вы на защиту людей в Поднебесье поставлены, – удивлённо сказал одноногий, но пригляделся к равнодушному лицу Берислава и смекнул, что дружинники не хотят помогать или не могут. – Братцы, Родные, не бросайте вы нас! Прошлую ночь еле как пережили. При вас сила, а при нас два ружья да винтовка. Ведь ежели по темноте Белые эти сюда скопом заявятся, чем же нам отбиваться? Нам же деться-то некуда с бабами и детьми! Ни стен, ни ограды ещё не успели поставить, куды людей деть?!

– Даже часа на тебя нету, – отвернулся Берислав. – Мне к сроку нужно быть в Китеже. За опоздание головой, жизнью своей отвечаю. Из Аруча к вам на подмогу пошлю.

– Так и мы здесь жизнью заплатим! – закричал Недан в отчаянье. – В Аруч давно посылали, да никто же ещё не вернулся. А вы, как доедите, так аручи через день-два токмо помогут. Тяжко мне, знаю, что нет у нас энтого дня. Рядом зло рыскает, а нам бежать больше некуда. Да что же вы, Родноверные, своих братьев бросаете!

Берислав не ответил, только жестом указал бойцам вернуться в машины. Захлопали двери, гулко затарахтели моторы. Видя это, Недан отбросил костыль и тяжело повалился на камни.

– Батя, да ты чего! – сыновья подскочили к отцу, Ленька посторонился, два брата пытались поднять Недана, но тот, отталкивая их свободной рукой, продолжал корчиться на уцелевшем колене.

– Не трожь! Я сам обморозился, но детей своих вырастил. От отравы колодезной жену и младшенького не уберёг, а старшеньких хоронить не хочу! Хочешь ты, воевода, на коленях тебя молить буду. Оставь хоть шестерых солдат нам в охранение, хоть бы чем помоги!

– Встань, – велел Берислав и кулак его сжался.

– Не встану! На меня наплевать, на стариков, на баб, так хоть малых детей пожалей. Защиты просим, дружинники! Век тебя славить буду, коли поможешь, или век проклинать, коли сирых оставишь. Что ты за воин такой, коли делаешь не по чести!

– Встань и честью моей не торгуй!

– Не встану!

Берислав ринулся на него, но Воисвет его перехватил.

– Обожди, Берислав, потолковать надо. Хочешь не хочешь, а задержать груз придётся.

– Ещё один указчик нашёлся! Мало тебе? Шёл бы ты со своими задержками знаешь куда и к какому лешему, волхв?!

– Так ведь не зря при каждом воеводе волхв ставлен, – и бровью не повёл Воисвет. – Кто же ещё сильным мира сего хорошим советом поможет, когда придёт час выбирать? Говорю тебе, Берислав, не ставь груз выше живых людей, слушай волхва, ибо волхв следит зорко, не отошёл ли ты от Всебожия, а с тем не отошёл ли ты от самой Ксении, веру Предков для Родного народа в жизнь претворяющую.

– Одолел, гад! – сбросил Берислав ладонь Воисвета с плеча. Но Берегинино имя сработало. Он оглядел народ у костров, вставшего на колени Недана и свой готовый к отправлению караван. Речи волхва смутили Дружину. Они исполнят любой приказ воеводы, но к тяжести серебра прибавится ещё и тяжесть вины за брошенных без подмоги людей.