– Убийца, – шёпотом вырвалось у неё, и она отступила. Молодой Шатун спал с лица. Василий резкое её оттолкнул, передёрнул затвор и приставил автомат к лбу бандита. Шатун глядел лишь на неё.

– Девочка, на губи…

– За что ты их убил? – с трудом дышала она.

– Пули на такую мразь жалко… – прошипел Василий.

– Ну, стреляй! – вдруг истерично завопил парень. – Стреляй, падла! Слабо тебе? А я бы нажал! И белобрысой шалаве твоей башку снёс! Что ты зенки-то вылупила на меня, а?! Откормленная, холёная! Золотом своим подавитесь, жрите его вместо харчей! Я бы за глотку вас, своими руками, не то что из автомата! Кур-рва-а!

Лицо его покраснело от ярости, он подался вперёд, жилы выступили на шее.

– Жми на курок! Твою мать… да не убивай! Не убивайте меня! Не-ет!.. – вдруг уткнулся он головой в землю, завыл и задёргал плечами. – Я жить хочу! Не пожил! Пожалейте меня! Жизни мне, люди!

– Да вали ты его, на кого тут смотреть? – засмеялись поблизости Волкодавы. – Зря, ей Бо, притащили!

– А вон, пусть Женька скажет за что мне его щадить, – весело оглянулся Василий.

Женя содрогнулась. Охранники смотрели на неё, как один. Ей бы уйти с глаз долой, но тогда бы Шатуна тотчас застрелили. Она трудно дышала, к горлу подкатил ком. Она видела перед собой убийцу и помнила казни. Василий с насмешкой Ждал. Вместо того, чтоб сбежать, она подошла и опустилась перед грызущим кладбищенскую землю Шатуном на колени и подняла его за плечо. Волкодавы притихли.

– Каешься за грехи, которые совершил?

Шатун будто глотнул свежего воздуха и горячо заговорил.

– Каюсь, клянусь, присягаю! Изменюсь, замолю, только жизни мне дай! Я тебя сам за святую возьму, кого встречу – всем рассказывать буду!

– Вот сучье вымя… – выругался Василий.

– Есть мать у тебя? – не слушала тысяцкого Женя. Парень отчаянно закивал, но тут же осёкся и единожды мотнул головой.

– Померла с голоду... запасов до весны не хватило… брат у меня живой есть! – он тотчас встрепенулся, глаза заблестели надеждой. – Я к нему вернусь, он и примет! Отпустите меня, век за вас молить буду, люди!

– Чтобы ты нам потом, падаль, в спину стрелял? – выплюнул Василий. – Видели мы таких!

Женя по-прежнему держала Шатуна за плечо. Она старалась вызвать ту красную темень, которая показывала ей прошлое. Вот в слабом отблеске ей привиделся снег, путник с поднятыми руками – его грабили, и рука, которую Женя сжимала, целилась из оружия. Ладонь Жени соскользнула с плеча. Парень выискивал в ней глазами спасения, но увидел в её лице только скорое будущее. Бородатый Шатун, стоявший поблизости на коленях рядом, отодвинулся дальше. Волкодавы наблюдали со стороны. Егор не вытерпел первый.

– Василий, я с тебя в Обители спрошу! Убери оружие, быстро!

– А чего спрашивать? – ледяным тоном обронил он. – Пусть Женька скажет, есть за что Шатуна щадить или нет?

– Я... – начала было она, но голос подвёл. Пока она глубоко не смирилась, не нашла в себе истину – не договорила. – Уповаю на промысел Божий. За веру в его искупление есть за что пощадить. Пусть идёт, не стреляйте.

Шатун сам не поверил ушам и задышал чаще.

– Но, если согрешишь снова… – сжала она его за руку, – больше раскаяться не успеешь.

– Вот, значит, как… ну что же, кто решать не умеет, тому и подчиняться не будут, – убрал автомат Василий.

Шатун озирался по сторонам, ещё не веря, что его отпускают. Волкодавы с молчаливой угрозой не сводили с бандита глаз. Тысяцкий гаркнул отрывисто.

– Пшёл! Не приведи Бог тебе ещё с нами встретиться. Сунешься в крещёные земли – завалим, как бродячего пса.

Шатун сорвался с места, оглядывался и перебирал ногами в обмотках, пока не скрылся за берёзовой рощей.

Женя посмотрела на заросшего бородой пленника. И его можно было бы отпустить, если уж полагаться на Бога, но она захотела узнать, в чём он может быть виноват. Но лишь только она хотела взять разбойника за плечо, как тот шарахнулся прочь.

– Уходь, гадуница! До меня не касайся! – ощерил он гнилые зубы. Как только Женя хотела дотронуться, он отдёргивался, вдруг вскочил и угрожающе замахнулся.

Хлопнул выстрел, косматая голова откинулась на затылок, тело шлёпнулось оземь. Женя вздрогнула и зажала ладонью ухо. Гром выстрела оглушил её, как никогда прежде. Через жуткий звон в голове она расслышала, как Егор бранится с Василием.

– Резвый какой! По всей харе татуировки расписаны, образина. Едва не напал, – смеялся тысяцкий.

– Ты им не судья! – злился Егор. – Чего рядом с Женькой стреляешь?!

– Что не говори, а разбойник и правда мог дочери Настоятеля навредить, – убирал оружие Василий. – К такой падали лучше близко не подходить, больно рискуешь. Я же говорил, надо их сразу кончать, нечего в дороге расспрашивать.

– Ты мёртвых воскрешать умеешь? – задалась Женя. Василий оглянулся на кладбище и ничего не ответил. Убитых Шатунов стащили в ими же разграбленные могилы и прикопали. До сумерек оставалось немного. Василий проверил каждого убитого Шатуна и обнаружил ещё нескольких христиан. Остальные либо не носили кресты, либо оказались из невегласе. Ничего интересного не отыскалось. Некоторые из застреленных имели на теле татуировки животных, значит тоже были родом с дикого севера.

Однозарядные винтовки и самодельные дробовики монастырского производства когда-то выменивались торговыми караванами в мелких общинах. Бандиты отняли их у оседлышей или стащили – неважно: всё добытое вернётся назад в арсенал.

Пока Волкодавы собирали трофеи, Женя с Егором под охраной Василия дошла до окраины кладбища. Старый танк, как и на рисунке, зарылся в землю кормой, башня развёрнута вправо, орудие высоко задрано, люки открыты. В крышке моторного отделения зияла пробоина с оплавленными краями. Какая-то неистовая сила ударила по танку сзади и буквально впечатала машину в землю. Гусеницы рассыпались мелкими звеньями, грязевиков нет, как и фальшбортов, как и ящиков для инвентаря и наружных баков – совсем ничего, что можно было бы содрать без промышленных инструментов.

– Кто его сжёг? – спросила Женя рядом со старой машиной.

– Если бы знать… из чего-то подбили. Сам танк из Небесной Дружины, – Василий обошёл машину вокруг и остановился перед орудием. – Отголосок войны… приехал сюда, когда ещё воевода Ладон Серого Повелителя бил на перевале.

Вокруг танка росла трава красно-рыжего цвета, такую же Женя видела на Вороньей Горе. Щетина жгучей травы поднималась сантиметров на десять. В носоглотке защипало, стоило чуть её придавить, запахло гнилым мокрым железом.

– Сыпуха растёт, значит когда-то здесь прогорело топливо. На отравленной ядом земле, говорят, больше ничего прижиться не может, – Женя обошла траву и остановилась у танка, где передние катки задрались. Под ним не росло ни единой рыжей травинки. Прошлогодние листья плотным бурым ковром выстилали правильный прямоугольник.

– Проверим здесь, – указала Женя. – Если землю тревожили или хорошенько перекопали, то сыпуха не прорастает, или же тут земля совсем не горела.

– Ох и тяжко с вами, – проворчал Василий, но развернулся к Старому Кладбищу и окликнул Волкодавов. – Антон, тащи лопаты сюда! Да, те, что у Шатунов отобрали! Возьми ещё пару ребят с собой!

Через минуту к ним подбежал круглолицый Антон, который ещё подводил учёт убитой Нави в автобусе. В руках он принёс по лопате, за ним пришли ещё два Волкодава. Они принялись за работу и начали раскапывать указанное Женей место.

– Чего ты найти хочешь? Клад? – усмехался Василий, поглядывая, как она суетится. – Метку-то отыскала какую: трава не растёт. Может быть её просто звери поели?

– Звери сыпуху не едят, она ядовитая, – помогала Женя лопатой. – И семенами и соками её долго дышать нельзя, от сыпухи голова болит и видения начинаются.

Видения, голоса в старой часовне… Женю вдруг озарило – всё ведь могло быть из-за сыпухи! Ей очень хотелось найти разумное объяснение четвероногому призраку с пылающей мордой. Но как быть со слухом? Ведь она слышала врагов за версту, а сыпуха обострить слух не может. Лопата стукнула о металл. Из-под земли показался круг с двенадцатью кривыми лучами, вмонтированный в крышку контейнера.